– Ну, пеленки… мокрые, наверное. Вот и орет.
– А ты умеешь пеленать младенцев? – скептически уточнил кузен.
– Нет, но… нам все равно придется это делать, верно? Рубур, давай его вот сюда, на столик. Посмотрим!
Орк выполнил распоряжение так поспешно, что почти швырнул ребенка на столик для пеленания. Тот, впрочем, оказался так плотно спеленут, что вряд ли ему могло грозить ушибиться.
С пеленками пришлось повозиться: затянуты они были до того туго, как будто ребенка хотели стреножить.
– Сухие, – Тася пожала плечами. – И что теперь?
– Может, ему в них было неудобно? – предположил Густав, заглянув через плечо девушки и понаблюдав, как ребенок – честно говоря, и в самом деле великоватый для младенца – шевелит ручками и ножками.
– Может… давайте тогда его оденем, что ли? Рубур, посмотри в шкафах – наверняка найдутся ползунки и распашонки.
Ползунки и распашонки нашлись во множестве. Правда, нарядить младенца оказалось не так-то просто: он так ловко уворачивался и дрыгался, что порой казалось, будто рук и ног у него куда как больше, чем следует. И все они не попадают в рукава и штанины! Однако в конце концов общими усилиями малыш все же оказался одет.
– Ну вот, – удовлетворенно заметила Тася, – маленький… ох, нам, кажется, даже не сказали, как тебя зовут… словом, маленький Хрюкс, теперь тебе наверняка будет куда удобнее…
Малыш снова нежно беззубо улыбнулся ей. А потом – никто и моргнуть не успел – вдруг стремительно перевернулся, одним движением соскочил с пеленального стола, приземлившись, как кошка, на четыре лапы, и так, на четвереньках, резво потрусил к выходу из детской.
5
– Лови!! – завопил Густав дурным голосом, и Рубур, стоявший ближе всех к двери, нагнулся, широко расставив руки, однако младенец, все набирая скорость, стремительно проскочил между его ногами – и дробно затопотал уже по коридору.
Переглянувшись, все трое “нянек” кинулись следом.
…Только для того чтобы увидеть, как ребенок, неведомо как забравшийся на подоконник в конце коридора, ловко отодвинул шпингалет, распахнул окно во всю ширь – и шагнул наружу.
– Нет!! – Тася и не подозревала за собой умения так бегать. Но до окна она домчалась первой, будто перенеслась туда одним отчаянным желанием. Высунулась по пояс в окно и первым делом посмотрела вниз. Потом в стороны. И только тогда наконец увидела.
Под окнами вдоль стены тянулся неширокий выступ, по которому бойко полз – по-прежнему на четвереньках – ребенок Хрюксов.
– Стой! Ма-малыш, ты же… осторожнее! – Тася почувствовала, что ей не хватает воздуха. Страх охватил такой, будто это она ползет на высоте второго этажа над розовыми кустами… а вот малыш, похоже, не боялся вообще ничего на свете. Добравшись до угла дома, он обнаружил водосточный желоб и уцепился за него. Оценивающе посмотрел вниз, затем вверх – и, обхватив желоб ручками и ножками, принялся карабкаться выше. Как ему это удавалось, было загадкой, желоб казался совершенно гладким. Но факт оставался фактом – ребенок Хрюксов поднимался все выше. Тася, держась за грудь, следила за этим с расширенными глазами.
– Надо подняться на верхний этаж, – деловито предложил Густав, однако в этот момент ребенок как раз миновал третий этаж и полез выше. – Или на чердак… там должно быть слуховое окно. Там и перехватим.
– Н-но как же… – Тася беспомощно указала на ребенка.
– Полезть следом мы все равно не можем, – пояснил Рубур, успокаивающе приобняв подругу за плечи. – Желоб не выдержит веса ни одного из нас, даже твоего. А наверху и в самом деле можем перехватить.
– А вдруг он упадет? – жалобно переспросила девушка.
– Этот? – Густав кинул еще один оценивающий взгляд в окно. – Этот не упадет!
Снова бегом все трое вернулись на лестницу, чтобы гурьбой взлететь по ней, пронестись мимо третьего этажа и наконец ввалиться на просторный чердак.
Пожалуй, здесь можно было бы и расчихаться, если бы адепты еще от холла не успели привыкнуть к тому, что концентрация пыли в воздухе превышает все разумные и неразумные пределы, и порой кажется, будто воздух вовсе из этой пыли и состоит. А еще здесь было невообразимое количество предметов. Кажется, сюда относили все, что стало слишком старым, надоело или сломалось. Ни одного предмета в доме Хрюксов, похоже, не выбрасывали. Все хозяйственно складывали на чердак – вдруг да пригодится еще! Здесь были поставленные на попа сломанные и продавленные кровати, вытертые диваны, высились шкафы с покосившимися дверцами и комоды с выпавшими ящиками, трехногие столы и колченогие стулья, кресла с отломанными спинками, банкетки с дырявыми сиденьями, статуи с отбитыми носами, портреты с пририсованными усами, кипы проеденных молью тканей и ворохи старомодной одежды, стопки пыльных, даже на вид хрустких от времени журналов и газет, распоротые подушки и груды вовсе неопознаваемого, но наверняка чрезвычайно ценного – не выбросили же! – мусора.
