Тем не менее один из сеньоров де Ладенов успел вместе с несколькими дворянами укрепиться в Ауденарде. Город не был обеспечен продовольствием, и де Лален прибегнул к чисто господской хитрости: он побудил крестьян укрыть за стенами города съестные припасы и скот, а затем, как только скот и съестные припасы оказались у него в руках, выставил крестьян за ворота.
Так он продержался с 14 по 30 апреля; после этого к нему подоспела помощь, и осада была снята.
Однако снятие осады сопровождалось ожесточенной схваткой. Рыцари неосмотрительно бросались на пики славных гентцев и все полегли бы там, если бы не лучники из Пикардии, которые взяли гентцев во фланг и изрешетили их стрелами.
Потерпевшие поражение горожане отступили, но, даже отступая, сражались вплоть до самых ворот Гента. Особенно отличились в этом бою мясники; их знаменосец, раненный в обе ноги, продолжал сражаться, перемещаясь на коленях. Корпорация мясников полагала своим родоначальником одного из бастардов графов Фландрских и именовала себя «принсе-киндерен» («дети государя»)! Знаменосца звали Корнелий Снейссан.
В числе рыцарей, которым удалось прорваться далеко вперед, в самую гущу горожан, был отважный Жак де Лален — тот, кто на наших глазах преподал в Брюссельском парке первый урок владения оружием молодому графу де Шароле. В какую-то минуту его атаковали столь яростно, что, хотя он и защищался как лев, ему грозила бы неминуемая гибель, если бы не оруженосец сира де Бувиньи: видя, в какой опасности оказался храбрый рыцарь, он вонзил шпоры в бока своего коня и, непокрытый никакими доспехами, с одним только дротиком в руке, ринулся ему на помощь, грудью коня раздвинул пики и немного расчистил пространство вокруг рыцаря. Жак де Лален воспользовался этим, чтобы отбиться от врагов, но, отступая, заметил, что тот, кто пришел ему на помощь, не следует за ним; как ни спешил рыцарь, он обернулся, желая понять, что стало с его спасителем: как оказалось, оруженосца ударили по голове булавой с железными шипами и он упал с лошади.
Жак де Лален вернулся обратно, с мечом в руке бросился в самую гущу схватки и, воспользовавшись помощью нескольких рыцарей, раненых и ушибленных, как и он сам, вырвал беднягу из рук мясников, которые, оглушив его, словно быка, намеревались порубить его на куски!
О том, чтобы брать в осаду Гент, речь не шла; для такого рода предприятия требовалось значительное число людей и немало осадных машин, которых у герцога не было. Он поместил гарнизоны во всех соседних городах, а сам отправился в Термонде и приказал построить там наплавной мост, чтобы быть хозяином положения на обоих берегах Шельды и иметь возможность, переправившись через реку, совершать набеги по другую сторону от Гента, к северу от города, в Васландию. Как и в наши дни, Васландия была в то время чрезвычайно богатым краем, перерезанным каналами, рвами и живыми изгородями; некогда ее обитатели встали под знамена Гента, и гентцы именовали себя сеньорами Васландии, подобно тому, как добрый герцог называл себя графом Фландрским.
Трудность проникновения в этот фламандский Бокаж явилась причиной того, что во всех прежних войнах его жители страдали мало.
Однако, как только был сооружен мост, отряд тяжеловооруженных конников вызвался провести рекогносцировку этой местности; его возглавляли сиры де Ланнуа и де Юмьер, бастард де Ранти и Жак де Лален; с ними отправилось также изрядное число лучников, шедших впереди в качестве разведчиков.
Отряд неожиданно напал на деревню Локерен. Там стоял небольшой гарнизон из гентцев, которые тотчас начали отступление, в то время как крестьяне укрылись в церкви и забаррикадировались в ней.
Рыцари стали преследовать гентцев, лучники занялись грабежом, а люди, укрывшиеся в церкви, ударили в набат.
Набат — это бронзовая птица: она взлетает с одной колокольни лишь для того, чтобы опуститься на другую; и вскоре все церкви, тревожно стеная, стали призывать местных жителей к оружию.
