Так что достаточно было старшине взять знамя и водрузить его на Пятничном рынке, как в ту же минуту вокруг этого знамени собирались все члены данного цеха.
Крайне редко подобное собрание обходилось без волнений.
Герцог, недовольный отказом гентцев платить налог на соль и искавший повод сделать с Гентом то же самое, что он сделал с Брюгге, объявил гентцам, что он отделяет обязанности главного старшины от обязанностей главного судьи и, соответственно, впредь не передает своих полномочий представителю города.
Наконец, в сентябре 1449 года добрый герцог разместил сильные гарнизоны в Термонде, Гавере и Рупель- монде, приказал перекрыть каналы, снова ввел пошлину на соль и прибавил к этому налог на зерно и на помол.
Гентцы, проявляя все то же упорство, отказались платить.
Тогда герцог лишил всякой власти городских чиновников, отстранил от должности эшевенов и судей и запретил всем жителям Фландрии подчиняться в чем-либо горожанам Гента.
Герцог давно бы уже покончил с упрямым городом, если бы ему не приходилось оглядываться на Запад. Фламандские города подлежали юрисдикции Франции и в крайних случаях нередко обращались к ней. Ведь в 1450 году Франция начала освобождаться от англичан, и Карл VII, король Буржа, мало-помалу становился королем Франции. К 1453 году англичане не владели более во Франции ничем, кроме Кале.
Разумеется, герцог Бургундский способен был сильнее воздействовать на короля Франции, чем король Франции на него, особенно в случае объявления войны. Владея Осером и Перонной, герцог, по существу говоря, держал в руках Париж; вдобавок, Париж окружали владения рыцарей ордена Золотого Руна — Немур, Монфор, Вандом. Более того: герцог Орлеанский, который был взят в плен при Азенкуре и после двадцати пяти лет, проведенных в неволе, был выкуплен Филиппом за сумму, равную в наши дни трем миллионам, герцог Орлеанский, которому он повесил на шею орден Золотого Руна и которого он женил на одной из своих родственниц, несомненно был готов предоставить ему проход по Луаре. Никто не проявляет большей нежности друг к другу, чем только что примирившиеся старые враги.
Ну, а король Франции, каким оружием против герцога Бургундского обладал он? Своей верховной юрисдикцией над французскими провинциями и своим влиянием на Гент и Льеж, эти два демократических ворота, служившие ему для того, чтобы оттаскивать герцога Бургундского назад, когда у того возникали поползновения двинуться на Францию.
Для герцога Филиппа в обладании этими свободолюбивыми городами заключались одновременно счастье и несчастье, сила и слабость. В те времена повсюду царило самовластие; короли Англии, Франции, Испании, император Германии и даже сам папа, казалось, правили мертвецами; жизнь существовала лишь там, где была свобода. Один только герцог Бургундский правил живыми, и это стало заметно, когда эти живые отказались повиноваться.
К счастью для герцога, внезапно стало известно, что англичане под водительством Тальбота только что высадились в Гиени.
Это событие добавило хлопот королю Карлу VII, так что у него не было больше времени заниматься гентцами.
Вот тогда и решено было начать кампанию, о которой мы уже говорили и в которой молодому графу де Шароле предстояло получить боевое крещение.
Гентцы начали действовать, пытаясь смягчить гнев своего сеньора, «жизнь, тело, руки, жену и детей» которого они поклялись чтить.
Посредником в переговорах выступил сир де Ком- мин — тот самый, который оставил нам превосходные мемуары о Людовике XI, — сир де Коммин, сеньор де Ла Клит, верховный судья Фландрии.
Добрый герцог прежде всего потребовал, чтобы ему выдали трех главных противников налога на соль. Это были Даниель Серсандерс, Льевен Поттер и Льевен Сне- вут.
Горожане Гента ответили на это требование отказом.
Трое виновных — разумеется, виновных с точки зрения герцога, но героев с точки зрения народа — по собственной воле решили довериться доброте своего сеньора.
Они направились в Термонде на встречу с герцогом, смиренно склонили перед ним колени и попросили у него прощения.
Герцог изгнал Серсандерса на двадцать льё от своих владений сроком на двадцать лет, Поттера — на пятнадцать льё сроком на пятнадцать лет и Сневута на десять льё сроком на десять лет.
Такова была милость, оказанная им добрым герцогом!
Узнав об этом, жители Гента вознегодовали. Громадный набатный колокол дозорной башни загудел на одной ноте; за его зловещий гул этот колокол прозвали Роландом, ибо казалось, будто он взывает: «Ро-ланд — ро-ланд — ро-ланд!»
Чудилось, будто страшный вестник беды говорит сам о себе:
Роланд мне имя. Когда звоню я — начался пожар, Когда я грохочу — во Фландрии бушует буря!
И вот в городе Генте поднялся мятеж — разумеется, это добрый герцог назвал мятежом возмущение славных горожан, доведенных до крайности его тиранией. И Роланд загрохотал!
Мы уже сказали несколько слов о политическом устройстве Гента; однако наш рассказ будет неполным, если мы не скажем несколько слов об общественном устройстве города.
