го лучше, как заработать их в армии. В учебке у нее выявили талант стрелка и предложили стать пулеметчицей. Она согласилась. Стрелку платят больше, а то, что пушка тяжелая – мелочь. Есть второй номер…
Служить Анне нравилось. В роте не обижают, парни относятся к ней как к сестре. Но из-за уродства никто не видит в ней женщину…
Глаза Анны повлажнели. Я поставил бокал и протянул руку.
– Можно?
Она замерла. Я ощупал шрам. Рубец толстый, коллоидный. Рану шили наспех, с врачом Анне не повезло. В принципе, ничего страшного, работы на пять минут.
– Хочешь, я его уберу?
Глаза ее пыхнули так, что я крякнул.
– Но ты будешь об этом молчать. Идет?
Она закивала. Я не стал объяснять, зачем ставлю такое условие. Лицензии на пластические операции у меня нет. Узнают о нелегальной практике – быть беде.
– Сможешь взять отпуск?
– Да! – кивнула она.
– После лечения случится отек лица, понадобится время, чтобы он спал. Дней пять. Для страховки возьмем семь. Прилетишь в город, снимешь номер, и после лечения будешь сидеть в нем, пока опухоль не спадет. Договорились?
– Товарищ лейтенант! Батюшка!.. – Анна не могла найти слов.
– Говори мне Кап, – сказал я. – Мы не на службе.
– У меня на банковском счету…
– Я не беру денег с прихожан, – перебил я. – Мне платит армия. Все ясно?
– Да! – ответила она.
Отпуск Анна выхлопотала. Мы вновь прилетели в столицу, в этот раз – порознь. Я не хотел, чтоб в роте связали два и два. Анна сняла номер в гостинице, где я и провел лечение. Завершив, улетел на базу, наказав сообщать о самочувствии. В первые дни голос у Анны был грустным, что и понятно: лицо отекло. Она не хотела, чтобы я видел ее такой, поэтому использовала только голосовую связь. Я не переживал: процесс шел нормально. Настал день, когда Анна сообщила: отек спадает. Я пожелал ей доброй ночи и пошел спать. Коммуникатор поднял меня в пять утра.
– Товарищ лейтенант! Батюшка! Кап!..
Эмоции душили ее, не давая сказать.
– Тихо! – сказал я. – Базу разбудишь. Личный состав спит.
– Простите! – сбавила она тон. – Не смогла сдержаться. Проснулась и побежала к зеркалу. А там… Это чудо! Я не могу поверить!..
– Покажись! – попросил я.
– Нет! – отказала она. – Явлюсь лично. Ты должен видеть это сам!
Я отключился и лег досыпать. Первый рейс автобуса из столицы ожидался через два часа – успею. Я не знал, что Анна взяла флайер – ее распирало от желания продемонстрировать результат. Впрочем, спешила она зря: на базу ее не пустили. Изображение, которое выдавал вживленный идентификатор, не совпадало с оригиналом. Анна закатила скандал, постовой вызвал офицера. Тот распознал в гостье шпионку и вызвал дежурный наряд. Разъяренная Анна дозвонилась до командира роты. Тот обругал тупиц и приказал включить сканер. Прибор считал радужку глаз объекта, после чего заключил, что это стрелок Быкова двадцати лет от роду, а никакой не шпион. Анна высказала постовым все, что о них думает, и прошествовала на территорию. Вдогон ей пообещали похлопотать о губе[7] – за оскорбление при исполнении. Анна не обратила на это внимания.
Пока она веселилась, я успел встать, принять душ и позавтракать. Довольный, я шел к кабинету, как на меня налетел вихрь.
– Кап! Миленький! Солнышко!..
Меня обчмокали и обслюнявили. Кося глазом по сторонам, я затолкал потерявшую голову пулеметчицу в кабинет и успокоился, только закрыв за собой дверь.
– Покажись!
Анна отпрыгнула и приосанилась. На ней было новое платье, туфли на каблуке и сверкавшая лаком сумочка. Но не это привлекло мой взор. Операция удалась. Шрам, понятное дело, исчез, но это не стоило упоминания. Убрать рубец – задачка для первоклассника, я сделал больше. Природные черты лица Анны были грубоваты: толстоватый нос, маленькие глаза, тонкие губы… Симпатичная, но не красавица. Посему, дав импет шраму, я поработал над остальным. Как мастер шлифует работу ученика, так и я исправлял Творца, в чем и преуспел. Вместо Анки-пулеметчицы передо мной стояла принцесса – высокая, стройная, с обольстительной фигурой и очаровательным лицом. Изящный носик, маленький рот с пухлыми губками, огромные глаза и упрямый подбородок… На себя прежнюю Анна походила, как лебедь на неуклюжего птенца.
– Тебе придется перепрошить идентификатор, – сказал я. – Иначе не признают.
– Уже! – хмыкнула Анна. – Меня не пускали на базу. Понадобился сканер. Я им устроила! Кап, я хочу, чтоб ты знал… – она вдруг всхлипнула.
– Про уговор не забыла? – перебил я.
– Нет! – заверила она.
– Вот и молчи. Спросят, скажешь, что сделала пластическую операцию. Где и как, говорить необязательно.
– Ладно! – согласилась она.
– Теперь – иди! – я подтолкнул ее к двери. – У меня дела.
Ничего срочного, впрочем, у меня не было. Но я хотел, чтобы она ушла. Потому что чувствовал, что стану Пигмалионом[8].
