глянул назад, потом на полицейских, потом снова на пространство горячей палубы. Если сейчас пересечь его, отделившись от общей массы, они непременно заметят. И будут искать уже конкретно его. Сырая рубашка облепила спину, Жанно машинально расстегнул ворот, стараясь сохранять спокойствие, но на самом деле уже безнадежно поддавшись панике. Толпа увлекала его все ближе к трапу, перед глазами мелькали цыганские платки и потные затылки, а полицейские внизу о чем-то переговаривались черт его знает, а вдруг это действительно отец... - Жан! Он вздрогнул и улыбнулся. Легкая, белая, Эмми уже пробежалась по палубе и, вытянув вперед руки, коснулась по инерции его плеч. Ее большущие глаза смеялись, превратившись в щелочки, и вся она была веселая, свежая, утренняя. - Ты хочешь сойти, да? Я с тобой! Папа сказал, мы стоим здесь два часа. Я никогда не была в Португалии! Она взяла его за руку обеими прохладными ручками, затянутыми в кружевные митенки. Жанно покосился на полицейских и вдруг весело, лукаво усмехнулся. Через пять минут они уже спускались по трапу, и Эмми аристократически оперлась на руку матроса, двумя пальчиками другой руки придерживая подол платья. Полицейские посторонились, уступая ей дорогу, а потом ступили на трап, едва разминувшись с Жанно, спрыгнувшим на пыльную эстакаду. Жанно не смог удержаться - он обернулся и показал им язык.
* * *
- За авиацией будущее, - сказал мужчина. - Через пару лет я смогу пересечь океан вчетверо быстрее, чем ваш "Карфаген". - А мой отец не верит в авиацию, - ответила Эмми. - Он говорит, что приложение человеческого разума должно быть целесообразным. Зачем противодействовать силам природы, если можно использовать их в своих интересах. Она отпила большой глоток хереса, и ее распахнутые глаза еще сильнее заблестели в полумраке. Она повернула голову - без капора, с распущенными волосами - и ее белый профиль обозначился на фоне темного, смуглого, морщинистого лица авиатора. Они сидели втроем в маленькой полуподвальной таверне, здесь было прохладно и сыро, воздух чуть-чуть отдавал запахом погреба и грибов. Когда они только спустились сюда, это было настоящим наслаждением - после совершенно немыслимой изматывающей жары, после этого садистски-вездесущего солнца, проникающего в любую тень. Но теперь ощущение зноя забылось, Жанно чувствовал, как по его спине, облепленной потной рубашкой, то и дело пробегает дрожь. На стене, прямо над головой авиатора, висела связка морщинистых стручков красного перца, и Жанно машинально пересчитывал их справа налево и наоборот. А что делать - участвовать в умном разговоре у него не получалось, он уже и стараться перестал. Чуть склонив голову набок, Эмми внимательно слушала своего собеседника, увлеченно раскрывающего перед ней преимущества и горизонты авиации. Его звали Кристобаль, он был высокий, худой и немыслимо старый - никак не меньше сорока. Они познакомились час назад на знойной набережной, когда Эмми, обмахиваясь капором, громко заявила, что хочет пить. Жанно, прищурившись, посмотрел в сторону "Карфагена" - интересно, там ли еще полиция? - как вдруг неизвестно откуда возник этот Кристобаль и спросил, не с того ли они судна и как оно называется. Название ему почему-то очень понравилось, он несколько раз повторил с гортанным акцентом: "Карфаген"... А потом он пригласил их в таверну и угостил хересом, который Жанно, отчаянно рисуясь, выпил одним глотком. Теперь голова слегка кружилась, руки плохо слушались и, что самое обидное, серьезно клонило в сон. Хотя пьян Жанно не был, нет, то ли дело дома, когда он на свадьбе опрокинул подряд две кружки самогона - а дочка священника даже не обернулась. Эмми тоже не оборачивалась. - Который час? - спросила она не у Жанно, а у Кристобаля. Тот привстал узкий, угловатый - и прищурил совершенно черные, словно и без зрачков, глаза. - Половина, - начал он, вглядываясь в огромные часы с маятником на противоположной стене, - черт возьми! Жанно обернулся и, всмотревшись в полумрак, тоже разглядел неподвижность большого маятника. А летчик Кристобаль уже вынул из кармана брегет на цепочке, бросил на стол горсть монет, подал Эмми капор и, взяв ее за руку, крикнул от дверей: - Быстрее, парень! Через две минуты ваш "Карфаген"... ...- Папа!!! - отчаянно крикнула Эмми, и ее тонкий маленький голос потерялся в знойном воздухе. На щеку Жанно сползла со лба крупная капля пота, он слизнул ее, теплую и горько-соленую. А темно-синяя полоса между причалом и бортом неумолимо увеличивалась, и вот это уже не назвать полосой - просто часть океана, бескрайнего океана, в который уходил огромный белый "Карфаген". Эмми громко всхлипнула, завязки капора выскользнули из ее руки, и, подхваченный неощутимым бризом, маленький кружевной кораблик тоже поплыл по ярко-синей воде.
