«Даже если вы врете самому себе, Google все же может узнать правду. За пару дней до выборов вы и некоторые из ваших соседей можете считать, что обязательно пойдете на избирательный участок и проголосуете. Но если ни вы, ни они не искали информацию о том, как и где голосовать, специалисты по поиску и обработке данных вроде меня могут сказать: явка в вашем районе будет низкой»134.Понятно, что для владельца данных не составляет большой трудности отступить на шаг от предположительной явки на избирательном участке до участия в выборах конкретного гражданина (кстати, факт голосования гражданина элементарно проверяется по данным его перемещения на участок в день выборов). В эпоху больших данных, начавшуюся на фундаменте капитализма, индивид постепенно все больше отчуждается от реального принятия решения, становясь заложником не зависящих от него обстоятельств.
Отчуждение человека от принятия решения и осознанного исторического действия, превращение масс в субъект истории — все это в целом свойственно капитализму и всей истории частной собственности и до эпохи больших данных. «Даже демократия становится не властью народа, где каждый обладает равными правами, а системой политических технологий, превращающих человека из суверенного гражданина — субъекта власти в пассивный электорат— объект, из которого политтехнологический процесс „производит" нужные голоса, формируя механизм власти немногих, где мера свободы оказывается пропорциональна величине и мощи капитала и аппарата насилия...»135 Революция больших данных на основе капитализма в определенной степени ускоряет и абсолютизирует процесс отчуждения граждан от управления государством, выраженном в виде традиционных демократических процедур. Конечным ее итогом будет не победа электронной или какой-либо еще новой демократии, а обесценивание всякой демократии, даже той условной и зависимой, какую мы наблюдаем в современном мире.
Правило тайны голосования вытекает из самого духа либерализма и его выборной системы, призванной уравновесить шаткий баланс классовых интересов и сохранить право частной собственности— без него немыслима буржуазная демократия в ее сегодняшнем виде. Вместе с тем само существование постулата тайны голосования становится невозможным в наступающую эпоху— вернее сказать, из прогрессивного элемента института демократии он с развитием технологий превращается в откровенно реакционный, сдерживающий реальную эволюцию общества, ставшую возможной благодаря технологическому прогрессу. В новых условиях тайна голосования остается на бумаге, но уже не может быть реализована для основных владельцев больших данных и одновременно главных заинтересованных политических акторов современного мира — информационных корпораций и государств. Таким образом, традиционная демократия, базирующаяся на тайне голосования, перестает отвечать реальным историческим условиям новой технологической революции и вместо инструмента, в какой-то мере смягчающего и позволяющего найти баланс в сложных классовых противоречиях, превращается в инструмент отчуждения всякой свободы в пользу капитала. Социолог М. Кастельса в своей обширной работе «Сети гнева и надежды: социальнополитические движения в эпоху Интернета» описывает кризис сегодняшней демократии, где уже X% населения не доверяют «избранным» представителям власти. По его мнению, всплеск интереса к электронной демократии является рефлексией общества на уже утратившую доверие либеральную электоральную систему136. К сожалению, капитализм, судя по всему, не может предложить адекватное времени решение этой проблемы, не загоняя все общество в электронный концлагерь. Старые общественные институты стремительно рушатся, а новые, создаваемые на базисе капитализма, не отвечают объективной действительности и не несут в себе ничего хорошего. Катализатором коренных перемен снова становится революция больших данных.
И снова мы видим, что другой мир возможен. Технологическая революция на основе социализма и стремления к открытому миру без тайн голосования в совокупности с постепенным отмиранием частной собственности, на наш взгляд, открывает человечеству большие возможности. Главной причиной является, в первую очередь, то, что социализм не противопоставляет себя технологическому прогрессу, а адекватно отвечает на его запросы небывалой открытостью и свободой. Электронная демократия с открытыми результатами голосований по каждому избирателю в новом обществе без фундаментальных классовых противоречий (о «номенклатуре» мы поговорим в последней главе) будет защищена от любого рода фальсификаций, позволит полноценно использовать потенциал прогресса уже сегодня. Современные технологии вроде блокчейна с системой смарт-контрактов уже сейчас способны полностью решить технические задачи реализации электронной демократии, но не способны решить идеологические, связанные с существованием тайны голосования. Люди, организуясь при помощи Интернета в масштабные горизонтальные сети, смогут выбрать главу государства или отозвать коррумпированного депутата, всем обществом на основе коллективного разума вынести оценку новому закону и проголосовать за или против него, не говоря уже об импульсе, какой получит местное самоуправление вместе с появлением прямой электронной демократии. Понятное дело, что весь этот переход к новому обществу займет продолжительное время и внедрять такую технологию необходимо постепенно, действуя методом проб и возможных ошибок, некоторые из которых мы рассмотрим в последней главе. Логично также предположить, что дальнейшее развитие прямой демократии в открытом мире на базисе социализма приведет к постепенному отказу от представительной демократии (этим уничтожив или сильно видоизменив класс профессиональных политиков), а в исторической перспективе открывает возможность и для ликвидации института государства в его современном виде.
