Камигава: Рассказы — страница 9 из 45

Седая-Бровь стоял на вахте вместе с Гнилым-Дыханием и Белым-Усом. Никто из них не проронил ни слова. Все они напряженно всматривались в болото. Небольшой фонарь освещал связанный силуэт Сонокуры. Очимуша звал на помощь и вопил от боли. Гнилое-дыхание закрывала глаза при самых громких или наиболее мучительных воплях.

Вскоре, хор стонов и стенаний присоединился к крикам Сонокуры. Приближался ками. Вдвое выше человеческого роста, с лицом подобным рогатому черепу. Его черная мантия, окаймленная белой шерстью, парила над землей, когда он подлетал к наемнику. В колышущихся складках ткани мантии появлялись и исчезали лица. На мгновение ками замер, склонив голову на бок, словно прислушиваясь к мелодии криков Сонокуры. Очимуша начал умолять сохранить ему жизнь, пытаясь уползти от страшного духа. Ками подлетел ближе, и кожа Сонокуры начала искажаться и рваться, словно ее разрывали невидимые руки. Охваченные агонией, его глаза закатились в глазницах. Стоны становились все громче, и несметные черви и личинки выползли из почвы, проникая в раны Сокомуры. Силуэт ками медленно накрыл собой тело очимуши, и  от наемника вскоре осталась нелепая масса из личинок, червей, и костей. Вопящий голос Сонокуры слился в хоре криков и стонов ками, неспешно скрывшегося во тьме.

*   *   *   *   *

Раздвоенный-Язык сидела в своей сокровищнице, проводя руками по большим сундукам с золотом. Она подняла серебряный кувшин, украшенный дорогими камнями и золотой филигранью. Поднеся его к свету, она подумала, - В безопасности, мои симпатяшки. У меня вы будете в безопасности. Мерзкий ками не сможет отобрать вас у меня. – Она надела опаловое ожерелье в золотой оправе. – Хитрость Раздвоенного-Языка сохранит вас. Пока деревня Китаносу будет продолжать кормить Хороби, он не оставит их, и будет держаться далеко от нас, мои симпатяшки. Очень далеко.

Поручение ДраконаИли, как Кики-Джики, Разбиватель Зеркал получил свое имя.Alexander O. Smith

- Ты доставил мне много проблем, гоблинское отродье. – Мелоку прохаживался кругами по просторному залу, ступая по тусклым нефритовым прожилкам, паутиной расходившимся по мраморному полу. Он потер виски длинными тонкими пальцами. Как посол соратами, он проводил множество дознаний – в конце концов, для принятия взвешенных решений, нужна была информация – но некоторые из них были довольно… раздражающими. Он ожидал от этих наземных обитателей несколько большего, чем воровство, и другие мелкие пакости, но чтобы здесь, в его собственных покоях! Эта дерзость была больше, чем личное оскорбление; это был щелчок по носу всем небесным жителям, мерзкое марание бледного великолепия луны, надругательство, осквернение…

Мелоку вздохнул и взглянул на своего узника, подвешенного в центре зала под длинным, перевернутым шпилем, выступающим, подобно сталактиту из белого мрамора из-под сводчатого потолка. От узника к шпилю тянулась серебристая веревка – единственное, что удерживало его навесу. В десяти футах под ним располагалось идеально круглое отверстие в полу. Под ней не было ничего, кроме туманных облаков и двух тысяч футов пустого пространства над волнами далекого океана. Узник слегка помахал руками, и медленно завертелся по кругу. Хотя, по сравнению с Мелоку, он ростом достигал бы лишь талии соратами, акки, все же, был крупным для своей расы, и веревка казалась слишком тонкой, чтобы долго выдерживать его вес. Он уже жалел, что сожрал все созревшие бивы с дерева в саду, на пути сюда. Они выглядели такими аппетитными, такими сладкими. Он словно слышал, как они звали его к себе… Капля пота собралась между грубыми наростами у него на лбу, и стекла вниз, между глаз, к кончику заостренного носа, где она, казалось, вечность висела, покачиваясь, прежде чем сорваться вниз, сквозь отверстие в полу, где она была сметена в пустоту ветрами, обдувающими фундамент летающего дворца. Акки нервно сглотнул.

Мелоку прекратил прохаживаться и поднял бровь. – Знаешь, есть и другие способы заставить тебя говорить. – Он вытащил узкий кинжал из-за пояса, и окинул взором веревку над головой акки. – И все же, думаю, я дам тебе последний шанс стать цивилизованнее, Кики-Джики. – Акки напрягся. – Да, я знаю, кто ты, - улыбаясь, сказал Мелоку, - мои зеркала показывают очень многое… хотя, признаю, мне было физически больно, даже со стороны наблюдать за твоими грязными собратьями, кувыркающимися в грязи и бьющими друг друга камнями по голове. – Мелоку покачал головой, и снова принялся прохаживаться по кругу.

- Ты Кики-Джики, молодой бунтарь акки, как, я полагаю, ты о себе думаешь. Ты родился четвертым ребенком в семье, был вышвырнут после того, как использовал сестру в качестве булыжника, в тренировке по метанию камней через лаву, и научил старших, но, очевидно, более тупых братьев игре «подразни óни». Ты пережил эти шалости, равно, как и гнев своей обширной семьи лишь благодаря способности быстро бегать… но ни в одном зеркале я не увидел ничего, чтобы указывало на то, где во всей Камигаве ты спрятал мою жемчужину, не говоря уже об объяснении того, как тебе удалось проникнуть в облачный дворец безо всяких видимых транспортных средств! – Мелоку сделал глубокий вдох и поднял глаза, его тонкие губы выгнулись в холодной улыбке. – Скажи-ка мне, ибо я очень хочу знать, когда это акки научились летать?