* * *
- Мы обязательно что-нибудь придумаем, - сказал Кристобаль. Жанно его ненавидел. За то. Что это на его плече плакала в порту несчастная, беззащитная Эмми. За то, что это из-за него Америка снова оказалась страшно далеко, за громадным и непобедимым океаном. За то, что, когда они возвращались из порта, он опять завел слишком умный разговор, пересыпанный научными и техническими терминами. А еще за то, что сейчас приходилось пить его чай, закусывая его же коржиками, и смотреть на звездное небо сквозь затянутое москитной сеткой окно его дома. Сам Жанно в жизни бы сюда не пришел, он-то мог бы переночевать и под открытым небом, но Эмми... Эмми очень устала, ее глаза то и дело непроизвольно закрывались - и все равно в них светилось тихое восхищение. Она уже успокоилась, она действительно верила, что этот худой коричневый старик что-нибудь подумает. Склонив голову на спинку низкого дивана, она произнесла наивно и полусонно: - Вот если бы мы полетели в Америку на вашем самолете... мы обогнали бы "Карфаген", правда? Они бы так удивились... - Я не могу пока пойти на такой риск, - совершенно серьезно ответил ей Кристобаль. - Но, может быть, мы догоним "Карфаген" в пути. Ложитесь спать. Эмми счастливо, безмятежно улыбнулась, и Жанно даже привстал, все внутри него перевернулось диким гневом на такую беззастенчивую, неслыханную ложь. Темное лицо Кристобаля было бесстрастно, он попросту успокоил перед сном расстроенного ребенка - но ведь это же Эмми, с ней так нельзя! Жанно прожигал его насквозь ненавидящими глазами, но все приходившие в голову слова были слишком простыми, глупыми, слабыми. Жанно отверг их одно за другим, как отверг и безумное желание запустить в голову авиатора тяжелой оплетенной прутьями бутылью. А хуже всего - Жанно понимал, что вся его злость растет из полной неспособности самому придумать что-нибудь похожее на выход из этого нелепого и безнадежного положения. Последний раз сверкнув гневным взглядом, он поднялся из-за стола. Кристобаль тоже встал и учтиво подал руку засыпающей Эмми. Через несколько минут, пошуршав за плетеной ширмой своими юбками, Эмми мгновенно и доверчиво заснула на узкой кушетке под раскрытым окном, в струе прохладного ночного воздуха, пахнущего морем. На полу у стены был постелен матрас, накрытый толстым косматым одеялом. Жанно покосился на дверь, за которой скрылся Кристобаль, потом нагнулся, свернул одеяло валиком и сел, опираясь на импровизированную спинку. Спать он не собирался ни секунды. ...Он даже не ощутил толчка в плечо - только пристальный взгляд. Жанно резко сел и с досадой протер глаза. Между мигающими ресницами сумрак оформился в лицо Кристобаля, серое и тревожное в предрассветной мгле. - Вставай, парень, - тихо сказал авиатор. - Я всю ночь пытался поймать его... думал, не могу настроиться на нужную волну... А сейчас перехватил сообщение из порта. Уже семь часов "Карфаген" не выходит на связь.
* * *
Над горизонтом висели тяжелые слои серых дождевых облаков, оттягивая наступление рассвета. Воздух был густой и влажный, море лежало ровным пространством мутно-стального цвета. Вдали свинцовым силуэтом вырисовывался какой-то корабль, не имевший ничего общего с "Карфагеном". Жанно обернулся - Кристобаль подходил стремительно и бесшумно, даже в абсолютной тишине спящего предутреннего порта. - Ничего хорошего, - отрывисто сказал он. - Когда "Карфаген" замолчал, они выслали патрульное судно. Если произошла катастрофа, то это случилось совсем недалеко от берега. Но они ничего не обнаружили - ни шлюпок, ни обломков. - Была ночь, - Жанно умоляюще вскинул глаза - и опустил, напоровшись на потемневшее гневное лицо Кристобаля. - Они говорят, что сделали все, что могли, - сквозь зубы летчика проскользнуло южное ругательство, - я ничего не добился. "Карфаген" иностранное судно, с чего это вдруг они будут шевелиться? К тому же, они говорят, шлюпки могли своим ходом достичь берега... Как удобно! - он снова выругался, помолчал, глядя на мрачно светлеющий горизонт, и спросил негромко: - У тебя там остался кто-то? Жанно помотал головой и ответил коротко, не разжимая губ: - У Эмми. Когда они в рассветном полумраке выходили из дому, Эмми еще спала. Спала, закинув руку за голову, в сплетение разметавшихся волос, спокойная и строгая, как принцесса. Кристобаль прикрыл створки окна над ее кроватью, и Эмми, потревоженная скрипом, вдруг заговорила во сне, негромко, быстро и непонятно, словно на чужом языке. Сейчас Кристобаль тоже зашевелил губами, беззвучно, и, наверное, по-португальски разговаривая с самим собой. Его густые брови сошлись на переносице, перерезав лоб вертикальной складкой, но смуглое лицо стало от этого не жестоким, а наоборот - озабоченным и близким. - Значит, надо их разыскать, просто сказал он. Запрокинув голову и прищурив глаза, он оценивающе, неодобрительно посмотрел на низкое тяжелое небо. Потом решительно тронул Жанно за плечо. - Пошли. - Куда? - задумавшийся Жанно вздрогнул. - В ангар, - бросил Кристобаль на ходу. В порту уже сновали матросы, с только что подошедшего судна сходили пассажиры, утро быстро заполняло город людьми. Жанно и Кристобаль вышли на набережную, тоже довольно людную, несмотря на ранний час. Она шла прямо на них - высокая женщина в белом платье - но она их не замечала, занятая чем-то свои