Итак, в день своей свадьбы со смуглой португалкой добрый герцог Филипп учредил, как мы уже сказали, орден Золотого Руна и взял девиз: «Иного не желаю!»
Вряд ли можно найти девиз более двусмысленный и лживый.
Золотое руно! Не было ли это знаком почитания тех белокурых волос, которые фламандские художники, от Ван Эйка до Рубенса, изображали струящимися по плечам прекрасных фламандок? Не было ли это победой женщины Севера над женщиной Юга? Победой светлого над темным?
А девиз «Иного не желаю!»? Был ли он обязательством перед инфантой не иметь других женщин, кроме нее, или же обещанием всем этим победоносным красоткам из Гента и Брюгге оставаться верным им вопреки всему?
Это бракосочетание стало поводом для небывалых празднеств, для грандиозных торжеств, для безумных пиров. Непомерные расходы, произведенные в Брюгге, способны были разорить короля.
Кто же понес эти расходы? Коммуна, город, Брюгге.
Брюгге благодаря тому, что семнадцать стран имели там свои торговые конторы, был тогда, возможно, самым богатым городом мира.
Его улицы были устланы самыми красивыми и самыми дорогими фландрскими коврами. В течение целой недели вино текло по этим улицам рекой: из пасти льва лилось рейнское, оленя — бонское. Во время пиршества их сменял единорог, извергавший струи розовой воды и мальвазии.
Таким образом, герцог Бургундский достиг вершины своего богатства и могущества, и, если бы у него был сын, этот сын мог бы именоваться герцогом Бургундским, Лотарингским, Брабантским, Лимбургским и Гель- дернским, графом Фландрским и Артуа, пфальцграфом Эно, Голландии, Зеландии, Намюра и Зютфена, владетелем Фрисландии, Салена и Мехелена.
Этот сын, как мы уже говорили, родился 10 ноября 1435 года и, вместо титула графа Неверского, который получали при рождении его отец и дед, получил титул графа де Шароле.
Рождение мальчика стало исполнением желаний герцога и довело до предела безумия гордыню того, кого иностранцы называли «великим герцогом Запада».
Дадим представление об этом безумии.
Поскольку из-за какой-то болезни доброму герцогу пришлось обрить голову, был издан указ, обязывавший всех дворян брить голову, как это сделал их герцог.
Пятьсот дворян повиновались; но так как Филипп Добрый справедливо рассудил, что кое-кто пожелает уклониться от исполнения указа, он уполномочил мессира Петера фон Хагенбаха осмотреть мятежные головы и срезать строптивые волосы.
Впрочем, после рождения наследника герцога случилось то, что случается со всяким достоянием, которое доводит меру богатства до крайности: с того момента, когда это богатство достигает своей вершины и не может больше увеличиваться, оно некоторое время остается на прежнем уровне, а затем мало-помалу уменьшается, пока внезапно не рушится.
Лишь на седьмом или восьмом году жизни юного графа появилась возможность судить о его дарованиях.
Учился он хорошо и довольно легко, если только эти занятия касались воинских подвигов и рыцарства. В те времена немногие дворяне умели читать и писать; по всей вероятности, его дед Иоанн Бесстрашный не мог даже поставить свою подпись; г-н де Барант, обнаруживший его печать, не смог, несмотря на все свои изыскания, обнаружить его роспись.
В десять лет Карл умел читать и писать, а в особенности читал или заставлял читать ему легенды о подвигах Ланселота Озерного и Гавейна.
В двенадцать лет он взял в руки лук и вскоре стал умелым стрелком.
В пятнадцать он стал предаваться радостям охоты и чрезвычайно к ней пристрастился; особенно увлекала его охота на кабана. Когда кабан начинал защищаться от окруживших его собак, Карл требовал подать ему копье, метал его в зверя и почти всегда убивал его с первого раза.
Он любил также охотиться с ловчими птицами, но для него это было всего лишь развлечением, а не страстью, как охота на кабана, нравившаяся ему, впрочем, лишь из-за опасностей, которым он на ней подвергался.
Кроме того, он занимался чисто телесными упражнениями, и в шестнадцать лет мог победить в борьбе всех юношей своего возраста, точно так же, как в беге наперегонки был одним из самых быстрых бегунов.
Одновременно с этим возрастало его пристрастие к внешнему великолепию; впрочем, в этом отношении он прошел хорошую школу. Он стремился носить роскошные одежды и находил удовольствие в торжественных выездах в сопровождении блестящей свиты оруженосцев и пажей; ему нравилось также слушать пение, но сам он не пел, ибо голос у него был фальшивый.
Для того, чтобы воспитывать его в детстве и наставлять его в юности, были избраны барон д'Окси и сир де Розембо.
Наконец, он достиг восемнадцатилетия.
И тогда герцог, его отец, рассудил, что для молодого человека пришло время получить боевое крещение, и с этой целью приказал устроить турнир в Брюсселе.
Молодой граф де Шароле должен был стать его главным участником, сражающимся против любого противника.
Однако в дело вмешалась герцогиня: бедная мать опасалась, как бы с ее любимым сыном не случилось несчастья.