Подчеркнем еще раз (особенно для либертарианцев), что трансформация общества на основе электронной демократии и местного самоуправления более невозможна при капитализме — в новую эпоху она упирается в право собственности на информацию и данные, без которых не сможет существовать и сам капитализм. Любые вводимые правительствами системы голосования через Интернет либо по факту не влияют на ключевые вопросы жизни общества, либо являются антидемократическим инструментом по фальсификации выборов и давлении на избирателей (здесь можно вспомнить о предлагаемом Правительством Москвы тестовом голосовании через Интернет на выборах в Мосгордуму в сентябре 2019 года137). Ликвидация тайны голосования без ликвидации частной собственности невозможна — такой шаг будет означать официальную капитуляцию буржуазной демократии перед капиталом, ведь тогда голос избирателя безо всяких оговорок будет иметь свою цену, а вопрос победы на выборах будет напрямую зависеть от размеров кошелька заинтересованных господ, то есть потеряет всякий смысл. Но и оставить все как есть в скором времени уже не получится: технологический прогресс обостряет социальные противоречия, наступающая революция полностью исключает тайну голосования для владельцев больших массивов информации.
Революция больших данных снова ставит ребром вопрос нашего будущего— или отчуждение и электоральное рабство в плену у капитала, или социализм и открытый мир. Другого исторического пути нам здесь не дано.
Утопизм и открытый мир
Революция больших данных открывает новые возможности воздействия на человеческое тело. Сегодня множество трансгуманистических теорий описывают технологические возможности будущего по радикальному продлению жизни, пересадке сознания из родного физического тела в новое, клонированное или механическое. Иные футуристы описывают будущее человечества как уход от жестокого мира реальности в искусственно созданные прекрасные миры с помощью технологий, наподобие показанных в культовом фильме «Матрица». Наиболее полагающиеся на прогресс ученые выдвигают теорию «технологической сингулярности», следуя которой машины смогут в конечном счете взять на себя даже творческую составляющую производственной деятельности и начать самостоятельно создавать всё более и более эффективные технологии с невиданной для нас скоростью, а человеческий разум проиграет конкуренцию, полностью поменявшись с машиной ролями.
Не принимая ни одну из этих теорий за основу, все же можно наблюдать, как с развитием технологий человеческое сознание, ранее неотъемлемо связанное с человеческим телом, постепенно отдаляется от него. Ведь уже сегодня Интернет позволяет общаться с кем угодно, невзирая на любые территориальные границы, получать и хранить практически любые знания независимо от способностей, а современные многопользовательские онлайн-игры зачастую заменяют людям реальный мир, становясь объектами тревожных исследований психологов и психиатров. Процесс отдаления (или даже отделения) сознания от тела, как и многие другие, вероятно, продолжится и усилится с развитием информационной революции.
Между прочим, радикальные сторонники рыночного либерализма иногда настаивают на биологической обусловленности существования права частной собственности в обществе, обосновывая свое предположение неотделимостью человеческого тела от сознания (Маркс, впрочем, легко опровергал данный подход и показывал, что частная собственность уж точно не является биологическим свойством человека). Это еще раз, уже с наиболее правых позиций, подтверждает вывод об историческом несоответствии института частной собственности и человеческого общества на грядущем этапе технологической революции. Однако от того, на какой социально-экономической платформе будет осуществлена новая революция, зависит и то, что дальше будет происходить с сознанием и телом индивидов. Революция, основанная на глобальном капитализме, отрежет индивидов от права информации, позволит владельцам информации делать с их телами и сознаниями все, что посчитает нужным,— хоть загонять сознание в вымышленные миры, хоть запирать его внутри механизмов. В самом деле, почти все существующие