— Миледи, меня учили тому, что адвокату положено, невзирая на лица, вести дело любого клиента. Адвокат обязан быть, так сказать, нейтральным, ибо любой человек, добрый или злой, имеет право на то, чтобы его дело было верно изложено в Королевском суде.
— Однако у адвоката должна быть совесть, сэр, ему положено знать в сердце своем, справедливо или нет дело той стороны, которую он защищает! — пылко воскликнула юная королевская дочь. — Если к вам придет некий человек и вы увидите, что он руководствовался в своих поступках злобой и недоброжелательством, вы ведь не станете действовать против его противника таким же образом, желая просто запутать несчастного в терновых объятиях закона ради получения вознаграждения?
— Мастер Шардлейк по большей части ведет дела бедняков, Елизавета, — мягко вступила в разговор королева. — В палате прошений.
— Но, мама, ведь дело бедного человека точно так же может оказаться несправедливым, как и дело богатого?
— Действительно, закон — вещь путаная, — признал я, — быть может, и в самом деле чересчур сложная для блага рода людского. Справедливо также, что некоторые мои коллеги покоряются жадности и думают об одних только деньгах. И все же долг требует от адвоката найти справедливые и разумные моменты в деле своего клиента, дабы он мог уверенно защищать его интересы. Таким образом, адвокат может успокоить свою совесть. А справедливое решение принимают судьи. И справедливость — это великая вещь.
Внезапно Елизавета победоносно улыбнулась:
— Благодарю вас за ответ, сэр, я обдумаю его. Я задала сей вопрос только потому, что хочу учиться. — Она помедлила. — И все же я полагаю, что найти правосудие непросто.
— В этом, миледи, я совершенно с вами согласен.
Екатерина прикоснулась к руке девочки:
— Теперь тебе надо идти, иначе мастер Тимоти возьмется за поиски. А мы с сержантом[12] Шардлейком займемся делом. Джейн, ты проводишь ее?
Елизавета кивнула и улыбнулась королеве, на мгновение превратившись в обыкновенного ребенка своих лет. Я вновь низко поклонился. Одна из камеристок подошла к девочке и проводила ее к двери. Юная леди шла неторопливым, сдержанным шагом. Собачка решила было последовать за ней, но королева велела животному остаться. Камеристка постучала в дверь, та открылась, и они с Елизаветой исчезли за ней.
После этого Екатерина повернулась ко мне и протянула узкую, в кольцах руку для поцелуя.
— Вы дали хороший ответ, — кивнула она, — однако, быть может, наделили своих собратьев-адвокатов слишком большой самостоятельностью.
— Да. Боюсь, я несколько все упростил, — не стал отрицать я. — Но леди Елизавета всего лишь дитя, хотя и воистину удивительное. Разговаривать с нею интереснее, чем со многими взрослыми.
Королева вдруг рассмеялась, блеснув ровными белыми зубами:
— В гневе она ругается, как солдат! На мой взгляд, этому содействует мастер Тимоти. Но согласна, Елизавета и вправду удивительный ребенок. Она очень наблюдательна. Мастер Гриндал, наставник принца Эдуарда, занимается также и с ней и говорит, что более смышленой ученицы у него никогда не было. А еще эта девочка столь же ловка в физических упражнениях, как и в науках. Она уже следует за охотой и читает новый трактат Роджера Аскэма о стрельбе из лука. Однако иной раз Елизавета сидит задумавшись, и вид у нее при этом такой несчастный и растерянный… — Королева печально посмотрела в сторону закрывшейся двери, и на мгновение я увидел знакомую мне Екатерину Парр: напряженную, испуганную, отчаянно стремящуюся поступить правильно. — Хотя, возможно, я просто сгущаю краски…
— Мир — опасное и ненадежное место, ваше величество, — проговорил я. — Здесь нельзя оказаться слишком бдительным.
— Вы правы. — Слова моей собеседницы сопровождала полная понимания улыбка. — И теперь вы боитесь того, что я вновь отправлю вас в самую гущу наихудших его опасностей. Это заметно невооруженным глазом. Но я никогда не нарушаю данных мною обещаний, мой добрый Мэтью. Я приготовила для вас дело, которое не имеет ничего общего с политикой.
Я склонил голову:
— Вы видите меня насквозь. Даже не знаю, что и сказать.
— Тогда не говорите ничего. Кстати, как обстоят ваши дела?
— Очень даже неплохо.
— Находите ли вы сейчас хоть немного времени для занятий живописью?
Я покачал головой:
— В прошлом году случалось, но теперь… — И, помолчав, я добавил: — Слишком многие заинтересованы в моих услугах.
— Я вижу следы забот на вашем лице.
Карие глаза королевы были столь же проницательны, как и взгляд Елизаветы.
— Это всего лишь те морщины, что приходят с возрастом. Впрочем, над вашим лицом он не властен, ваше величество.
— Если у вас когда-либо возникнут сложности, то я помогу всем, чем только возможно: вам прекрасно известно об этом.
— Меня тревожит одно небольшое дело личного характера…
— Сердечное, надо полагать?
Я посмотрел на сидевших возле окна дам, осознавая, что королева говорит достаточно громко для того, чтобы они могли ее слышать. Ни у одной из них не будет основания донести, что Екатерина Парр имела приватный разговор с неприятным Генриху человеком.
