Я кивнул в сторону окна:
— Только что видел, как Билкнэп свернул в сторону, чтобы не повстречаться с тобой.
Барак рассмеялся:
— Да уж, этот тип всякий раз поспешно спасается бегством. Боится, что я напомню ему о тех трех фунтах, которые он вам задолжал. Вот же мерзавец! — Глаза Джека ехидно блеснули. — Теперь вам следовало бы потребовать с него уже четыре фунта, учитывая, насколько обесценились деньги.
— А знаешь, по-моему, на самом деле у нашего друга Билкнэпа не все в порядке с головой. Вот уже два года он сознательно выставляет себя на посмешище, старательно избегая меня, а теперь уже и тебя, из-за какой-то ничтожной суммы.
— Ага, но при этом он становится все богаче. Говорят, что Билкнэп продал часть своего золота монетному двору для перечеканки и что теперь, после того как предоставление ссуд с процентами было объявлено законным, не брезгует ростовщичеством: раздает много денег в долг тем, кому нужны средства для уплаты налогов.
— В Линкольнс-Инн немало таких, кому срочно потребовались деньги, чтобы оплатить «добровольный» побор. Слава богу, что мне самому хватило на это золота! Тем не менее согласись: поведение Билкнэпа не свидетельствует о здравом рассудке.
Барак бросил на меня проницательный взгляд:
— Что-то вам постоянно мерещатся повсюду безумные. Это все потому, что вы уделяете слишком много времени Эллен Феттиплейс. Вы уже ответили на ее последнее письмо?
Я нетерпеливо махнул рукой:
— Только не надо снова заводить старую песню. Да, ответил и завтра опять навещу эту несчастную, которая вынуждена жить в Бедламе.
— Пусть она и обитательница Бедлама, но вас водит, как опытный рыболов рыбу на леске. — Джек посмотрел на меня серьезными глазами. — И вы знаете почему.
Я решил сменить тему:
— Только что выходил погулять. На полях Линкольнс-Инн сегодня был военный смотр. Офицер грозился сдать в копейщики тех, кто не упражнялся в стрельбе из лука.
Барак ответил с пренебрежением:
— Властям прекрасно известно, что постоянно стрельбой занимаются только те, кто любит это занятие, какие бы законы ни издавал король. Стрельба — тяжелый труд, и в ней следует регулярно практиковаться, чтобы достичь каких-то успехов. — Он снова серьезно посмотрел на меня. — Не следует настаивать на исполнении слишком непопулярных законов. Вот лорд Кромвель[7] понимал это и никогда не перегибал палку.
— И тем не менее власти упорно настаивают на своем. В жизни не видел ничего похожего. Буквально вчера констебли на моих глазах прочесывали улицу, отлавливая бродяг и нищих, чтобы по приказу короля отдать их в гребцы на галеасы[8]. А слышал самую последнюю новость: французы высадились в Шотландии и шотландцы уже готовятся выступить против нас?
— Действительно, самую последнюю, — насмешливым тоном повторил Барак. — И кто, по-вашему, распространяет эти истории о грозящем нам вторжении французов и скоттов? Да, чиновники самого короля, вот кто. Должно быть, для того, чтобы народ снова не возмутился, как в тридцать шестом году[9]. Против налогов и порчи денег. Вот, поглядите-ка сюда. — Он запустил руку в кошелек, достал небольшую серебряную монетку и звякнул ею об стол.
Я подобрал денежку и внимательно рассмотрел ее: на меня глянуло упитанное, щекастое лицо короля.
— Один из новых шиллингов, так называемый тестун, — пояснил Барак.
— Такого я еще не видел.
— Тамазин вчера ходила с мамашей Маррис за покупками в Чипсайд. Этих новых шиллингов там полным-полно. Смотрите, какой он тусклый! В серебро добавили столько меди, что теперь за такую монету дают товара только на восемь пенсов, а не на двенадцать, как раньше. Цены на хлеб и мясо взлетели выше крыши. А хлеба еще и не хватает после всех этих реквизиций в пользу армии. — Карие глаза Барака гневно блеснули. — А куда, спрашивается, ушло лишнее серебро? На оплату кредитов германских банкиров, ссудивших королю деньги.
— Ты и в самом деле считаешь, что никакого вторжения французского флота не будет?
— Будет не будет… Не знаю, — вздохнул мой собеседник, а потом, после короткой паузы, вдруг объявил: — Кажется, меня хотят забрать в армию.
— Как так?! — насторожился я.
— В прошлую пятницу констебль с каким-то военным обходили дома в нашем околотке, переписывая всех мужчин подходящего возраста. Я объяснил им, что женат и что мы ждем ребенка. Однако вояка сказал, что на вид я вполне годен для службы. Я велел ему проваливать, буквально вытолкал взашей. Беда в том, что вчера он приходил снова, и Тамазин видела его. Выглянув в окно, она не стала пускать его в дом.
Я вздохнул:
— Чрезмерная самоуверенность однажды тебя погубит.
— То же самое и Тамазин говорит. Однако сейчас ведь женатых мужчин с детьми в армию не призывают. По крайней мере, не всех.
— Дело представляется мне серьезным. Я думаю, что попытка вторжения состоится… иначе зачем набирать все эти тысячи солдат? Будь осторожен, Джек. Похоже, французы и впрямь настроены решительно.