Герцог настаивал на своем.
Тогда Изабелла потребовала, чтобы молодой граф хотя бы попробовал свои силы, прежде чем выйти на ристалище.
Герцог огляделся вокруг и из всех окружавших его рыцарей выбрал Жака де Лалена как наиболее достойного преподать урок владения оружием наследнику Бургундского герцогства; все приветствовали этот выбор, говоря, что никогда еще столь великая честь не доверялась такому превосходному рыцарю.
Было решено, что урок владения оружием будет преподан молодому принцу в Брюссельском парке, в присутствии всего лишь нескольких человек.
Герцогиня попросила разрешения быть свидетелем этого учения.
Оба участника схватки, сидя верхом, появились в разных концах аллеи, которой предстояло послужить им ристалищем; каждому из них вложили в руки по копью; затем по приказу герцога противники помчались навстречу друг другу.
Граф де Шароле сломал копье о щит сира де Лалена, который, тем не менее, продолжал крепко держаться в стременах.
Что же касается сира де Лалена, то он даже не задел графа де Шароле: его копье прошло над шлемом юного принца.
Герцог прекрасно понял, что бывалый рыцарь щадит его сына; он рассвирепел и крикнул сиру де Лалену:
— Сир де Лален, друг мой, я избрал вас для того, чтобы вы нападали на моего сына, а не щадили его! Если вы хотите действовать так и дальше, то уступите место кому- нибудь другому!
В то же самое время герцогиня, напротив, взглядом поблагодарила рыцаря.
Однако Жак де Лален послушался герцога. Принесли новые копья. Рыцарь и его молодой ученик снова помчались навстречу друг другу, и оба сломали копья.
На этот раз рыцаря побранила герцогиня, заявив, что он действовал с чрезмерной силой.
Были предприняты еще два или три испытания, и граф де Шароле выдержал их великолепно.
Так что герцог и герцогиня вернулись к себе как нельзя более довольные, ибо и он, и она говорили себе, что в день турнира граф проявит себя достойным своего имени.
И в самом деле, когда настал день турнира, юный принц, которого сопровождали его кузен граф Этампский, его молодые друзья Филипп де Круа, Жан де Ла Тремуйль, Шарль де Тернан и за которым следовали его наставники барон д'Окси и сир де Розембо, вышел на ристалище, устроенное на площади перед Брюссельской ратушей, и сломал одно за другим восемнадцать копий! Он был единодушно провозглашен победителем и получил награду из рук дам.
Эта военная игра послужила прелюдией к более серьезной игре: в это время шла подготовка к походу против гентцев, и, когда вначале отец отказался предоставить ему командование войском, молодой принц поклялся святым Георгием — такова была его клятва: этот французский принц клялся именем английского святого, — так вот, повторяем, молодой граф поклялся святым Георгием, что, если его оставят в Дижоне или Брюсселе, он сбежит даже в одном камзоле и присоединится к своему сеньору, чтобы помочь ему отомстить мятежным подданным.
Теперь несколько слов о мятеже гентцев.
II. ФЛАНДРСКИЙ ЛЕВ
Причины битв между подданными и государями относятся к числу тех, какие историки всегда должны пытаться осветить как можно ярче.
Распря между гентцами и их сеньором имела давнюю историю: Филипп Добрый затаил на них злобу за то, что они покинули его во время осады Кале.
Когда взбунтовался Брюгге, герцог привел его к покорности и установил в нем свою деспотическую власть, менее всего беспокоясь о вольностях и привилегиях этого города. Им владело огромное желание довести Гент до такого же состояния, что и Брюгге, и беспрепятственно осуществлять там свою абсолютную власть.
Однако добрый герцог полагал главнейшей добродетелью политика — великой добродетелью! — умение выжидать.
И потому он выжидал, но, выжидая, делал пробные шаги.
Так, в 1440 году он по собственной воле перевел в Куртре совет Фландрии, до того заседавший в Генте.
В 1448 году ему вздумалось ввести новый налог на соль.
Ипр и Брюгге повиновались беспрекословно. Гент платить отказался.
Город самоуправлялся, хотя и весьма часто менял форму управления. Это было его право.
Во главе его находились двадцать шесть магистратов; тринадцать из них занимались, в качестве городских советников, делами города и управлением финансами; остальные тринадцать, в качестве эшевенов, были судьями и отправляли правосудие.
Жители города подразделялись на три разряда: буржуа, ремесленников и суконщиков.
Буржуа избирали трех советников и трех эшевенов; ремесленники и суконщики назначали по пять советников и по пять эшевенов.
Эта форма управления восходила к тем временам, когда Филипп Добрый подчинил себе фламандцев.
Кроме того, позднее город учредил еще один разряд магистратов: это были старшины.
Каждый из пятидесяти двух ремесленных цехов имел своего старшину. Старшина буржуа был по закону главой города и главным судьей: его называли главным старшиной; именно ему герцог передавал свои полномочия. Каждый из старшин был хранителем знамени цеха, к которому он принадлежал, и обладал правом созывать всех членов своего цеха.