–Всего лишь очередной поворот судьбы.
–Так вы фаталист, мистер Бартон?
–Нет. Просто принимаю то, что есть, и не хочу придумывать то, чего никогда не было и не будет.
–И что же у вас есть?
–Моя жизнь, доктор Милт…
В эту ночь Бартон долго не мог заснуть. Они лежали с Кит в его кровати и разговаривали о детстве.
–Господи! Какой же ты человечный!– прошептала она, разглаживая рыжие волосы на его груди.
–Моя жена всегда говорила обратное.
–Я не твоя жена, Милт.
–Бартон.
–Извини.
–Ничего. Лучше уж так, чем прятать дикарей за ширмой и пускаться в нелепые оправдания.
–Да,– Кит слизнула капельку пота с его груди.– Мой муж никогда не потеет.
–Знаешь, отец всегда говорил мне, что мужчину могут сгубить только три вещи: алкоголь, женщины и собственная тупость.
–Правда? А что он говорил о женщинах?
–Ничего не говорил.
–Твой отец был мудрым человеком.
–А твой?
–А что мой? Он гордится мной, потому что я удачно вышла замуж. Гордится моим мужем. Гордится моей жизнью… Знаешь, иногда мне хочется обо всем ему рассказать: кто такой на самом деле доктор Милт и что это за планета… Но я не могу… Пытаюсь, но не могу.
–Я тоже пытался сказать отцу, что умираю. Смотрел ему в глаза и думал о печени, которая вот-вот должна отказать.
–В такие моменты я просто обрываю связь.
–Я тоже.
–Но теперь у тебя все будет в порядке. Муж сказал, что сможет тебе помочь…– Кит прижалась к его небритой щеке и зашептала на ухо.– И мы оба будем зависеть от него. Ты и я. Два грубых природных камня в идеальной стене.
–Мне все равно.
–Мне тоже,– Кит положила его руки на свои бедра.– Возьми меня еще раз, Бартон. Возьми, потому что эта ночь повторится нескоро. Пожалуйста…
Яркий свет заливал операционную. Бартон лежал на столе лицом вниз. Немота сковывала тело. Он ничего не чувствовал. Лишь слышал звуки работы сложных механизмов да приглушенные голоса.
–Вы в порядке, мистер Бартон?– спросил доктор Милт.
–Да.
–Сейчас мы подключим искусственную печень к вашей нервной системе. Если будет больно, не стесняйтесь, кричите…
И Бартон кричал. Кричал так сильно, что голосовые связки не выдержали и голос сорвался на дикий животный хрип умирающего хищника…
Утро. Розовый свет бил сквозь незашторенные окна. Кит сидела у кровати и держала его за руку.
–Что ты здесь делаешь?– тихо спросил Бартон.
–Молчи,– она прижала ладонь к его сухим губам.– Тебе нельзя разговаривать. Врачи сказали, что операция прошла успешно. У тебя все будет в порядке. И не волнуйся за меня. Милт куда-то уехал. Какое-то совещание или встреча, не знаю. Его не будет пару дней, так что…– Кит посмотрела на закрытую дверь и поцеловала Бартона.– Моргни, если рад меня видеть,– она улыбнулась.
Рука Бартона скользнула под подол ее платья. Кит напряглась. Губы ее задрожали. Дыхание стало неровным.
–Ты неисправим, ты знаешь об этом?– прошептала она.
–Поэтому ты и здесь,– произнес одними губами Бартон.
–Может быть…
–Именно поэтому,– он улыбнулся.
Кит выдохнула и улыбнулась ему в ответ, кусая дрожащие губы.
–Может быть…
С каждым новым днем инъекции причиняли все больше и больше боли.
–Я больше не хочу, чтобы ты это делал со мной,– сказала Кит, пытаясь подняться на ноги.
Она лежала на полу у ног своего мужа, а он стоял и смотрел, даже не думая о том, чтобы помочь ей.
–Ты слышишь, что я тебе говорю?!– прохрипела Кит.– Больше ни одного укола!
Она выпрямилась и смотрела Милту в глаза. Холодные капли пота стекали по ее лицу, смешивались с тушью и оставляли на щеках черные разводы.
–Ничего не остановить,– сказал он.– Твой ребенок будет особенным. Не таким, как все дети! Это будет амальгама человека и машины, холодного интеллекта и наивных чувств. И не имеет значения, хочешь ты этого или нет,– он разорвал на Кит платье, обнажая большой живот. Прикоснулся к нему.– Дорога почти пройдена, и пути назад нет. Только вперед, Кит. Вперед или в бездну….
–Оставь меня!
–Я понимаю, ты напугана…
–Я сказала, оставь меня!
Кит сбросила с плеч разорванное платье и легла на кровать. Слезы удушьем подступали к горлу, но сил плакать не было– скорее, тихо ненавидеть. Затаиться и выжидать. Приглядываться… Думая об этом, она заснула…
Хейцкал… Почему сны так часто возвращали ее на эту планету? В одноэтажную гостиницу, сложенную из грубого камня. На жесткую кровать. Под черное, лоснящееся от пота тело туземца. Он прижимается к ее груди. Дышит ей в рот, наполняя легкие своим глубоким дыханием. Дикий. Примитивный… Особенный, как сказал муж…
–Хватит!– Кит открыла глаза, поднялась с кровати и оделась.
Длинные коридоры правительственного здания были застланы коврами. «Как хорошо, что Бартон всегда рядом,– думала Кит.– Как хорошо, что он вообще есть в моей жизни». Она свернула за угол и остановилась. Рабочие-хьюмеры молча выносили мебель из апартаментов Бартона.
