«Но никто столько горя не принёс русским женщинам и так не развратничал, как Иоанн Грозный и его сподвижники. Учреждённая им для охраны его особы опричнина была, можно положительно сказать, одной из главных виновниц начала публичного разврата. <…> Александровская слобода, где жили в то время опричники, была одною сплошною клоакой всяких подобных безобразий. Ужасные, часто кровавые оргии разврата являлись почти ежедневными событиями этой слободы, и картины всех этих явлений носят почти сказочный характер»[27].
Не умаляя того, что время правления Ивана Грозного считается жестоким, тем не менее некоторые воспоминания действительно «почти сказочные». Всё тот же Приклонский, продолжая свою мысль о насильственных действиях со стороны царя и его приближённых, ссылается на следующие исторические заметки иностранного путешественника Петрея де Ерлезунды (заметим, что шведский мемуарист бывал в Русском государстве позже смерти Грозного, в 1600-х годах):
«В блудных делах и сладострастиях, говорит Пет-рей, Иоанн Грозный перещеголял всех. Он часто насиловал самых знатных женщин и девиц, после чего отсылал их к мужьям и родителям. Если же какая-нибудь из этих женщин хотя чем-нибудь давала заметить, что блудит с ним неохотно, то он, опозорив, отсылал её домой и там приказывал повесить нагою над столом, за которым обедали её родители или муж; последние не смели ни обедать, ни ужинать в другом месте, если не хотели распрощаться с жизнью таким же образом. Трупы висели до тех пор, пока мужья и родные по усиленному ходатайству и заступничеству не получали позволения похоронить их. Грозный всегда менялся любовницами со своим сыном Иваном и не боялся огласки всех его подобных дел»[28].
Доверять подобным воспоминаниям или нет – вопрос открытый, оставляю его исследователям эпохи Ивана Грозного. Однако простой вывод, который на их основе можно сделать в контексте нашей темы, – это публичность сексуальных связей, которой даже в высших сословиях более не стыдились. Общественность к мужским вольностям и до этого не была строгой, но негласно похождениями ранее кичиться было не принято. Время царствования Иоанна IV, с его вседозволенностью для ближайшего окружения царя, напрямую повлияло на нравы населения. Спрос на секс-услуги стал ощутимым, а он, как вы знаете, рождает предложение. При трактирах, питейных заведениях, банях и прочих общественных местах в XVI веке появилась проституция в своём прямом значении – продажа тела за деньги, поставленная на поток. Это ещё не были «профессиональные» публичные дома, где главный заработок осуществлялся за счёт продажной любви, но первые зачатки таковых начали возникать. Для людей побогаче уже работали сводни, которые подбирали клиентам здоровых молодых девиц. Промышлявших бесхитростным делом женщин во времена Грозного следовало наказывать розгами, но неизвестно, как часто именно разгульная жизнь являлась причиной наказания при столь открытом отношении к блуду.
Тогда же размножилась проституция «гостеприимная». Исследователь Михаил Кузнецов сначала приводит пример античных времён, когда у древних греков и римлян приём всякого рода путешественников считался священным долгом хозяина. Чужестранец был принимаем за посланника неба, и ему предлагались и кров, и обед, и раб, и рабыня, и жена, и дочь. Этим обычаем часто злоупотребляли бродяги. А дальше на контрасте он пишет об уже средневековой России, где гостеприимство преследовало свой корыстный расчёт. На севере страны хозяин, отдавая в наём комнату на постоялом дворе, предлагал жильцу свою супругу или дочь, увеличивая, разумеется, при этом квартирную плату. Со сменой квартиранта женщина переходила к следующему мужчине[29]. Приклонский упоминал о чём-то подобном среди служилых людей, которые, отправляясь на дальнюю службу и имея долги, часто закладывали жён товарищам и вместо процентов давали им право пользоваться своими супругами. Если должник не выкупал её в срок, то заимодавец продавал бедную для блуда другому, другой – третьему и так далее[30].
В XVII веке начали встречаться первые случаи, когда и сами женщины создавали дома непотребств. В основном это были молодые вдовы, не желавшие уходить от мирской жизни в монастырь, при этом нуждавшиеся в средствах к существованию. Они держали небольшие притоны с несколькими девицами. Всё это должно было быть хорошо замаскировано под постоялый двор:
«Главными притонами разврата были корчмы или ропаты, где вместе с женщинами продавались табак и водка и шли запрещённые игры. Содержатели и содержательницы получали столь выгодные барыши, что считали их достаточным вознаграждением за кнут, которым били их, как скоро начальство узнавало о существовании корчмы»[31].