– Вот это да! – Тася даже на мгновение забыла о ребенке в опасности, так оторопела от открывшейся картины.
– Да, местечко то еще! – фыркнул Густав, а Рубур, согласно угукнув, деловито направился к круглому слуховому окошку.
Однако не успел он сделать и шага, как в окошке появилась довольная физиономия ребенка. Тот радостно улыбнулся своим нянькам и даже, оторвав одну ручку от рамы – Тася испуганно ахнула – помахал им. А потом деловито полез дальше, карабкаясь совершенно по-обезьяньи. Адепты разом кинулись к окну, однако к моменту, когда они его распахнули, малыш уже миновал стекло и забрался выше. Высунувшись в окошко и задрав голову вверх, Тася обнаружила, что ребенок уже взбирается на покатую крышу.
– Может, я его отлевитирую? – неуверенно предложил Густав.
– Нет!! – хор у Таси и Рубура получился на удивление слаженный. Антиталант Густава к левитации был широко известен. Если ему и удавалось поднять какой-нибудь предмет в воздух, то парень мог этот предмет как уронить в любой момент, так и швырнуть вовсе в произвольном направлении. Что до бытовиков, то они пока и вовсе этого предмета не изучали.
– Надо лезть следом! – решительно объявила Тася, обернувшись к парням. – Там до крыши невысоко, и можно встать на оконную раму, а там подтянуться – мы сможем!
На самом деле насчет себя девушка вовсе не была так уж уверена. Парни-то, понятное дело, смогут – Густав все-таки боевик, у них физподготовка серьезная, а Рубур любому боевику фору даст. Она же… ничего, справится!
– Тебе вовсе необязательно лезть, – спокойно сказал орк, деловито стягивая сапоги, сюртук, а следом скидывая и рубашку. Тася даже возражать не стала – знала уже, что орку так удобнее, а сейчас это куда важнее приличий.
– Обязательно, – девушка упрямо мотнула головой. – Вдруг он вас испугается! И… и вообще!
На это Рубур спокойно кивнул. Когда “вообще”, сложно спорить, такой уж это серьезный аргумент.
– Ты подожди тогда. Вот если мы не справимся, тогда уж…
Тем временем Густав, высунувшись в окно и оценив предстоящий путь, тоже торопливо разулся и скинул сюртук. И молча выбрался в окошко.
Рубуру протиснуться оказалось не так-то просто – все-таки слуховое окошко не было рассчитано на то, чтобы через него лазали здоровенные орки с широченными плечами. На какое-то мгновение Тася даже испугалась, что он там и застрянет. И представила, как они будут жить отныне – Густав и младенец на крыше, а орк в окне. Если бы он торчал в окне хотя бы верхней своей половиной, можно было бы, по крайней мере, его кормить! А так и вовсе ситуация какая-то неловкая выходит. Впрочем, все равно придется бросать еду снизу на крышу – для Густава и ребенка. Глядишь, и Рубур что-нибудь пролетающее мимо поймает…
Пока Тася все это воображала, орк, поднатужившись и кхекнув, все-таки протиснулся в окошко и, зацепившись за раму, полез вверх.
Тася на всякий случай скинула пальто и, подумав, – сапожки. А может и впрямь, парни сами справятся? Или ей лучше бы вовсе спуститься вниз да натянуть какую-нибудь простыню, вдруг да упадет кто?
Девушка высунулась в окно. Плохо дело… Поскольку дом включал множество башенок и пристроек, то и крыша его отличалась сложной конфигурацией. Сейчас, к примеру, ребенок вскарабкался на вершину одного из куполов и по-орлиному озирал оттуда окрестности. Беда в том, что слезть – а то и спрыгнуть, кто его знает! – он оттуда мог как на ту самую крышу, по коньку которой сейчас карабкался Рубур, так и на соседнюю, чуть более покатую – туда как раз перепрыгнул Густав. И даже на еще одну, расположенную чуть ниже, но ведь это не ребенок, а сущая обезьянка! И в какую из трех сторону он полезет – угадать несложно, вон, уже оценивающе окидывает взглядом загонщиков.
– Надо заходить с трех сторон, – пробормотала Тася, пытаясь найти в себе решимость. Если малыш упадет, она ни за что себе простить не сможет! И не такая же трусиха она, в самом-то деле. Да ведь сама говорила – там и лезть-то всего ничего! Вон – и ребенок справился!
Подбадривая себя таким нехитрым образом, Тася решительно забралась на подоконник, ухватилась за оконную раму и с грехом пополам вскарабкалась на нее – отсюда, до предела вытянув руки, уже можно было ухватиться за конек крыши… или нельзя? Ой, нет, это у Рубура с Густавом руки длинные. И ноги. И еще у них юбки дурацкие не мешаются! А Тасе, чтобы туда добраться, пришлось прежде сделать еще шажок в сторону, на едва заметный выступ в стене, расположенный чуть выше. А вот теперь – можно и за конек хвататься. И покрепче! Ой, мамочки!
Стиснув конек крыши побелевшими пальцами, девушка попыталась подтянуться на руках. Парни как-то так лихо это делали! А на тренировках на турнике они, бывает, и по сотне раз подтягиваются! И даже на одной руке вовсе! Со стороны это казалось легко и просто… что ж тут сложного-то вообще… один разочек всего-навсего подтянуться!
– Ты чего это тут? – раздался голос Рубура откуда-то из поднебесья.