*   *   *   *   *

Что за день. Кики-Джики вынул коричневатый комок из левой ноздри и стряхнул его в низкий жасминовый куст, проросший сквозь щель в камнях на отвесной скале. Он нахмурился, когда куст поднялся с места, преисполненный растительной ярости встряхнул листья в его сторону, и убежал прочь. Что-то здесь было не так, и он точно знал, что именно; он лишь не мог вспомнить подходящее слово. Это было то место, где происходила всякая странная ерунда безо всяких причин, обычно с помощью какого-то колдуна, или пакостного ками. Мах-что-то там. Кики-Джики почесал голову и смерил взглядом горячую, песчаную тропу под ногами. Как всегда – очередной тупик. Он провел большую часть утра, карабкаясь по этим скалам в поисках проклятого грота, который он вчера увидел с дальнего утеса. Он видел арку пещеры, блеск заходящего солнца на поверхности озера в ней. Ах, это уже бесило его! Он практически уже чувствовал запах рыбы и слепых пещерных жаб-альбиносов… Он готов был поклясться желчным пузырем Духа-Покровителя, что слышал журчание воды. Но, где? Повсюду вокруг были лишь сухие, раскаленные камни.

Еда.

Последнее, что он съел, был кусок черствого червячного хлеба месячной давности, который Паку-Паку метнул в него, когда он убегал из пещеры. Это был хороший бросок. Он размозжил бы Кики-Джики голову, если бы он не заслонился от него украденной грязевой уткой. Он надеялся получить пару яиц от этой костлявой птицы, но после случая с хлебом, она обмякла, как пещерный слизень, и ночью, когда он укрылся в старом расколотом молнией дереве, он ощипал ее, лишь для того, чтобы обнаружить, что костей в ней было все равно больше, чем мяса. Поэтому, он съел черствый червячный хлеб, потеряв один из здоровых зубов в процессе. Теперь он погибал от голода. Кики-Джики пробрался сквозь камни в том направлении, где ему казалось, что он слышал шум реки, его брюхо бурлило, а голова была забита мыслями о… нет, вообще-то, она тоже была почти пуста. Сейчас им руководил желудок.

Он вышел на какую-то гладкую местность, осмотрел землю, рыская глазами во все стороны, выискивая жуков, ящериц, кости, что-угодно… взгляд его, наконец, упал на клочок зелени в тени пары валунов в паре шагов от него. Кики-Джики подбежал и потыкал пальцем ростки травы, чтобы убедиться, что они не были враждебны, затем нагнулся – и услышал воду! Он быстрым движением прижался чутким ухом к земле. Да! Она была там, внизу, под камнями! Ох, как умно – это была подземная река! Он тут же принялся рыть землю когтями. Его руки были созданы для копания, а земля вокруг камней была сухой и рассыпчатой. В считанные секунды он вырыл значительную яму, почти вмещавшую его самого. Скоро он уже будет пировать рыбой, улитками и слизнями! Кики-Джики поднялся над своей работой и издал победный визг, триумфально тряся небесам грязными кулаками … как вдруг, земля под его ногами обрушилась, и он выпал в открытое пространство, плюхнувшись лицом в темный, бурный поток.

Маленькая, жалкая рыбка-с-ногами, рыскающая когтями в воде, жаждущая света. Обернись, мелкая рыбка. Не одну тебя мучает голод.

Кики-Джики открыл глаза и оценил ситуацию. Он был в очень темном, в основном, сухом месте – ах, да, пещера – это было хорошо, и под край его панциря угодила крупная рыбина. Ее можно размозжить о камни и съесть, что тоже было хорошо. Однако у него было смутное подозрение, что единственным выходом из этого места был тот же путь, каким он сюда попал, и это было плохо. Он чувствовал ледяные брызги от ужасно холодной подземной реки, вытекавшей из трещины в стене на расстоянии руки от него, и исчезавшей в какой-то расщелине в глубине пещеры. Да, река принесла его сюда, во всяком случае, он мог сделать такой вывод из того, что он был мокрый, с рыбой под панцирем; и поскольку он обнаружил, что не может ничего вспомнить за последние пять минут. Он копал – это он помнил. А потом обрывки падения, обрывки барахтанья, потом много холодных, темных и мокрых обрывков, а потом… голос.

Он чихнул и вздрогнул. Кто-то, или что-то разговаривало с ним! Он осмотрелся вокруг. Его крупные глаза привыкли к темноте и уже различали тусклый внутренний свет, исходящий от какого-то мха на потолке, но насколько он понимал, здесь не было никого, кто бы скрывался в тенях. Он посмотрел вниз, на слепые глаза своей добычи в руках. Рыба – голос назвал его рыбой. Что ж, кто бы это ни был, он был довольно глуп, чтобы перепутать акки с рыбой. Большинство акки не умели плавать. Капи-Чапи отлично справлялась с потоком лавы, конечно, но она, в общем-то, все равно не выплыла, и, кроме того, она была в жуткой форме. Кики-Джики хихикнул от воспоминаний, и откусил рыбе голову. В воду он больше ни за что не полезет, но если ему выпало умереть здесь, по крайней мере, он не будет голодным!