— Олокта, накидка, три штук по пятьдесят тиот. Вот клик. Быстро, два час и быть тут. Азбука, букварь — бери.
— Отец, я не могу так идти, — отодвинулась Эну.
— Как — «так»?
— Я же босая. Краску я сотру, но босую меня выгонят. Это ведь товар для белодворцев.
— Ты не путай, говори яснее.
— И так ясно, отец! Я красноверка, а приду брать белодворские причиндалы; оплюют меня — и в шею... И идти немножко больно.
— С вашими верами чёрт свихнется. Шук, отдай ей свои тапки.
— А я их... — Шук потупился, разглядывая пальцы на ногах, — там, у колодца позабыл. Я ни фигища от нашлёпки не соображал.
— Дёрнуло тебя разуваться!
— А на КонТуа — там без разницы: по-белому, по-красному ли верить...
— Размечтался ты не вовремя... Муа, снимай ботинки.
— Я-а?! — неожиданно растерялся служивый.
— А кто же — я, по-твоему? у меня с ней ноги разные.
— Мне — раздеваться при них? — всё больше терялся солдат. — Господин Фойт, я честный белодворец!
— Разувайся. Ну?..
— Копошись, хозяин, — ободрил его Шук. — Три бана дашь — Эну тебе сандалики купит. Да, Энуну?
— Конечно, — плаксиво подпела Эну. — Вляпался, бедненький, как не помочь.
Бессильная злоба копилась в душе Муа Тумэнии. О, Судьба изменчива! Вчера эти двое за срамословие давились бы крысиным писком под его хлыстом — да что там! за меньшую дерзость визжали бы, взывая к милосердию. Стрекалом по щекам их, по щекам, и так каждый день до завтрака и после ужина; им вместо краски бы пошло... ооо! Если б сейчас хлыст! отсчитать им за всё — за приглашение жрать на полу по-льешски, за приказ постыдно разуваться...
Но теперь чёрный, с винтовой насечкой хлыст — у Фойта... льешский покровитель, чтоб ему издохнуть! Поворот гарды, и стрекало, щёлкнув, вытянулось в полную длину.
— Я жду, — Форт для пробы согнул хлыст в кольцо.
Сняв форменные сапожки, Муа швырнул их Эну, мысленно желая ей споткнуться на кочке и сломать ногу.
— Ничего не забудь, — напутствовал выродок свою умви.
Вприпрыжку по рыжему кочкарнику Эну побежала к посёлку — нарочно, чтобы до безобразия изгваздать сапожки в ручье и избежать лишних расспросов, почему обувь форменная.
— А вы, — Форт перевел кончик хлыста с Муа на Шука, — живите дружно и не разбегайтесь. Сторож у меня глазастый, — хлыст указал на нахохлившийся, притихший автомат. — Я пока осмотрюсь в округе.
Присутствие робота должно удержать их от необдуманных поступков, но покоя на душе не было, и как оказалось — не напрасно.
Деревья в лощине кое-где росли достаточно густо, чтобы замаскировать катер от наблюдения с воздуха. Сканер, конечно, разглядит его, но всю погоню сканерами не вооружат. Форт присмотрел удобное место под склоном и стал соображать, как загнать «молики» под шатёр ветвей, не сломав слишком много мохнатых гирлянд и не задевая стволы, как вдруг автомат просигналил ему: «Движение на охраняемом объекте! Угроза пульту управления!» Он спешно подключился к визорам паучины и увидел, как Муа дубасит Шука. Солдат бил всерьёз, умело, сильно; Шук уже валялся и, вопя, пробовал увернуться от ног Муа.
Автомат накинулся на солдата сзади и сковал его четырьмя лапами. Пока тот рычал и вырывался, Форт подоспел к катеру.
— Какого дьявола?!! вы что, взбесились?! Я же сказал...
— Он говорит: «Убью!» — стонал Шук, вытирая кровь, стекавшую из носа.
— Этот скот!.. — хрипел Муа, изворачиваясь в лапах автомата. — Это ничтожество! Он оскорбил мою касту!!! быдлосное отродье, сын перевёрнутых отца и матери!
— Врёт он, врёт! — Шук встал, всхлипывая от боли. — Сам перевёртыш! бамиэ червяг рожают! навозники!
— Ах, опять?!! — вскричал Муа, пытаясь освободиться. — Безродный, ты об этом пожалеешь! Только вернись на выселки! нет, тебя вернут — под конвоем! Я тебя встречу!
«До каст дошло. Похоже, я их не помирю», — устало подумал Форт и отдал автомату команду отпустить Муа, а затем догнать и вернуть Эну.
— Кончили драку. Ну-ка, в разные углы! Руки на стену!
Муа, как не слыша, вновь кинулся на Шука, но охнул и присел, когда Форт перехватил его за руку. Хватка у выродка была сильней, чем у его робота.
— Я сказал — оба прекратили. Мне надоели ваши кастовые, расовые и прочие воззрения. Я тебя высажу, — тряхнул он Муа, — подальше от жилья, и катись босиком куда угодно. Дойдёшь, не калека.
Пасмурное утро 4 бинна в Цементных выселках началось с загадочной суеты. Сперва помощник полиции прибежал к заводскому слесарю и срочно потребовал его в участок, с инструментом. Слесарь был человек многосемейный и начальством уважаемый, поэтому спешить не стал, а объяснил помощнику, что у него дома не склад, за инструментами надо сходить в мастерскую. Пока дошли туда, пока обратно, невнятная суматоха у участка стала заметна высельчанам; одни в любопытстве кружили близ полицейского дома, другие припустили вдоль по улице с новостями. К приходу слесаря участок стал всеобщим центром внимания, и помощники, взяв хлысты вместо дубинок, нервно орали на столпившихся зевак. Ну кое-что нельзя было скрыть криком — капоты вездеходов на стоянке кто-то раскромсал, будто лучом.
