– …у нас был целый конкурс, который выиграла Анечка Скворцова из четвёртого отряда, – невозмутимо закончила свою фразу Тромбон. Близняшки Куковицкие озадаченно замерли. – Зато у нас осталась свободной роль её бабушки!
Маша и Даша переглянулись, не зная, как реагировать. С одной стороны, собственная роль в спектакле представлялась, конечно, куда заманчивее, чем участие в общем танце, да ещё, похоже, во втором ряду, где осталось единственное свободное место. Но, с другой стороны, одно дело сыграть Красную Шапочку, и совсем другое – её бабушку…
– Итак, – прервала их раздумья Клавдия Аркадьевна, – Машенька будет играть бабушку!
– Это та, что справа, – негромко подсказал Арам. Тромбон молча благодарно кивнула и вывела несопротивляющуюся девочку из рядов будущих танцоров.
– Откуда ты знаешь? – шёпотом поинтересовался Миша.
– Элементарно, – Арам с усмешкой пожал плечами. – Они волосы по-разному завязывают, Маша всегда начинает говорить на секунду раньше сестры, у Даши голос на полтона выше, они по-разному размахивают руками, поправляют чёлки в разные стороны… ну и ещё они пять минут назад опять ругались и называли друг друга по именам.
Маша Куковицкая уселась в зрительном зале через одно кресло от сурового вожатого – её репетиция должна была начаться чуть позже.
– Ну вот, мои зайчаточки, – удовлетворённо произнесла наконец Клавдия Аркадьевна, – примерно так будут располагаться пары в танце. Может быть, кого-то мы потом ещё переставим. Центральную позицию занимают Элечка, потому что она у нас умница, и Арамчик, потому что у него музыкальный слух…
– Нету у меня никакого слуха! – возмутился Арам. – Я биолог!
– Ну что ты, милый, – разулыбалась Клавдия Аркадьевна, – совершенно не нужно этого так стесняться! Я же знаю, что ты у нас учишься в музыкальной школе и даже на виолончели играешь! У тебя же абсолютный слух!
– Нет! – как-то придушённо прохрипел мальчик, покраснев почему-то, как варёный рак. – Я биолог! Мне медведь на ухо наступил! Самый большой медведь в мире!
Однако худрук в ответ лишь радостно заухала, что обыкновенно обозначало у неё смех, и повернулась к зрителям.
– А можно я не буду участвовать? – тоскливо спросил Миша. Он не очень-то любил выступать даже у доски, а уж идея танцевать что-то на сцене перед целым зрительным залом ему не нравилась вовсе. Катя недовольно дёрнула его за руку.
– Глупости! Все участвуют в концерте. Мы со старшими отрядами такие номера готовим! – Клавдия Аркадьевна даже причмокнула от удовольствия. – Вот, например, Коля Мирошин у нас на саксофоне играет, ему специально привезут инструмээнт. Очень, очень тоже творческий мальчик, – при этом она посмотрела почему-то на Арама, но тот упрямо отвернулся. – Коля у нас ещё с моноспектаклем[5] выступит, по басне. «Свинья под дубом» называется. Сначала он встаёт на стул и играет дуб. А потом слезает, забирается под стул и изображает свинью…
– Конечно, Миша будет танцевать! – решительно перебила её Катя Величко, стискивая при этом Мишину руку.
– Ну вот и ладненько… Котенька, дорогой! – трубно воскликнула Тромбон таким громовым голосом, как будто Константин Алексеевич сидел не в первом ряду, а в самом последнем, да ещё и был туговат на ухо. Вожатый дёрнулся, как от удара. – Мне понадобится ваша помощь. Поднимайтесь-поднимайтесь, смелее!
Константин Алексеевич молча встал со своего места и с обречённым видом поднялся на сцену.
– Сейчас мы с вами покажем основные движения. Давайте, Котенька, кладите руки мне на талию!
– Талию?! – тихо и как-то даже безнадёжно переспросил Константин Алексеевич, а затем, зажмурившись, положил обе руки куда-то на середину Тромбона.
Худрук, в свою очередь, положила руки на пояс вожатого и, притопывая ногой ритм, начала громко считать.
– Раз, два, три… Рич! – рявкнула она вдруг так, что Константин Алексеевич подпрыгнул. Тромбон, не давая вожатому опомниться, резко развернула его, а потом отпустила и схватила за обе руки. – Рач!
На этот раз Константин Алексеевич только дёрнулся перед тем, как его снова решительно развернули, с размаху наступив при этом на ногу. «Бедненький!» – подумал Миша, представив, каково это – когда тебе на ногу наступают целым Тромбоном, и невольно проникаясь уважением к вожатому, который позволял себя вертеть и почти носить на руках, лишь стискивая при этом зубы.
– Рум-бим-бум! – зычно завершила Клавдия Аркадьевна своё невероятное па, отпустив одну руку вожатого, повернувшись лицом к залу и едва не снеся при этом топтавшихся рядом Элю и Арама.
Впрочем, большинство ребят уже поняли, что происходит нечто сродни землетрясению, и постарались отойти подальше от середины сцены, нарушив при этом строй. Все понимали: всегда стоит быть подальше от того места, где танцует Тромбон. Наблюдая за мучениями Котеньки и вдохновенным танцем Клавдии Аркадьевны, большинство ребят уже в открытую посмеивались. Сохраняла полную серьёзность лишь Эля Мухтиярова, которая, похоже, единственная искренне старалась запомнить каждое движение. Впрочем, вскоре Миша заметил, что и Катя, по-прежнему стоявшая рядом с ним, несмотря на свой весёлый вид, тоже очень внимательно наблюдает за всеми движениями худрука и даже слегка пританцовывает на месте, будто ей не терпится повторить этот безумный танец.
– Как-то так, – проговорила, наконец остановившись, слегка запыхавшаяся Клавдия Аркадьевна. – Всё это, конечно, происходит под музыку, так что считать вам не придётся. Главное – все хором кричат: «Рич-рач!» Всё запомнили? Есть вопросы?
Арам, не сходя с места, поднял руку.
– Арамчик?
– У меня только один вопрос, – заявил Арам, вздёрнув брови. – Хотя нет, два. Первый: почему меня, самого маленького в отряде, поставили в пару с самой высокой девочкой? И второй: почему всё-таки «рум-бим-бум»? Здесь таится какой-то глубокий смысл?
– Не стоит так переживать, золотко, – Тромбон снисходительно посмотрела на Арама. – Я уверена, вы прекрасно станцуете!
В следующие полтора часа Клавдия Аркадьевна немилосердно терзала клавиши пианино, а «Искатели» дружно пыхтели и старательно наступали друг другу на ноги, путая повороты, руки, ноги, право и лево. Лучше всех всё получалось у Кати, которой явно нравилось танцевать на сцене, у Эли, которая очень старалась, и, как ни странно, у Арама. Впрочем, это не мешало последнему страдальчески кривиться. Что касается Миши, он никак не мог запомнить последовательность шагов и поворотов, да ещё и постоянно не попадал в такт музыке. Серёжа Сёмочкин и Даша Куковицкая пару раз едва не упали: в их части сцены одна из досок пола рассохлась и отошла, так что ребята постоянно о неё спотыкались. Тромбон озабоченно качала головой и приговаривала, что надо не забыть сообщить об этом завхозу.
После репетиции Тромбон, выбравшись из-за пианино, попросила Машу Куковицкую задержаться. Арам подошёл к пианино и погладил его полированный бок.
– Бедненькое, – тихонько, почти неслышно, пробормотал он. – Достаётся тебе…
Затем, воровато оглянувшись, он поспешно сошёл следом за всеми со сцены. Ребята потянулись между рядов кресел к выходу.
– Клавдия Аркадьевна! – В дверном проёме показалось лицо Ксюши. – Я вам для «Красной Шапочки» реквизит принесла! – вожатая помахала в воздухе большой плетёной корзинкой. В воздухе отчётливо запахло жареными пирожками.
«Тромбон опять нажарила», – догадался Миша. Все отлично знали, что хозяйственная Клавдия Аркадьевна тайком готовит в своей комнате на маленькой привезённой с собой электроплитке пирожки и не только ест их сама («Надо же подкрепляться при такой нервной работе!» – говорила она), но и пытается подкармливать особенно «худеньких», по её мнению, ребят. Держать в комнатах электроприборы по правилам пожарной безопасности строго-настрого запрещалось не только детям, но и сотрудникам, но Тромбона с её страстью к кулинарии, любовью к пирожкам и стремлением всех накормить это, конечно, остановить не могло.
– А с чем, с чем? – Серёжа Сёмочкин заинтересованно повёл носом и протянул было руку к корзине, однако Эля тут же хлопнула его по пятерне.
– Не смей поедать реквизит! – прошипела она.
А в дверь между тем заглянула вовсе неожиданная гостья – директриса Зоя Валерьевна.
– У вас всё хорошо? Репетируете? – поинтересовалась Зоя-Нагайна. Её взгляд остановился на корзине с пирожками. Ксюша тут же попыталась повернуться так, чтобы прикрыть их, но не слишком удачно. – Хмммм… откуда дровишки?
– Ииии-из столовой, – нашлась Ксюша.
– Насколько я помню, в столовой сегодня на полдник ватрушки с творогом… Клавдия Аркадьевна! Вы опять за своё!
Директриса укоризненно смотрела на Тромбона, которая по-прежнему возвышалась на сцене. Та опустила глаза и смущённо засопела.
– Плитку сдадите вечером завхозу, – строго объявила Нагайна. – Под расписку!
– Идём! – Катя потянула Мишу за руку к выходу. – Нам с тобой придётся ещё порепетировать!
– Ещё? – опешил Миша. – Зачем?
Катя закатила глаза.
– Что значит – зачем?! Ты хочешь и дальше наступать мне на ноги? Между прочим, я собираюсь занимать центральную позицию в танце. Нас должно быть видно!
Миша пожал плечами. Он по-прежнему вовсе не отказался бы совсем пропустить этот нелепый танец. Катя в негодовании даже притопнула ногой.
– Ты что, хочешь, чтобы надо мной все смеялись?
Миша понял, что окончательно потерял нить её рассуждений. С чего вдруг все станут смеяться над Катей из-за того, что он, Миша, не умеет танцевать? Может, она просто хочет сама танцевать ещё лучше?
– Ну, ты можешь порепетировать ещё… с Тешей, например, если хочешь, – предложил он, как ему казалось, решение, которое должно устроить всех… ну, кроме, может быть, Теши. – Я всё-таки не очень хочу. Нет, совсем не хочу.
– Ах, так?! – Катя даже побагровела. В какой-то момент Мише показалось, что сейчас она то ли расплачется, то ли кинется на него с кулаками. Что делать в любой из этих ситуаций, он решительно не представлял себе, а потому только втянул голову в плечи. – Ах… так! Ну всё! Моё терпение лопнуло! Я… я бросаю тебя!