— Нет, ваше величество, — ответил я. — Речь идет совсем о другом.
Королева кивнула, на мгновение в задумчивости нахмурилась, а затем спросила:
— Мэтью, а вам случалось взаимодействовать с Сиротским судом?
Я с удивлением посмотрел на нее:
— Нет, ваше величество.
Суд по делам опеки был учрежден королем несколько лет назад для управления имуществом состоятельных сирот, подпадавших под его юрисдикцию. Не было судебной палаты более продажной и более далекой от всякого правосудия. Именно там, кстати, подумал я, должны находиться документы, удостоверяющие безумие Эллен, ибо опека короля распространялась также и на умалишенных.
— Ну, не важно. Для ведения дела, которое я хочу поручить вам, в первую очередь требуется честный человек, а вам известно, каковы адвокаты, специализирующиеся на опеке. — Ее величество наклонилась вперед. — Возьметесь ли вы за такое дело? Ради меня? Мне бы хотелось, чтобы им занялись именно вы, а не мастер Уорнер, потому что у вас больше опыта в защите простых людей.
— Мне придется освежить в памяти принятые там процедуры. Но впрочем, да, возьмусь.
Екатерина кивнула:
— Спасибо. Вы должны знать еще одну вещь, прежде чем я приглашу вашего нового клиента. Мастер Уорнер говорил мне, что при рассмотрении дел, связанных с опекой, адвокатам приходится путешествовать — ездить в те края, где живут юные подопечные, чтобы собрать… как это называется? Заявления?
— Показания. Это можно сказать о любом суде, ваше величество.
— Мальчик, о котором пойдет речь, живет в Хэмпшире, неподалеку от Портсмута.
Я подумал, что дорога туда из Лондона как раз проходит через Западный Сассекс, родные края Эллен.
Чуточку помедлив, королева продолжила, старательно подбирая слова:
— Окрестности Портсмута в ближайшие несколько недель могут оказаться не самым безопасным местом для путешествия.
— Из-за французов? Говорят, что они могут высадиться где угодно.
— У нас есть свои шпионы во Франции, и они утверждают, что вторжение готовится именно в Портсмуте. Скорее всего, хотя полной уверенности нет. Я не хочу поручать вам это дело, заранее не предупредив обо всем, ибо мастер Уорнер говорит, что показания в данном случае потребуются обязательно.
Я посмотрел на королеву, ощущая, насколько сильно она желает, чтобы именно я взялся за это дело. А если мне заодно удастся проехать через Рольфсвуд…
— Меня это не пугает, ваше величество, — сказал я Екатерине. — Всегда рад услужить вам.
— Спасибо. — Благодарно улыбнувшись мне, она повернулась к дамам. — Джейн, будьте любезны пригласить миссис Кафхилл. — Итак, — снова негромко обратилась ее величество ко мне, — Бесс Кафхилл, встреча с которой вам сейчас предстоит, была моей служанкой в прежние времена, когда я еще являлась леди Латимер. Она ведала одним из наших поместий: сперва на севере, а потом в Лондоне. Эта добрая и верная женщина недавно претерпела огромную утрату. Будьте с нею помягче. Если кто-то и заслуживает справедливости, так это Бесс.
Камеристка вернулась в обществе женщины, которую я видел в приемной. Невысокая и хрупкая на вид, она шла нервной походкой, крепко стиснув руки.
— Подойди сюда, добрая Бесс, — произнесла королева самым приветливым тоном. — Это мастер Шардлейк, опытный адвокат. Джейн, придвиньте, пожалуйста, кресло. И сержанту Шардлейку тоже.
Миссис Кафхилл опустилась в мягкое кресло, а я уселся напротив нее. Она обратила ко мне пристальный взгляд своих чистых серо-голубых глаз, блестящих на морщинистом несчастном лице, и нахмурилась на секунду, быть может заметив, что имеет дело с горбуном. Потом женщина перевела взгляд на королеву и явно смягчилась при виде собачки.
— Его зовут Риг, — проговорила Екатерина. — Правда, красавчик? Погладь-ка его, Бесс!
Неуверенным движением миссис Кафхилл протянула вперед руку и прикоснулась к животному. Песик немедленно завилял плоским хвостом.
— Бесс всегда любила собак, — обратилась ко мне королева, и я понял, что она придержала при себе Рига для того, чтобы помочь своей старой служанке расслабиться. — А теперь, Бесс, — продолжила Екатерина, — поведай сержанту Шардлейку все, что знаешь. И не бойся. Он будет твоим верным другом. Рассказывай ему так, как рассказывала мне.
Откинувшись назад, пожилая дама с тревогой посмотрела на меня.
— Я вдова, сэр, — начала она негромким голосом. — У меня был единственный сын Майкл, прекрасный и добрый мальчик.
Глаза ее наполнились слезами, однако она решительно смахнула их и продолжила:
— Он был очень умным и благодаря милости леди Латимер — прошу прощения, благодаря доброте королевы был принят в Кембридж. — В голосе ее прозвучала гордость. — Закончив учение, Майкл вернулся в Лондон и получил место наставника в семействе торговцев по фамилии Кертис. Они жили в доме у Болотных ворот.