Слесарь сдержанно усмехнулся, увидев хозяина с первым солдатом запертыми в клетке. Они там метались, как дикие звери, а выглядели безобразно — Толстый весь в обрывках липкой ленты на мундире, у Канэ рукава распороты до плеч и руки голые торчат. Похоже, неумелые помощнички пытались выбить сломанный замок, но только хуже раскурочили его — и без толку.
— Скорее! Отпирай! Быстрей! — вопил Толстый; на лице его выступили гневные узоры цвета мяса.
— Не колотить надо было, а резать, — обстоятельно внушал слесарь старшему помощнику. — Что, у вас в гараже нет пилы по металлу?
— Она без электричества не пилит, а ток нам кто-то отрубил. Щит весь разворочен; хорошо, что не замкнуло.
— Так зовите электрика, пусть восстанавливает.
— Пили! Пили, кому говорю! — Толстый тряс решётку. — Не болтай, работай!!!
— Сию минуту, господин хозяин. Да-а, решёточка-то крепкая! Придётся повозиться... А кто замок-то заварил?..
— Дочь пропала! — голосила у дверей мать Эну. — Где она?! Господин хозяин обещал найти! Пустите, я заявление подам!
— Уйди, безграмотная! Заявление она напишет!.. А хлыста не хочешь?!
Так, в неразберихе и сумятице, текли минуты. Позвонили в райцентр и ждали оперотряд, но вместо него — причем куда раньше, чем можно было ожидать — в небе возник военный катер и, свистя сиреной, сел чуть не на толпу. Народ в испуге расплескался в стороны. Светло-синие армейские солдаты в момент оцепили участок, искрами отогнав ротозеев подальше от стен, а командир-двадцатник вошёл в приёмную со словами:
— Все вон. Происшествие расследует разведка войск Правителя.
Но самая неприятная неожиданность случилась через час, когда и полицейские оперативники явились, чтобы выслушать, где им стоять и кому подчиняться, и Толстого с Канэ вызволили из клетки. К воздушным машинам, собравшимся рядом с участком, присоединился лёгкий быстроходный аппарат, из которого вышел стройный золотоволосый человек в модном муарово-лиловом халате поверх длинного иссиня-чёрного платья, в тонкой снежной маске и полупрозрачных перчатках. В ладони он нёс холёную чистую крысу, пушисто-белую с жилеточным коричневым узором и жёлтым лакированным хвостом. Командир разведчиков отсалютовал великолепному человеку чётко и почтительно.
— Господин эксперт, сведения в целом собраны. Главное я вам доложил по радио.
— Спасибо, Ниу, — приезжий лишь взмахнул ресницами в ответ.
Завидев лучезарного приезжего с крысой, Толстый побледнел и похолодел, словно уже умер. Перед красавцем все так расступались, так вытягивались, что для сомнений не осталось места — это фигура из высокородных, человек, которому доверено решать судьбы. Почему-то оробевший взгляд участкового особенно притягивала крыса — в том, как она перебирала лапками и дёргала хвостом, чудилось нечто ужасное.
— Итак, — лаская крысу, золотоволосый даже не глядел на Толстого, — вы утверждаете, что на участок напал робот.
— Так точно! — Толстый ещё надеялся на что-то и старался выглядеть молодцом.
— И вам не известно, ни чей это робот, ни почему он напал.
— Никак нет!
— А ваш солдат, который полчаса тому назад вышел к дорожному посту в Таомоне, утверждает, что вы состояли в сговоре со звёздными ворами — и не поладили с ними, поэтому и случилось нападение. Вы заметно облегчите свою участь, если без запирательств назовёте воровскую семью, с которой общались, и человека, которого скрывали на своём участке.
Толстый поник. Муа, подлец, продал!.. Теперь он — жертва похищения, невинно пострадавший; спешит утопить в помоях и начальника, и старшего товарища. Зачем Фойт не убил его, зачем отпустил живым?!!
— Думайте быстрее, — поторопил золотоволосый. — Ваше содействие я отмечу в моём отчёте ОЭС как смягчающий факт.
— ОЭС?.. — безнадёжно поднял глаза Толстый.
— А кто ещё, по-вашему, должен заниматься ворами сверху и их пособниками? Выбирайте — или приличный лагерь в зоне 5, или лагерь строгого режима на Гнилом море, в зоне 17. Приговоры бывают разные.
— Они заставили меня. Мне угрожали...
— Да перестаньте, скучно слушать, — лицо и голос золотоволосого были одинаково холодны. — Посмотрите-ка, не знакомо ли вам это лицо? — усадив упитанную крысу на плечо, человек извлёк из-под лилового халата голографический портрет.
— Фойт, — кивнул Толстый. — Это он напал. Он принуждал меня к сотрудничеству, я отказывался...
— Фойт, — повторил человек с крысой. — Точнее, Форт, — легко перешёл он на р-говор. — А имя семьи?
— «Вела Акин».
— Чудесно. Но, знаете ли, к тому времени, когда ОЭС займётся вами вплотную, по-настоящему, вам надо подготовить логичную, стройную версию событий — почему вы не арестовали звёздного, почему предоставили ему схрон на участке, почему вели переговоры с ворами вместо того, чтобы доложить о них куда следует. Не думаю, что вам дадут возможность сговориться с тем солдатом о совпадении показаний, но уверен, что у вас впереди годы сосредоточенных размышлений о чести мундира. Почему-то я подозреваю, что при тщательном разбирательстве за вами сыщутся и другие просту