На воскресной службе Анна исповедалась и причастилась. Проглотив Святые Дары, она с чувством приложилась к моей руке, и я понял, что будут проблемы.
Они не замедлили нарисоваться. После службы Анна подошла ко мне и предложила скатать в столицу. Я отказался, сказав, что занят. Она попросилась поговорить. Я покривил душой, сказав, что нет времени. Так продолжалось пару недель. Анна искала общения, я его избегал. В итоге ей это надоело. Вечером в дверь моей комнаты решительно постучали. На пороге стояла Анна.
– Нам нужно поговорить! – сказала она и, отодвинув меня, прошла внутрь.
Мне ничего не осталось, как идти следом. В комнате она села в кресло и уставилась на меня. Вздохнув, я устроился напротив.
– Меня зовут замуж! – сообщила Анна.
– Надеюсь, хороший человек? – спросил я.
– Это человеки. На сегодняшний день их набралось одиннадцать. Среди них офицеры, сержанты и рядовые.
– Трудный выбор! – сказал я. – Пришла посоветоваться?
– Прекрати, Кап! – обиделась она. – Сам знаешь, что я не за тем. Ты отчего-то избегаешь меня. Не нравлюсь?
– Нравишься! – признался я. Священникам нельзя врать.
– Тогда почему?
– У наших отношений нет будущего.
– Это с чего? – удивилась она.
– Ты не забыла, что я священник? Нам запрещен блуд.
– Так я не за этим шла! – фыркнула Анна. – По-твоему, я кто? Ты мне давно нравишься, Кап! Раньше я считала тебя заносчивым. Прежний батюшка был добрым, а ты требовал, чтоб мы исповедались и смотрел сурово. В роте о тебе говорили плохо. А потом я увидела, как ты спасаешь парней… Весь в крови, ты не прекращал их лечить, пока не упал без сознания. После этого я поняла, что если есть человек, которого стоит полюбить, так это ты. Только я не рассчитывала на взаимность. Кто ты и кто я? Красавец-офицер и какая-то девчонка. К тому же уродливая… Я ошиблась. Ты заметил меня и предложил убрать шрам. В результате сделал красавицей. Мне завидуют женщины части. Парни объясняются в любви и зовут замуж. Обещают носить на руках и мыть ноги, – Анна фыркнула во второй раз. – Только мне это не нужно. Есть человек, которого я люблю. Он сделал меня счастливой, и я готова ради него на все. Женись на мне!
– Это невозможно, – сказал я.
– Неправда! – укорила она. – Я узнавала. Твой целибат можно снять.
– Если ты подготовилась к разговору, – сказал я, – то, наверное, знаешь, какие требования предъявляют к жене священника?
Она с подозрением глянула на меня и нажала кнопку коммуникатора. Вспыхнул виртуальный экран, и она забегала по нему пальцами. Затем впилась взглядом в открывшийся текст.
– Пункт три, – подсказал я.
– Девственность? – изумилась она. – Невеста должна быть невинна? Ты это серьезно?
– Более чем.
– Но это же ерунда, Кап! – возмутилась она. – На дворе двадцать второй век! Как можно такое требовать? Ты сам знаешь, что я не из таких – исповедаться тебе. Ну было у меня разок в школе. Девочки решили попробовать, я – с ними. Чего взять с дуры? Мне, кстати, не понравилось – больно и противно. И вот из-за этого я и не подхожу?
Я не ответил.
– Тебе это важно? – насупилась она.
– Мне нет, – сказал я. – А вот им, – я указал пальцем наверх, – да!
– Но это же дикость! Каменный век!
Я промолчал. В академии мы говорили об этом с капелланом курса. Зачем сохранять многочисленные и явно устаревшие ограничения? «Стоит только раз отступить, – ответил он, – и все покатится. Вон, протестанты однажды решили поправить веру. Что в итоге? Сколько сегодня течений в протестантизме, скажете? У них на каждом хуторе своя церковь. И какая? Педерасты-священники венчают педерастов-новобрачных. Где там Бог, какая благодать?!»
– Мы не признаемся! – предложила Анна.
– Целибат снимает владыка. Он первым делом затребует твое досье. А там – данные медосмотра.
– А если не подчинимся?
– Меня извергнут из сана и уволят из армии. Отправят на Землю, а ты останешься – у тебя контракт.
– Я разорву его! – сказала Анна. – Совершу дисциплинарный проступок, и меня выгонят. Плевать! Улетим вместе.
– Я шесть лет учился в академии, – сказал я. – Мое священство мне дорого далось. Поэтому все останется, как есть.
– Кап! – заплакала она. – Как ты можешь так говорить?! Ведь я люблю тебя!
Я сидел, не зная, как ее утешить. Анна достала платок, утерла слезы, после чего ушла. А я достал бутылку вина и осушил ее – один.
После я не раз пытался ответить на вопрос: с чего я на нее запал? Обычная девочка, не слишком образованная, хотя и неглупая, Аня мало походила на знакомых мне женщин. В ней не было хитрости, желания доминировать, стремления настоять на своем. Искренняя и непосредственная, как ребенок, она вызывала симпатию, а не любовь. Все переменилось после операции. Новая внешность пробудила в ней уверенность в себе. Она осознала себя женщиной, достойной любви. И эта новая Аня нравилась мне куда больше прежней.
В следующее воскресенье Анна не пришла на службу. Затем – снова. Меня вызвал командир роты.