Они собрались в количестве трех тысяч, пробрались позади живых изгородей, проследовали по дамбам, пересекли каналы и захватили мост в Термонде, тем самым перекрыв солдатам герцога дорогу назад.
В то же самое время к небу поднялся, крутясь, огромный столб огня и дыма. Это горела деревня Локерен: ее подожгли сами жители, чтобы выгнать оттуда лучников.
Сражаться предстояло без всякого прикрытия, и рыцари, видя с каким множеством врагов им приходится иметь дело, стали раскаиваться, что затеяли эту экспедицию. Однако с ними был сир де Лален, а он как никто другой подходил для экспедиций такого рода. Он бросился в гущу схватки, где бастард де Ранти только что был вынужден оставить герцогское знамя; со своей стороны, лучники воспрянули духом: чтобы поражать противника, оставаясь при этом недостижимыми для него, они сбросили обременявшие их кольчуги и, рассредоточившись по флангам, принялись осыпать стрелами неповоротливых фламандских крестьян, которые не в состоянии были соперничать с ними в скорости.
Тем не менее отряду следовало выбраться из того положения, в каком он оказался. Сир де Лален подал пример и, направив коня в канал, переправился через него вброд. Сам он был теперь вне опасности, но дело заключалось не в этом: речь шла о том, чтобы вывести остальных из угрожающего положения. Он десять раз пересекал канал, чтобы оказать помощь тем, кто оставался на другом берегу; под ним уже успели убить пять лошадей, когда, заметив, что его брат Филипп все еще находится в окружении врагов, он в одиннадцатый раз бросился в канал и вызволил безрассудного воина.
Во время обеда герцог посадил сира де Лалена между собой и сыном, чтобы оказать честь самому храброму в этом сражении воину, и, когда граф де Шароле, всегда с жадностью внимавший рассказам о ратных подвигах, спросил у сира де Лалена, кто из участвовавших в битве более всего помог ему, рыцарь ответил:
— Клянусь, ваше высочество, это был ваш шут Андре де Ла Плюм, который во время сражения не покидал меня ни на миг.
Тем не менее успех фламандцев был лишь частичным, и вскоре герцог не упустил случай взять над ними верх.
Граф Этампский, удерживавший Ауденарде, после ожесточенного боя захватил Нивель. Двести человек укрылись и забаррикадировались в церкви и изо всех сил стали бить там в набат; бургундцы подожгли церковь; колокольня рухнула, и колокол раздавил своей тяжестью звонарей; все погибли, ни один не подумал сдаться.
Затем по призыву явились со своим ополчением голландцы. Между ними и фламандцами всегда шла смертельная война, в которой, вероятно, 1830 год не стал последней вспышкой. Они захватили Васландию, сплошь перерезанную каналами, и вообразили, что по-прежнему находятся у себя дома; чтобы в подобных краях сражаться с фламандцами, требовались именно голландцы.
На эти нападения и эти угрозы гентцы отвечали с небывалым старанием. Помимо отрядов Белых колпаков сформировался отряд, называвшийся Братством, или Содружеством Зеленого шатра и имевший командиром бастарда де Бланстрема.
Само название «Братство Зеленого шатра» означало, что вне пределов города члены содружества спали лишь под сенью деревьев. Узнаете старинное бахвальство германцев, а именно бахвальство свебов в ходе их войны с Цезарем? Не догадываясь об этом, сыновья делали и говорили то же самое, что за пятнадцать столетий до них делали и говорили их отцы.
Часть этих добровольцев, принадлежавших к простонародью, избрали своим предводителем ножовщика. Это был человек несгибаемого мужества, обладавший ростом и силой великана; он так нравился толпе этих людей, что они заявили:
— Если мы победим, то сделаем его графом Фландрии!
Поверив в ложные сообщения, предводитель добровольцев был захвачен врасплох в ту минуту, когда он намеревался захватить врасплох противника, и у него на глазах его отряд обратился возле Хюлста в беспорядочное бегство. