- Сначала передай мне свитки, - сказала я.
Я была не виновата, я должна была поступать так, как предписывал Великий Ками.
Прижимая к груди непромокаемый сверток, я оставила ее в болоте, медленно тонущую в трясине. Незуми скоро ее отыщет, и, скорее всего, его охота на ней и закончится. Хотя ее крики преследовали меня, громче них, все же, были воспоминания о собственном шепоте в детстве. Снова и снова, я слышала свой голос: «Всё».
Если раньше я была честолюбивой молодой ученой, после гибели Эцуми я с еще большим рвением погрузилась в учебу. Я публиковала научные, аннотированные версии найденных документов. Они принесли мне высокий статус в ученых кругах.
Моя самоотверженность и мои навыки вели к быстрому продвижению. Поскольку я проводила большую часть времени в библиотеке, я стала весомым авторитетом по ее части. Школа назначила меня ответственной за приобретение и каталогизацию новых рукописей. Все мои усилия оправдались.
У всех успешных людей есть завистники. Глава библиотеки, Ацуко Шимазаки, поставила себе целью мешать мне при каждом удобном случае.
Я решила помириться с ней и пригласила ее на пикник на вершине водопадов. Сама я ела мало, засыпая ее едой и напитками и беседуя с ней на общие темы. Я пылко говорила о том, что хочу учиться у нее и дружить с ней, нежели враждовать. Она с удовольствием ела и пила, но не горела желанием отвечать на мои шаги к нашей дружбе. Было так неловко, что в составе салата из сладких грибов, который я подала на десерт, попался отравленный вид. И в самом деле, при всех моих знаниях, я должна была о нем знать, но ошибки случаются всегда. Небольшая порция, которую съела я, вызвала лишь тошноту, но убедила всех в моей честности и очевидности ошибки. Огромное количество салата, поглощенного Ацуко, привело к мучительной, длительной болезни, навсегда лишившей ее возможности вернуться к своим обязанностям. Очень неловко, и совсем не подвластно мне.
Прошли годы, и я без помех достигла уважения и власти. Теперь я старший библиотекарь наиболее престижного собрания книг во всем мире.
Недавно, отряд, охотящийся на ками Великих Водопадов, приволок странного речного духа. Это было чешуйчатое существо с дюжиной плавников и тремя выпученными глазами, шрам пересекал пустую глазницу, где когда-то был четвертый глаз. Он постарел, и годы были немилосердны к нему, но я все же узнала его.
После долгих допросов, большая часть которых была мучительна для этого существа, я узнала больше, чем я когда-либо желала. Это был вовсе не Великий Ками с силой осуществления желаний. Он был простым речным духом, с не большей магической силой, чем способностью призывать мелкую рыбу. События моей жизни не были организованы манипуляциями ками, нет, ответственность за смерть матери, Эцуми, и Ацуко Шимазаки была моей, и только моей.
Груз этого знания тяжелым булыжником лег на мою душу. Как могла я быть столь наивной и легковерной? Это существо не было могущественным ками. Оно не давало мне никаких обещаний. Любопытная тварь лишь задала мне пару вопросов и пролепетала простую банальность, пожелав мне на прощанье всего хорошего.
И все же, даже сейчас я не скорблю об умерших. Я не раскаиваюсь в своих поступках. Я лишь сожалею о годах само-заблуждения. Я жила во лжи. Хуже всего, с чем я не могу смириться, и от чего мне горько, это то, что я узнала правду.
Восемь с Половиной ИсторийRei Nakazawa
Запах крови все еще густо ощущался в воздухе. Он затмевал чувствительные органы чувств кицунэ, частично оседая у него в горле. Он боролся с позывом кашля.
Восемь-с-Половиной Хвостов не выходил из деревни Сусуки - не говоря уже о путешествии на столь далекое расстояние от нее - дольше, чем он сам мог вспомнить. За это время, кошмары о ками уже растаяли в его сознании, подобно картине, слишком долго лежащей на солнце. Но хватило всего одной багровой капли, чтобы мгновенно освежить все краски на полотне.
Посох старейшины кицунэ стукнул о землю, кольца, продетые сквозь его набалдашник, зазвенели приятным мотивом, который казался неуместным посреди следов кровавой бойни вокруг него. Обломки нескольких деревянных телег, разбросанные вдоль дороги, говорили ему, что это был торговый караван, и было очевидно, что его охранники ронины мало чем смогли ему помочь. Рулоны тканей извивались в траве, сочная зелень которой была обагрена уродливыми красными пятнами. Проходя мимо, Восемь-с-Половиной Хвостов заметил разорванную мантию торговца. Это сделал не ками. Очевидно, падальщики, люди или животные, уже побывали здесь.
Перед ним слышался тихий, спокойный шепот полей с колышущимися волнами травы. Но повсюду на дороге виднелись небольшие знаки: Огромные пятна примятой или выжженной травы, странное дерево, чьи верхние ветви были обломаны, валун, наполовину втоптанный в твердую почву. Дорога являла собой путь разрушения ками; кто знал, что еще ожидало его впереди?
