Янис КуунеКаменный Кулак и Хрольф-Потрошитель
Посвящается светлой памяти Сергея Светлова, вице-президента Федерации Русского Боевого Искусства, корифея РОСС (Российская Отечественная Система Самозащиты) и моего друга детства
Допрежь всего
Это вторая книга о похождениях Волкана Кнутнева. И допреж всего для тех, кто не читал первую, поведаем вкратце о том, что в ней излагалось.
Волкан, а по-домашнему Волькша или, как звала его мать, Варглоб, родился в семье венедского[1] самоземеца Годины и латготки[2] красавицы Ятвы, кои благоденствовали в любви и достатке в маленьком городце Лбдонь, что стоял при впадении речки Лбдожки в Волхов.
При рождении Лада-Волхова нашла на теле Волькши Перуновы меты, которые указывали на то, что в Явь[3] пришел Синеус Трувор – Великий Воин. Однако по просьбе Ятвы, ворожея скрыла это от всех, даже от самого мальчика.
Сын Годины, во всем похожий на отца, никогда не выделялся ни ростом, ни силой, а лишь умом и недюжинными способностями к языкам. Однако в 11 лет он обнаружил, что горсть родной земли наделяет его кулак такой мощью, что он одним ударом может свалить противника, превосходящего его в разы.
С малолетства приятелем и наперсником Волкана был рыжий здоровяк Ольгерд, сын Хорса, или просто Олькша. Природа поскупилась ему на разум, зато с избытком наделила ростом, силой, драчливостью и любовью к сквернословию. Немудрено, что к пятнадцати годам Олькша стал головной болью всей округи и получил прозвище «Рыжий Лют[4]».
Для того чтобы найти его «дарованиям» наилучшее применение, отец Ольгерда после ряда захватывающих приключений и непростых событий, которые не будут здесь описаны, решил послать его в дружинники на двор Ильменьского князя Гостомысла. Однако попасть на княжескую службу можно было, только приняв участие в кулачных боях «стенка на стенку», которыми ознаменовывали Ярилов день[5]. Хорс упросил Годину взять Олькшу и Волькшу на Ильменьское торжище, где во время большой ярмарки на Масляной неделе отец Волькши толмачил.
Однако скверный характер верзилы опять сыграл с ним злую шутку: на торжище он умудрился поссориться с варягами, и те собирались жестоко проучить Рыжего Люта во время кулачных боев. Опасаясь жестокой расправы, Ольгерд упросил Волкана, силу удара которого он не раз испытывал на себе, помочь ему в бою.
И произошло небывалое: в кулачках на Волховском льду победу одержали простолюдины, которые испокон века проигрывали бой белолюду: княжеским дружинникам, варягам и заморским гостям. Пораженный этим Гостомысл распорядился найти и зазвать парней в дружину. Так Ольгерд и Волкан оказались на дворе правителя Ильменьских словен.
Но и здесь задира Ольгерд и сметливый Волкан нажили себе врагов. Дворовые люди Гостомысла и огромный норманн, наставник боевых искусств при княжеской дружине, позавидовав почестям, которыми князь окружил парей, в отсутствие владыки состряпали против парней заговор с подлогом. Дабы не стать жертвами неправедного самосуда, приятелям пришлось бежать с княжеского двора. Разъяренная толпа дворовых людей преследовала их по берегу Волхова, и судьба парней была бы не завидна, если бы не внезапная помощь со стороны.
Их неожиданным спасителем стал варяжский шеппарь[6], который во время Ярилова дня испытал на себе силу Волькшиного удара. Он принял беглецов на борт своего драккара[7] и тем самым спас их от немилосердной расправы. Поскольку их бегство, могло стать для князя неопровержимым доказательством из вины, Волкану и Ольгерду не осталось ничего другого, кроме как вступить в манскап[8] Хрольфа и уплыть до поры в далекие земли свейев[9].
На этом закончилась первая книга про Волкана Кнутнева – Каменного Кулака. Конечно, здесь пересказана лишь ничтожная часть похождений, описанных в ней. Но дабы вы понимали то, что ждет вас на следующей странице, не уведомить вас вкратце о том, как начиналась эта повесть, было нельзя.
Итак, перед вами продолжение приключений Волькши и Олькши.
Часть 1Восточное море
Шеппарь Хрольф
Всего два дня назад Волькше мнилось, что он знает Ладожское озеро. Сколько раз он с отцом и братьями плавал сюда на рыбалку. Случалось, накануне отплытия парень от радостного волнения всю ночь не смыкал глаз: только бы не пропустить тот миг на зорьке, когда отец начнет потихоньку расталкивать старших Торха и Кунта. А вдруг как не удосужится Година его растормошить, порешив, что то еще мал для такого дела?! Не взять отрока летом на Ладогу, – большего наказания невозможно было представить.
