г было почти так же, только окно выделялось синим прямоугольником, в которое заглядывала пара крупных звёзд. Верхом на бёдрах Ненависти кто-то сидел, и она брыкнула ногами, чтобы определить, насколько он тяжёл.
— Ссс, — сказал «кто-то». — Тебя и правда ничто не берёт.
— Пшёл прочь, упырюга, — опознав в ночном госте вампира, слугу принца, Ненависть решила не церемониться. — Какого крысодятла ты тут делаешь?!
— Ты ещё не генерал, — заметил вампир.
— А ты вообще никто, — отрезала Ненависть.
— Хасс, — прошипел мерзавец. — Ты умерла. Возврата уже не будет.
— И что, ты поэтому решил со мной позабавиться? Чего хочешь, упырь?
— Я не упырь, — ответил вампир и нехотя слез с Ненависти. — Я Неспящий.
— А я вот спала, — с упрёком сказала Ненависть.
— Хасс, — прошипел упырь, — ты должна знать. Твой наниматель не просто некромант и не просто принц. Даже мы, Неспящие, которых он приневолил, хотим от него избавиться.
— Да плевать, — сказала Ненависть, — он меня нанял, и я буду ему служить.
— А зачем тогда удрала? — в бесстрастном голосе вампира послышалось удивление.
— А твоё ли это дело? — огрызнулась Линда.
— Наше, — сказал вампир. — Ты же понимаешь, что наш хозяин не одуванчики здесь топтать собирается?
— Здесь — это где? — Ненависть устала от этого разговора. — В крепости?
Такое ощущение, что он, упырь этот, наперёд знает её ответы. И к какой-то ловушке её подводит. А она жуть как не любила ловушек.
— В Авее, — сказал вампир. — Для начала в Авее, а потом, надо думать, и дальше пойдёт.
— Ну понятное дело, — буркнула Линда. — За кусок послаще все грызутся. Видать, у королей да принцев просто куски побольше. Ежели наш брат наёмник за сундук золота на всё готов, то у принцев этих сундуков много, а подавай ты им города да страны. Не вижу, с чего мне его осуждать.
Вампир качнул головой.
— А правда, что он тебе своей кровью платит? — с любопытством спросила Ненависть.
— Не мне, — неохотно ответил Неспящий. — Наш Крыло заключил с принцем договор — вот у Крыла и хранится его кровь. В фиале. Как только принц договор нарушит — Крыло выпьет кровь, и тогда его жажду уж никто не остановит. А если Крыло погибнет раньше — то за дело возьмётся кое-кто повыше: сам Голова. Нашу жажду не унять. Мы, Неспящие, так уж устроены: стоит лишь раз попробовать, как желаем выпить до дна.
— Прям вот как пьяница с кувшином вина, — ухмыльнулась Ненависть. — Ладно, упырь…
— Я Око, — сказал упырь.
— Это ты вроде как представился?
— У нас забирают имена. Но мы называем друг друга по иерархии.
Линда зажала рот, чтобы не заржать — представила, кто там у них в самых низах. Вампир посмотрел неприязненно — и слабого света от окна хватало, чтобы увидать его укоризненный взор.
— Не, ну ты подумай, — с трудом выговорила Ненависть, — ладно: крыло, рука, око, рыло, ухо… палец. Но если части, скажем кончаются? А назвать надо? Будете очком его звать или там… яйцо левое, яйцо правое? Ыыы…
Вампир заскрежетал зубами.
— Ладно, упырь, — отсмеявшись, сказала Линда, — вижу, что ты всё ещё тут, значит, тебе надо или услугу, или ответ. Сознавайся, пока я добрая. Чего хочешь?
— Удвоения платы, — сказал Око. — Мы будем тебя слушаться. Но принц Ринальт платит очень мало. Будет справедливо, если мы получим столько же ещё и от тебя.
— И много ли он вам мало платит? — спросила наёмница.
Разговор перешёл, наконец, в понятное русло, и она немного расслабилась. Как оказалось — совершенно зря!
— Сссс, — щипяще засмеялся Око, — он платит нам на двоих с Дланью — одним человеком на двоих.
Понятно. Просто Ринальт кое-чьё душегубство пытается сдерживать! Или желает держать своих псов голодными, чтобы были злее?
— И чего ж вы его тогда не бросите? — спросила Линда. — Плюнули бы на договор, послали бы принца в крысий зад… А?
Око распахнул руки — и плавно превратился в нетопыря. Большого — чуть ли не с гуся размером. Чёрного, как сама темнота. Сделал пару кругов по комнате, сверкая красными глазами, и сел на спинку кровати в изголовье. Свесил зубастую харю, да так резко, что Ненависти даже стало неуютно. И тут же превратился снова в человека — худого, гибкого, небольшого такого, только уж Линда-то знала, что это всё обманчиво. Он сильный, крепкий и живучий, даже почти бессмертный. Ишь, ноги на ту сторону свесил, а сам над нею завис. Думает, что лежачего бить проще. Ну-ну. Пусть попробует! Линда приготовилась обрадовать кровососа: опыт у неё был, отражать атаки лёжа она умела неплохо. Она уже заприметила, что вампиры умеют быть быстрыми, но и сама не особо уступала им в скорости.
— Мы не можем, — ответил Око. — Нам приходится чтить этот договор на крови. Кровь для нас — сила, жизнь и религия. Мы не знаем ни одной молитвы слаще, чем «дай нам крови, господин!»
— Тоже мне, молитва. Я вообще ни одной не знаю, — фыркнула Ненависть.
