Я удивленно смотрел на своего приятеля, в шутку он это или всерьез. Но Данила и не собирался шутить. Телевизора насмотрелся, сделал я для себя вывод. Там нынче и не таких умников показывают.
– Сколько времени сейчас, как ты думаешь? – спросил я Данилу.
– Да минут пятнадцать прошло, не больше, как мы там были. Жалко еда в мешке осталась, а то перекусили и обратно бы полезли.
– Ну, уж нет, – подумал я. У меня от одного упоминания о покойнике старце, здесь, на залитом солнцем берегу, мурашки по коже пробегали, а что со мною, будет там внутри, в подвале?
Данила, уловив мое настроение, начал по всякому меня уговаривать. Начал он издалека, я сначала даже не понял, куда он клонит:
– Бабка рассказывает; в тысяча девятьсот двадцать первом году, на Руси был страшный голод. Местная власть, нехристи, по указке сверху разоряла всякие церкви и монастыри, сдирала с икон золотые и серебряные оклады, конфисковывала церковную посуду, снимала с куполов золотые кресты, чтобы закупить на Западе хлеб. Несогласных, священников и попов, тех, кто добровольно не отдавал накопленное имущество, ставила к стенке. Разговор тогда короткий был, соплей не разводили. Пришли говорят и к нашему Дионисию, сдавай, мол церковную казну. Он и отвечает, вот сейчас проповедь дочитаю, и можете забирать все, что есть в монастыре. Те, то же люди, хоть и безбожники, вышли из церкви, стоят ждут, пока он намаз закончит. А Дионисий дочитал проповедь, снял в алтаре икону святой великомученицы Варвары и как сквозь землю провалился среди бела дня. Икону писал, какой то грек по имени Феофан. Что в ней такого ценного? Вот если бы Андрей Рублев был, а то какой то Феофан, да еще и чурка, грек. Дионисия искали, искали, только что по следу с собаками не ходили, но так и не нашли, ни ценностей, ни иконы. Говорят, на небо вознесся, за свою святость. А я так думаю, это он в подвале сидит на сундуке. Бабка тоже говорила, что до тридцатых годов в монастыре творились чудеса, раз икона Варвары великомученицы в церкви появилась, так народ потек со всей округи. Пришлось монастырь напрочь закрыть. Вот, я и думаю, не Дионисий ли тебя напугал? Он не зря уселся на сундуке, там должны быть спрятаны большие церковные ценности. Лезем!.. Утащим их за один раз, как ты думаешь?
Неудобно было показывать перед Данилой подступающий липкой тошнотой страх, тем более, когда он так материалистично объяснил сохранность и происхождение живого мертвеца. Я успокоился, слушая рассказы о покойниках, как обычные житейские истории.
– Только полезешь в подвал ты один, я тебя у стены покараулю, согласен? – спросил я Данилу.
– Согласен, но проход, под стеной расширим.
– Хорошо, будешь первым. На, держи фонарик.
Данила, пробравшись, через кусты, как на работу полез в подземный ход. Я за ним. Лезть за Данилой было вовсе не страшно. В несколько минут мы добрались до стены. Данила положив сбоку фонарик, так, чтобы он освещал проход внизу, стал его расширять. Я отгребал землю подальше. В работе весь страх куда-то улетучился. Но я все равно не рискнул идти первым. Данила присев, протиснулся под стеной и скрылся с другой стороны. Я, нащупал мешок, вытащил из него свечу и спички, и, засветив огонь, стал ждать развития событий. Банку с водой на всякий случай, я отодвинул еще дальше. В это время под стеной послышался шорох, и появилась живой и невредимый Данила.
– Бери топор, пошли.
На всякий случай, я захватил все. Свечу гасить не стал. Когда мы, согнувшись, подошли к подвалу, Данила по-хозяйски прошел вперед, а я стал разматывать целлофан.
– Ты, что делаешь? – спросил Данила.
– Занимайся своим делом.
Я размотал козлиную голову, ну и воняла же она. С порога я перекрестил подвал слева направо, стараясь, не смотреть в ту сторону, где сидел старец Дионисий на сундуке. Засомневавшись, в том, правильно ли крещу, перекрестил еще и справа налево.
– Свят. Свят. Свят. Козел черту брат.
Теперь порядок. Отложив в сторону козлиную голову, я взял трехлитровую банку, и побрызгал водой.
– Полегче, полегче, пить что будем?
– А ты что, тут надолго собрался расположиться? – изумленно спросил я Данилу.
– Помоги лучше мне старца перенести, – командовал Данила, – Видишь, кожа у него стала как пергамент. Мощи называются. Надо осторожно снять и набок положить. Мешок расстели, надо аккуратно, чтобы не рассыпался.
Я беспрекословно выполнял его команды. Посреди комнаты, я расстелил мешок, предварительно вытащив из него пакет с едой, и переложив в индейскую сумку соседа по кличке Хромой. Вот и сумка пригодилась.
– Да, подойди ты не бойся, он лет семьдесят назад умер, – читал лекцию Данила, – здесь как в мавзолее, воздух сухой, микробов нет, вот он прекрасно и сохранился. Приятно даже посмотреть.
Данила дотронулся до рубахи мумии. И в это время у старика приоткрылся рот. У меня снова волосы стали дыбом, а ноги приросли к полу. Я окаменел, а Данила, разговаривал со старцем, как с конем:
– Но, не балуй. Ишь уселся на сундук. Думаешь и нас проведешь? Дудки, не получится, – И обратился ко мне, – Макс, ты где? Помоги.