–Что-то не так?– спросил один из них Кит.
–Нет,– она смотрела на такую знакомую кровать, которая никак не желала проходить в дверной проем.
–Черт с ней! Оставьте здесь,– услышала она знакомый голос. Бартон вышел в коридор и пожал плечами.– Черт знает что!
–Ты уезжаешь?
–Твой муж предложил мне новую квартиру в центре… И я… В общем… Сама понимаешь.
–Да,– Кит опустила голову.
–У тебя что-то случилось?
–Нет,– она заставила себя улыбнуться.– Просто хотела повидаться.
–Тебе оставить новый адрес?
–Как хочешь.
–Мы сможем встречаться и там.
–Не сможем…– она развернулась и, расталкивая рабочих, пошла прочь.
–Это всего лишь жизнь, Кит!– зачем-то крикнул ей вслед Бартон.
–Я знаю!
–Всего лишь жизнь…
Глава третья
Ферри смотрит на своего коллегу и спрашивает, почему он хотел поговорить именно с ним.
–Ты знаешь Бартона?– спрашивает Хольст. Ферри кивает осторожно, почти робко.– Вчера он спрашивал меня о странных вещах,– говорит Хольст, вглядываясь в пустоту перед собой.– Помнишь жену доктора Милта?
–Нет,– качает головой Ферри.– Я появился здесь уже после того, как она умерла.
–Но слышал о ней?
–Как и все.
–Вчера мы сидели здесь с Бартоном, и… В общем, он хотел узнать подробности ее смерти… Понимаешь?
–Причем здесь ты?
–Потому что я принимал у нее роды, болван!
–И ты рассказал ему?
–Нет, конечно. Я что, идиот? Но то, что он спросил меня об этом… Тебе не кажется это странным?
–Может быть, он был пьян?
–Черт возьми, конечно, пьян! Ты когда-нибудь его видел трезвым?!
–Случалось…
–Все это неспроста,– Хольст достает пачку сигарет, выуживает одну из них короткими толстыми пальцами и прикуривает.– Мне кажется, у них был роман.
–Что?
–У Бартона и жены доктора Милта. И тот ребенок…– Хольст передернул плечами.– Он мог быть ребенком Бартона. Понимаешь?
–Думаешь, Бартон способен кого-то любить?
–Откуда ты знаешь, на что он способен?! Одна моя знакомая, которую доктор Милт привез, чтобы она записывала историю этой планеты, делит жизнь Крита на период до Бартона и после.
–Может, она просто спит с ним? Поэтому и такое внимание… Знаешь, иногда мне кажется, что каждая женщина на этой планете, которая хоть немного красива, побывала в его постели…
–Ты болван, Ферри! Жули профессионал. И неважно, с кем она спит, а с кем нет. Ее работа никогда не пересечется с личной жизнью. Разве ты еще не заметил? Здесь нет некомпетентных людей. Каждый занимается своим делом. И стоит только оступиться хоть раз, дать сбой, и все…
–Не думаю, что Бартон никогда не совершал проступков.
–Дело не в проступках. Дело в способностях, в талантах. Бартон поднял экономику этой планеты. Он гений, и неважно, сколько женщин окажется в его постели и сколько вина он выпьет. До тех пор, пока его мозг будет работать, пока он приносит пользу, он будет здесь. Понимаешь? Так же, как ты и я. Как каждый, кого привез сюда доктор Милт.
–Да,– Ферри смотрит на дно стакана.– Пожалуй, стоит еще выпить.
–Расскажи мне про свою жизнь,– говорит Жули. Бартон смотрит на нее и качает головой.– Не хочешь или не можешь?– спрашивает она.
–Ты дотошная, как моя жена,– говорит он.
–Бывшая или настоящая?
–Ну точно как моя жена,– он улыбается и хлопает ладонью по коленям.– Давай, присаживайся, я тебя приласкаю.
–Я что, похожа на собаку?
–Женской породы.
–Значит– сука, да?– Жули взбивает рыжие волосы и качает головой, словно пытаясь себя сдержать.– Скажи, ты всех женщин ненавидишь или только тех, кто похож на твою жену?
–Разве я говорю, что кого-то ненавижу?
–Ты только что назвал меня сукой.
–И что в этом плохого?
–У тебя была мать?
–Как у всех.
–Твой отец ее тоже так называл?
–Иногда.
–И что ты чувствовал?
–Ничего,– Бартон наливает два стакана водки, бросает в них пару кубиков льда.– Знаешь, что меня удивляет последнее время? Вся эта планета– одна большая ледышка, а мы, рожденные где-то среди лета и пляжей, так и не можем осознать этого и продолжаем добавлять лед в свою выпивку, хотя давно уже пора бы начать его ненавидеть. И этого никогда не понять. Это как женщины. Вы всегда хотите, чтобы мы видели в вас то, чего на самом деле нет. А когда мы говорим вам правду, идете и отдаетесь тем, кто красиво лжет. И вам все равно. Вы как кубик льда, который бренчит в стакане и тает, разбавляя выпивку,– бессмысленный и ненужный. Всего лишь элемент фарса и привычки. Но мы тем не менее снова и снова бросаем его в свои стаканы и смотрим, как он тает… Как вы таете…– он подходит к Жули, предлагает один из двух стаканов с водкой.– Выпей.
–Я не хочу.
–Я хочу,– он смотрит, как она пьет.
Красные пятна заливают веснушчатые щеки. Кубики льда ударяются о белые зубы. Жули улыбается.