К слову, начальство с радостью пользовалось доходами таких заведений, а то и вовсе само организовывало «бизнес». Шашков приводит в качестве примера енисейского воеводу Голохвастова (1665 год), который отдавал на откуп помесячно «зернь и корчму и безмужных жён на блуд, и оттого брал себе откупу рублёв в сту и больше, и тем блудным жёнкам велел наговаривать на торговых и проезжих и промышленных людей, напрасно, для взятки»[32].
В том же веке появляются многочисленные воспоминания иностранных путешественников, описывающих русских девиц с неприглядной стороны:
«При этом даже женщины не уступают мужчинам в невоздержании: весьма часто они первые, напившись чересчур, безобразничают, и почти на каждой улице можно встретить эти бледно-жёлтые, полунагие, с бесстыдством на челе существа»[33].
Проституция и интимная жизнь московитов в записках иноземцев мелькала с завидной регулярностью, в то время как наши источники допетровской эпохи продолжали упорно молчать. Отсюда и взгляд на нравственный облик страны складывался однобоким. Все последующие исследователи проституции как социального феномена, открыто изучавшие её в XIX – начале XX века, ссылались в большинстве своём на тех же иностранных авторов, ярко описывая блуд со всей грязью, какую только можно себе представить. Русский народ, по воспоминаниям европейских путешественников, был чрезмерно распущенным, диким, не знающим стыда и целомудрия. Но даже из столь эмоциональных иллюстраций нравов старой России можно вычленить интересные, нейтральные заметки по теме. Например, Адам Олеарий писал о простом бирюзовом колечке как признаке проститутки:
«Перед Кремлём находится самый большой и лучший рынок во всём городе, полный по целым дням торговцев, мужчин и женщин, рабов и праздношатающегося народу; недалеко от площади торговки имеют свои лавочки с полотняным товаром; некоторые из торговок, стоя, торгуют мелкими вещами, держат во рту перстни, обыкновенно с бирюзою, продают их, причём, как сообщали мне, некоторые из них торгуют ещё и кое-чем другим»[34].
«Кое-что другое» – пока только намёк, а прямо об этом же скажет другой чешский путешественник – Бернгард Таннер (1678 год), описывая торг в районе Китай-города:
«Любо в особенности посмотреть на товары или торговлю стекающихся туда москвитянок: нанесут ли они полотна, ниток, рубах или колец на продажу, столпятся ли так позевать от нечего делать, они поднимают такие крики, что новичок, пожалуй, подумает, не горит ли город, не случилось ли внезапно большой беды. Они отличаются яркой пестротой одежды, но их вот за что нельзя похвалить: весьма многие, и по преимуществу пожилые, с летами утратившие свою красоту, имеют обыкновение белиться и румяниться – примесью безобразия подделывать красоту либо юность. Некоторые во рту держали колечко с бирюзой; я в недоумении спросил, что это значит. Москвитяне ответили, что это знак продажности бабёнок»[35].
Позднее к воспоминаниям о бирюзовом колечке обратятся деятели искусства, и оно станет неким символом продажной любви старой России:
«А над всем этим срамом
Та церковь была —
Как невеста!
И с рогожкой своей,
С бирюзовым колечком во рту, —
Непотребная девка
Стояла у Лобного места
И, дивясь,
Как на сказку,
Глядела на ту красоту…»
Как Пётр I государство развратил
Наш ответ иностранным путешественникам, утверждавшим, что для русского человека приятное общество – это там, где «наиболее сквернословят и отпускают самые неприличные шутки, сопровождая их непристойными телодвижениями»[37], активно стал звучать в начале царствования Петра I. Критикуя политику нового царя, смотревшего в сторону Запада, боярство возмущалось, что именно развращённые иностранцы к нам блуд и завезли. Счёт 1:1. Произошедший раскол среди элит, одни из которых были за старые устои, а другие, наоборот, за налаживание тесных взаимоотношений с Европой, и породил миф о том, что проституция впервые была завезена в Россию Петром. Особенно досталось немецкой слободе, ведь там юный царь и подцепил «европейскую заразу»:
«Иностранцы, приезжавшие в Россию, привозили с собою все те пороки, которыми отличалось тогдашнее европейское общество. Они селились преимущественно в немецкой слободе, а потому мы можем предположить, что первые публичные дома разврата основались именно в ней, хотя на это нет никаких прямых указаний. Но немецкая слобода была настоящим притоном людей, искавших каких бы то ни было развлечений»