Восемь-с-Половиной Хвостов закрыл свои бледно-голубые глаза, постепенно приводя свой дух к спокойствию. Горы Сокензан были все еще в двух сутках ходьбы – трех, если он пойдет по протоптанному пути ками. Он подумал о своем путешествии, о содержимом простой, сплетенной из травы корзины за его спиной. Он подумал о своих соплеменниках, оставшихся в Сусуки, которые, несомненно, к этому времени уже знали, что он пропал.
Он думал о деревне Хаги, и мелких нарывах, покрывавших тела почти всех ее жителей. Чума налетела на них, как порыв летнего ветра, несущего зловония на своих крыльях. Лорд Конда наложил на деревню карантин, но негласно позволил не более пяти лекарям осмотреть жертв, стонущих, распростершись на улицах, не в силах даже промыть свои гниющие язвы.
Он отправился туда, не задумываясь о возможности заразиться. Он не помнил, чтобы он спал последующие пять дней; всю его память заполняли лица, искаженные от боли и лихорадки, руки, покрытые уродливыми нарывами, плачущие дети, припарки, целебные травы, зелья, лекарства, молитвы.
Они потеряли четверть деревни, но спасли втрое больше. Когда он проснулся после своего изнуренного сна через два дня, он обнаружил у себя шестой хвост.
Раньше это была ферма – это было очевидно. Но, как и караван на дороге за его спиной, она также была разрушена. Невысокий домик сложился внутрь, словно какая-то сила стянула стены друг к другу изнутри. То, что прежде служило конюшней - не более чем скромная лачуга - дымилось неподалеку под скрип колеса раздавленной телеги, вращающегося на слабом ветру. Лишь смехотворная, крошечная рисовая поляна осталась нетронутой, ее гордые стебли ожидали жатвы, которая уже никогда не наступит.
Восемь-с-Половиной Хвостов вдруг понял, что на именно такой крошечной ферме он сам вырос. Его отец был не лордом или могучим воином, но простым лисом, строя свою жизнь лучшим из известных и доступных ему способов. И все же, даже столь скромный фермер, в глазах юного лисенка был фонтаном знаний, учащим своего сына о легендарных путях ками, о чести и силе, о самой расе кицунэ, и о том, как лисы отращивали новые хвосты каждый раз, когда совершали или узнавали что-то очень важное – о том, что лисы с девятью хвостами были мудрейшими из всех. Он вспомнил, как, будучи ребенком, задумывался о том, почему у его самого замечательного в мире отца не было девяти хвостов, и о том, как сам решил обрести их.
Но здесь, сейчас, смех и бодрые слова звучали лишь в его воспоминаниях. Никаких признаков тех, кто здесь когда-либо жил не было. Он выкрикнул, но лишь шорох колышущихся рисовых стеблей был ему ответом. Он повернулся на выход, когда едва слышный всхлип достиг его чуткого, острого слуха. Зажав кольца на своем посохе, чтобы они не звенели, он плавно обошел телегу. Там, кутаясь в своем порванном кимоно и дрожа от безымянного страха, сидела девочка человеческой расы с вымазанным грязью лицом. Она была совсем юной…
… Примерно того же возраста, что был он сам, когда услышал, что его друг, сын известного священника, был похищен бандой людей самураев ронинов ради выкупа. Не говоря ничего своему отцу, юный кицунэ сумел самостоятельно выследить похитителей, зная, что не сможет одолеть их в бою. Возвращение за помощью в деревню заняло бы слишком много времени; срок выкупа был уже близок. Побег был также невозможен, если только…
Он тихонько прокрался среди спящих самураев, связав шнурки на их обуви, подсыпав слабительных трав в их саке, и «перераспределив» золото самураев. На следующее утро, к тому времени, когда стих шум хаоса, обвинений, и драки, все похитители были либо мертвы, либо обезврежены, а два кицунэ возвращались домой, и у одного из них только что вырос второй хвост.
Осторожно, он опустился на колени рядом с девочкой, выглядывавшей из-за телеги, чтобы посмотреть, не ушел ли он. – Привет, - сказал он почти шепотом.
Но даже этот тихий звук заставил ребенка подпрыгнуть. Она попыталась удрать, но ее дрожащие ноги не смогли унести ее далеко. – Пожалуйста, - ласково продолжил кицунэ, - я здесь, чтобы помочь. – Он аккуратно провел пальцем по красному рубцу на лбу ребенка. Пробормотав несколько древних слов на лисьем языке, он брякнул посохом и помолился силам создания об облегчении. Глаза девочки расширились от удивления, когда ее рана исчезла. – Тебе лучше? – она уверено кивнула. – Хорошо. Ты одна?
Она нервно сглотнула. – Мамы и Папы нет, - ответила она хриплым от жажды голосом. Не трудно было понять, что она имела в виду.
- Кто-нибудь еще остался? – в ответ девочка помотала головой. Восемь-с-Половиной Хвостов кивнул, стягивая ремни, удерживавшие корзину за его спиной. – Пойдем. Мы с собой найдем других людей. – На мгновение она замешкалась, затем вскарабкалась ему на спину, крепко обняв за шею. Лис осторожно поднялся, и они вместе покинули теперь уже полностью заброшенную ферму.