Барак явно возмутился:
— Ничего подобного не случилось бы, если бы король в прошлом году не потащился во Францию! Сорок тысяч солдат переплыли на другой берег Ла-Манша, и что в результате? Они бежали обратно, трусливо поджав хвосты, если не считать бедолаг, застрявших в Булони. Да все считают, что нам надо сократить военные расходы, оставить Булонь и помириться с французами, однако король ни в какую не хочет. Кто угодно, только не наш Генрих!
— Абсолютно с тобой согласен.
— Помните, как прошлой осенью вернувшиеся из Англии солдаты, в лохмотьях, больные, лежали вдоль всех дорог, ведущих к городу? — Лицо Джека посуровело. — Нет уж, со мной такого не будет. Не пойду я в армию, не дождетесь.
Я посмотрел на своего помощника. Пожалуй, в былые времена Барак вполне мог воспринять войну как увлекательное приключение. Но только не сейчас.
— И как выглядел тот военный, который к вам приходил? — поинтересовался я.
— Рослый детина лет сорока, при черной бороде и в мундире лондонского городского ополчения. По виду опытный солдат.
— Похоже, именно он командовал и сегодняшним смотром. Серьезный человек. Я бы не стал с ним шутить.
— Ну, если он занят отбором новобранцев, то, скорее всего, на новый визит ко мне ему времени уже попросту не хватит.
— Надеюсь на это. Но если он вернется, тебе придется обратиться за помощью ко мне.
— Спасибо, — негромким голосом поблагодарил Барак.
Я протянул руку к письму, остававшемуся на уголке стола:
— В свой черед, мне хотелось бы узнать твое мнение об этом.
Я передал ему письмо.
— Это, часом, не очередное ли послание от Эллен? — уточнил мой собеседник.
— Посмотри-ка на печать. Тебе уже приходилось ее видеть.
Он поднял на меня глаза:
— Печать королевы. Это от мастера Уорнера? Новое дело?
— Прочти. — Я сделал паузу. — Оно тревожит меня.
Барак развернул бумагу и вслух прочитал:
«Я была бы очень рада в частном порядке получить от Вас совет по одному личному делу. Приглашаю Вас, Мэтью, посетить меня в Хэмптон-корте завтра, в три часа пополудни».
— Но оно подписано…
— Вот именно. Записку прислала королева Екатерина, а вовсе не адвокат Уорнер.
Барак прочитал текст еще раз:
— Никаких подробностей, информации совсем мало. Но королева говорит о каком-то личном деле… ни малейшего намека на политические обстоятельства.
— Однако у нее, должно быть, имеется серьезная причина для беспокойства, заставляющая писать собственноручно. Не могу не вспомнить, как в прошлом году королева отправила Уорнера защищать интересы родственника ее служанки, которого обвинили в ереси.
— Но ее величество обещала, что впредь не станет вмешивать вас в подобные дела. А она из тех, кто умеет держать свое слово.
Я кивнул. Больше двух лет назад, когда королева Екатерина Парр еще была леди Латимер, я спас ей жизнь. В знак благодарности она обещала стать моей покровительницей и впредь никогда не привлекать меня к делам, имеющим политическую подоплеку.
— И давно ли вы видели ее величество в последний раз? — спросил Джек.
— Еще весной. Она удостоила меня аудиенции в Уайтхолле, дабы поблагодарить за то, что я успешно распутал то сложное дело, касающееся ее владений в Мидленде. Потом, в прошлом месяце, королева прислала мне свою книгу. Помнишь, я показывал тебе? Называется «Молитвы, или Размышления».
Мой собеседник скривился:
— Мрачная штуковина.
Я печально улыбнулся:
— Не спорю. Признаться, раньше я даже толком не понимал, насколько ею овладела меланхолия. Королева вложила в книгу записку, где выражала надежду, что она обратит мои мысли к Богу.
— Ее величество не станет подвергать вас риску. Наверняка какое-нибудь очередное разбирательство, связанное с землей, вот увидите.
Я благодарно улыбнулся. Барак с юных дней изучил изнанку политической жизни, и я ценил его утешение.
— Вам предстоит за один день навестить и королеву, и Эллен Феттиплейс! — пошутил он. — Придется изрядно потрудиться, чтобы все успеть.
— Да уж. — Я взял у него письмо и, вспоминая свой последний визит в Хэмптон-корт, ощутил, как страх перед новым визитом в эту загородную резиденцию стискивает мой желудок.
Глава 2
Закончив чтение последнего дела уже поздним вечером, я присыпал собственные заметки песком. Барак и Скелли давно разошлись по домам, и я направился по Канцлер-лейн в сторону своего дома.
Стоял идиллический летний вечер. Два дня назад отмечали Иванов день, однако в этом году традиционные костры и прочие празднества по велению короля существенно сократили. В городе ввели комендантский час: ночью по улицам ходили дополнительные патрули, чтобы французские шпионы не могли устраивать поджогов.
Оказавшись возле дома, я подумал о том, что, переступая порог своего жилища, больше не испытываю радостного подъема, который ощущал при жизни Джоан, — его скорее сменило некое раздражение. Я отпер дверь. Дочь моего эконома, Джозефина Колдайрон, стояла в прихожей на тростниковой подстилке, скрестив на груди руки, с отсутствующим и слегка озабоченным выражением на круглом лице.