Возможно, благодаря этому нам удастся понять, такими ли уж негодяями, как называли их историки Бургундии, были жители этого города.
Вспомним, как при Луи Филиппе правительственные газеты называли бунтовщиками братьев фламандских лоллардов, несчастных лионских ткачей, писавших на знаменах своего восстания: «Жить работая или умереть сражаясь!»
Если вы желаете знать, откуда происходит слово «лоллард», поясним: «лулла» по-шведски означает «убаюкивать», на старом немецком языке «луллен» — «тихо напевать». Так что «лолларды» — это мученики труда, которые тихо напевали, чтобы усыпить свою нужду. Их называли также «бегарды», то есть «просящие».
Что же касается таких женщин, то они именовались «бегинками»; поезжайте в старые города Фландрии, и вы еще увидите там «бегинажи», где сообща жили женщины, не ставшие затворницами, монахини, не давшие обетов или, по крайней мере, не давшие чересчур строгих обетов; им позволялось замужество, и из своей маленькой кельи они шли в убогое жилище рабочего, неся туда веру и любовь — два великих утешения человеческой жизни.
Природа Фландрии грустна: это дождливый север, туманный север, слякотный север; в сравнении с этим ледяной север кажется раем.
Переместитесь немного дальше, и вы окажетесь в Голландии, искусственно созданной стране, чья жизнь и смерть зависят от того, прорвет или не прорвет где- нибудь дамбу; в Голландии, куда однажды забрел Океан, накрыв своими волнами шестьдесят деревень, и на месте этих шестидесяти деревень разлил Гарлемское озеро.
Что ж, там, где природа грустна, веселье следует искать в домашних стенах; там, где недостает солнечных лучей, следует греться у пламени очага.
Посмотрите, как фламандцы жмутся друг к другу, словно желая согреться. Как и все люди на свете, фламандцы называют любовью союз мужчины и женщины; однако свои товарищества они называют «содружествами». Они говорят не «товарищество Лилля», «товарищество Эра», а «содружество Лилля», «содружество Эра».
Их девиз издавна был «Один за всех, все за одного!», а их речевым паролем (в Куртре) стали слова «Щит и друг».
Что такое перезвон их колоколов? Это голос Закона; и, когда их Жакмар выходит вместе со своей женой Жаклиной, чтобы отбивать часы, ударяя своим железным молотом по бронзовому гонгу, что они поют, делая это? Псалом «Quam bonum et quam jucundum habitare fratres in unum!» («Как хорошо и приятно братьям жить вместе!»)[4]
Историки могут говорить все, что им вздумается, но люди, которые считают братство своим долгом, вовсе не являются негодяями.
Чем жила Фландрия? Индустрией. Что являла собой Фландрия? Плод индустрии; Западная Фландрия была отвоевана у морской воды, Восточная Фландрия — у пресной.
Индустрия поступила так, как поступают завоеватели: она стала царицей завоеванной страны.
По какому праву герцог Филипп явился сказать индустрии: «Я граф Фландрии вот уже десять, двадцать или тридцать лет!»?
Индустрия ответила ему: «Я была графиней Фландрии задолго до тебя, и ты не мог стать моим наследником, ведь я бессмертна».
Впрочем, бедный мастеровой, гордившийся своей принадлежностью к господам из Гента, дорого платил за такую честь; для него это не было пустым званием, как для Карла V, который тоже являлся горожанином Гента. Мастеровому приходилось расплачиваться за потерю времени. «Times is money» («Время — деньги») говорят англичане, эти фламандцы Великобритании; так вот, во времена спокойствия колокол звал ремесленника на собрания и на выборы; в дни опасности Роланд призывал его к оружию, и, когда Роланд гудел, все как один отвечали: «Я здесь!»
Ибо Роланд был великой душой, воодушевлявшей весь этот народ, который состоял из торговцев, мастеровых и ремесленников; звучной душой, громким бронзовым голосом, раздававшимся во всех важных обстоятельствах, в ходе всех чрезвычайных событий в городе; когда он зазвонил, прозвучало его собственное мучительное беспокойство, и тогда, под его мощный гул, толпу охватило 1 Псалтирь, 132: 1.
помутнение рассудка, и ни у кого в ней не осталось более ни воли, ни разума.
Все горожане, от двадцати до шестидесяти лет, взялись за оружие; священники и монахи заняли место в строю.
Сорок пять тысяч человек вышли из города! Рабочего-каменщика назначили командиром.
Несомненно, это был один из тех каменщиков- архитекторов и одновременно инженеров, которые, подобно Микеланджело, возводили кафедральные соборы, а в случае необходимости, как и он, создавали боевые машины.
Военные действия начали гентцы. Они улучили момент, когда комендант Гента присутствовал на обедне, и появились у ворот цитадели, делая вид, что привели пленных; часовые, ничего не заподозрив, пропустили их. Как только они вошли, город оказался в их власти.
Несколько дней спустя в руках у них оказались замки Пуке и Шендельбеке.