— Будешь нам так же платить?
— Нет, — ответила Линда. — Какой резон? Договор на крови я с вами заключить не смогу. Случись чего — вас никто не удержит, удерёте, только крылышками мах-мах! К тому же, договариваться о таком за спиной принца? Я из ума не выжила.
— Одну жизнь в неделю, — сказал Око.
Весь так и переменился — натянулся, будто тетива, напрягся, словно от её слов зависело что-то помощней, чем дармовая кормёжка.
— Вы договаривались с Ринальтом Мэором, — сказала Ненависть. — Если вам нужна прибавка к жалованью — просить надо его. А ты просишь прибавку в обход хозяина. Не, тут что-то не так или для него, или для меня. А может — и для обоих. Но если никакого подвоха нет, давай сходим к нему вдвоём, и я помогу тебе договориться за удвоение цены. Ну что, пойдёт?
Как Линда и подозревала, Око от этого скуксился. То есть зашипел, заелозил на спинке кровати и вдруг напал. Она ждала этого змеиного выпада и почти моментально увернулась вправо. Око рухнул на кровать, и теперь уж Ненависть села на него верхом.
— Не чувствую радости в штанах, — сказала она, для верности поёрзав на вампирьем достоинстве.
Оно не откликнулось. То ли врали сказки, что вампиры любвеобильны и готовы доставить удовольствие любой красотке за кубок свежей кровушки, то ли мёртвые бабы ничего в кровососе не возбуждали, как знать! Но Линде и не хотелось взаимной любви. Она прижала к клыкам вампира запястье и спросила:
— Хочешь, откупорю для тебя венку-другую? Ммм?
Око так перепугался, что вырвался и прямо в прыжке обернулся нетопырём, который пробил стекло своим телом и упорхнул в ночь. Нет, зря он проболтался про ядовитую мёртвую кровь. Зря. Линда ухмыльнулась, глядя вслед улетающему нетопырю, тёмной тенью выделяющемуся на небе, которое чуть-чуть начало светлеть на юго-востоке. А затем поплотнее завернулась в одеяло и улеглась в кровать.
Одним из преимуществ, открытых ею после смерти, было то, что смерть больше не пугала.
Даже не так: она вообще не могла умереть и потому не боялась этого. Боялись живые. Теперь к этому открытию прибавилось и другое: оказывается, можно ещё и другую нежить собой пугать. Она была этим довольна. Улыбнувшись, Линда опять уснула.
Глава 10. Приметы
— Что? — не понял Мэор.
— Всё новое. Не годится. Надо что-то старое, понимаешь?
— Нет.
— Старое. Ношеное. Мои вещи, в которых я пришла — они все где?
Ринальт обошёл Хасс по кругу, оглядел со всех сторон. Он решил, что одежда хороша и что пора привыкать оказывать бывшей неумытой бабе почести, как настоящему генералу.
— Всё в порядке, генерал Хасс. Вы просто вчера слишком нервно отнеслись к замечаниям портного. А он старый человек, никогда не видал женщин-генералов, вот и позволил себе…
— Что? — Ненависть свела к переносице густые брови. — Ты меня за дуру держишь, ваше высочество? Это ваши дворцовые уклейки могут на белошвеек окрыситься, что им чего не так пошито, но не я же.
— Как вы сказали, генерал? Уклейки? — засмеялся Ринальт.
— Ну эти там. Барышни. У них ротики как у рыб — чмок-чмок. Уклейки и есть!
— Но ты не похожа на уклейку, — отхохотавшись, выдавил принц.
Мундир был ей к лицу. Принц выбрал цвета своего основного войска под цвет стяга — чёрный с зелёным. Серебряные галуны очень украшали одежду, узкие белые брюки обтягивали сильные ноги и мускулистый зад наёмницы — это она сейчас надела поверх тончайшей белой сорочки мундир, а пару минут назад Ринальт заново имел удовольствие оценить все стати женщины. Пожалуй, его генерал Хасс в этой одежде вызывала в нём не только гордость полководца, но и совсем другие чувства. Приходилось напоминать себе, что это та же неумытая баба, и она не вполне жива. Но разыгравшееся воображение подкидывало картины будущего союза, которые он обещал ей в первый же день. Всего лишь декаду назад. Теперь же уверенность в том, что из Хасс надо сделать настоящую королеву, только окрепла.
И если совсем недавно у принца ещё не было ни своего знамени, ни своего герба, то благодаря нанятому художнику появилось и то, и другое. Художник не слишком понимал в геральдике, а Ринальт — в искусстве, но в конце концов герб был готов. Некромант был доволен, когда увидел на нём серебряную крылатую крысу с голым оскаленным черепом.
Хасс нынче утром, увидев вышитый на правом рукаве герб, потыкала в него пальцем и спросила, что это за тварь.
— Укрысок, — ни секунды не медля, ответил принц.
И наёмница светло улыбнулась.
Обычно она ухмылялась, усмехалась, склабилась, щерилась или хранила серьёзность. Улыбка, настоящая улыбка, появлялась на её лице крайне редко. И украшала это жёсткое, смуглое лицо — делала мягче.
Иными словами, принц увидел в Хасс женщину.
И теперь она, по его понятиям, вела себя именно как женщина: капризничала и требовала что-то бессмысленное. А если в этом был какой-то смысл, то Ринальт не понимал.
— Хотя бы тот мундир, который я сняла с наёмника в трактире, хотя бы нижнюю рубаху, — прохаживаясь по комнате, сердито говорила Хасс. — Это плохо, когда всё новое.