И потеха Ладожской рыбалки заключалась не в том, что озерная рыба была крупнее или поклевистее волховской. Отнюдь. Даже в их неказистой речке Ладожке мережа[10] за пол дня забивалась плотвой и окунями так, что от тяжести улова могла порваться веревка. Просто было в плавании на Ладогу нечто, наполнявшее Волькшино сердце восторгом. Пусть понарошку, но оно походило на приключение, на поход в Дальние Страны.
Обыкновенно на Ладогу плавали на несколько дней, порой на целую седмицу, а иной год и на полторы. Это уж как рыба пойдет. На время путины Годиновичи строили на одном из островков Волховской губы большой шалаш из веток и тростника. Крошечный клочок каменистой земли со всех сторон окруженный водой и продуваемый всеми ветрами навес становился на эти дни их домом, коптильней, сушильней и вообще всем. Именно здесь, возле костра из прибившегося к берегу сплавняка[11] отец по вечерам рассказывал сыновьям были и небылицы, возбранные для женских ушей. Отсюда в поисках косяков рыбы они ни свет ни зоря уплывали по пенным волнам озера так далеко, что берег почти терялся из вида…
Почти терялся…
Година никогда не уводил лодку дальше этого «почти». Чем норовистее ярились над озером Стрибожичи,[12] чем белее кучерявились барашки волн, тем ближе к берегу держался их струг. Словом, все опасности и тяготы Ладожского «плавания» Волькше скорее мнились, чем взаправду происходили в Яви.
И вот теперь Волькша напрягал свои зрачки до рези, до «глазных мальков», но не мог разглядеть в шершавой озерной дали даже тонюсенькую полоску земли. Драккар, уносивший их с Олькшей прочь от родных берегов, точно летел в утреннем небе, которое плескалось и над головой, и вдоль бортов.
– Roth[13]… Roth… Roth… – подгонял шеппарь своих гребцов. И они, напрягая спины, налегали на весла. Варяги так соскучились по простору, по могучим волнам, по бодрящему дыханию Ньёрда,[14] что никак не могли остановиться и разгоняли свой корабль все быстрее и быстрее. Вряд ли ладья длиною более сорока локтей взаправду задирала нос. Но, судя по тому, как бурлила за бортом вода, она была близка к этому.
– Русь… Русь… Русь… – распевно выкрикивал свей, и «дракон» отвечал мерным скрипом и величавыми кивками устрашающей головы.
Но вот драккар и его манскап натешились скоростью и простором. Весла легли вдоль бортов. И теперь только парус нес корабль вдаль по волнам Ладоги.
– Jaha? Varför hänga läpp, veneden?[15] – спросил шеппарь у Олькши.
Ольгерд часто-часто захлопал рыжими ресницами. Думал ли он прежде, что будет почувствовать себя бестолочью оттого, что из пяти свейских слов он понял одно, да и то с трудом? Нет, конечно. Варяги, с их гавкающей речью, были для него чем-то вроде сказочных злодеев, вечно чинящих беспокойство добрым людям. Навроде леших, только настырнее и злее. И вот теперь свей обращался к Олькше с вопросом, а он только хлопал глазами, Волькша же, сопля латвицкая, как назло, сидел возле своего короба в носу драккара и, не отрываясь, смотрел на воду.
– Почему твой грустаешь? – снисходительно переспросил свей на корявом венедский.
Это Олькша-то грустит? Рыжий Лют приосанился. Только что руки в боки не упер. Это вон, чухонский прыщ того и гляди начнет сопли на кулак наворачивать. А ему, Ольгерду Хорсовичу, все нипочем. И плевать он хотел на…
На что именно он хотел плевать, верзила никак не мог решить, и от этого его взгляд опять затуманился. Шеппарь покачал головой и двинулся прочь, но тут верзила встрепенулся и пробасил по-карельски:
– Все хорошо, ярл.[16]
Шеппарь в карельском наречии смыслил еще меньше, чем словенском. И по всему было видно, что мерю, весь, водь и прочую сродную кареле сумь, он уважал на порядок меньше венедов, которых в свою очередь почитал за наивных и трусоватых увальней. Лицо свея скривилось, он цыкнул зубом, презрительно плюнул за борт и вернулся к рулевому веслу. Разговора не вышло.
Приняв из рук помощника родерарм,[17] шеппарь начал медленно поворачивать драккар на юго-запад, к Ниене.[18] Крюк пришлось сделать немаленький, но без него ладья вряд ли смогла бы благополучно миновать бесчисленные отмели и «всплывающие острова»,[19]