Но я не мог сдвинуться с места. Данила посмотрел в мою сторону, понял, что я нахожусь в столбняке, и один, бережно обхватив, старца Дионисия, боком, боком положил его на мешок.
– Первый раз всегда так, страшно с покойниками, потом привыкаешь, а дальше не замечаешь. Данила подошел к сундуку и подергал за навесной замок: – Сундук еще не откроешь, – возмутился он, – куда старый пень, мог ключи деть? Карманов на нем вроде бы нету. Топором, что ли попробовать?
– Замок цифровой, надо комбинацию определенную набрать и он откроется, – сказал я, вспомнив, что видел такие замки в краеведческом музее. Экскурсовод рассказывала, что в Россию завезли партию замков с одним и тем же кодом, вот была лафа домушникам. Какой же она номер называла, дай бог памяти. Кажется; три, три, два, два.
– Данила, набери цифры; тридцать три, двадцать два.
Упрашивать Данилу долго не пришлось. Через полминуты послышался торжествующий возглас: – Есть, – и замок отлетел в сторону.
Данила поднял к небу глаза.
– Бог, если ты есть на свете, сделай так, чтобы этот сундук был доверху набит добром, – сказав как молитву свое пожелание, Данила приподнял крышку сундука. Даже от входа в подвал, где я стоял, было видно, что сундук переливается золотистыми оттенками. Золото, так и било в глаза. Как в пещере Гарун аль Рашида, подумал я. Везет же дуракам. В это время Данила запустил руку в сундук и вместо звона золотых монет, я услышал шорох переливающегося шелка.
– Да это праздничное платье, – зашипел с досадой Данила, выбрасывая его на землю, – А где же золото?
Я тоже подошел к сундуку. Данила доставал икону. Под ней внутри лежали толстенные книги. Золотом и не пахло. Данила доставал одну за другой старинные книги, и держа их за обложки, как птицу за крылья, сильно встряхивал. Монетного звона не было слышно:
– Говорил же золото в землю уйдет. О господи, – простонал Данила, – они попы, все ненормальные. Ты посмотри, что он тут прятал? Книги… и … Галилей, тоже мне, нашелся. Осчастливил человечество.
– Да не волнуйся, так, – успокаивал я своего приятеля, – бабке икону подаришь, то-то обрадуется. А если еще, на ней нарисована Варвара великомученица, бабка тебя расцелует, глядишь, и в церковь с собою возьмет. Жалко конечно, что икону писал какой-то безродный грек Феофан, вот если бы был Андрюха, ей бы цены не было. Мы бы ее по весу на золото меняли, а так только бочку с капустой накрывать этим греком.
Данила недоверчиво покосился в мою сторону, всматриваясь, не издеваюсь ли я над ним. Но, увидев мое серьезное лицо, прекратил костерить несчастного старца – покойника.
– Он где-то здесь в подвале монастырскую казну зарыл. Я как собака, чую, где-то здесь. Меня не проведешь, я тебе не Ч.К., – оставив, наконец, в покое сундук, Данила ползал по полу подвала, – Давай перекусим, и копать начнем.
Такая перспектива меня совершенно не устраивала. Я хотел скорее выбраться на свежий воздух, и поэтому решил воздействовать на логику приятеля, совершенно забыв, что две категории разумных существ, кладоискатели и влюбленные не поддаются доводам рассудка.
– Подумай сам, если это Дионисий, как ты рассказывал, то он был идейный противник советской власти. А для идейного противника нет ничего ценнее, идейного багажа. Вот ты его богатство и нашел в сундуке, оно все перед тобой, и золото, и бриллианты. Все в этих книгах и иконе, понял?
Переубеждать Данилу было бесполезно, он как упертый осел, не хотел сворачивать на другую, мощеную доводами, дорогу.
– Бабка, с детства таскает меня по похоронам, насмотрелся я на этих попов, они кадилом за так тебе махать не будут. Должен быть тут клад.
– Поп попу рознь, – как дятел долбил я своего приятеля, – этот был идейный, как революционер. Видишь, ничего с собой не прихватил, как был на проповеди в праздничном одеянии, так и сбежал, а потом сложил его в сундук, а сам в исподнем так и помер.
– Жарко было, вот он и разделся, никто ведь его не видит. А чтобы не помялось, он его и сложил в сундук, не на пол же кидать. Был бы идейный, в подвал бы не прятался, а вышел бы с кадилом на площадь идею пущать.
И тут Данила, как ему показалось, привел неотразимый довод: – Такой сундук, мимо всех не попрешь в подземелье. Значит, он раньше сюда его перетащил, а заодно и все церковные деньги зарыл. Помоги, лучше их найти. Он схватил лопату и вонзил ее в землю.
Где, и что искать я не представлял себе. Наконец мне пришла спасительная идея в голову.
– У тебя Данила, голова не кружится?
– Еще как кружится, как представлю, что где-то здесь зарыто золото.
– А ты знаешь, почему умер старик?
– Почему?
– Кислорода не хватило, он задохнулся. Так и мы здесь с тобою в мумии превратимся. Видишь, я уже вспотел.
Мне казалось, что этот убийственный довод напугает Данилу. Как бы не так.
– Пока свеча горит, можешь здесь спокойно находиться, как гаснуть станет, значит, пора убираться. Я предупрежу, не бойся, – авторитетно заявил мне в ответ крутой специалист по покойникам.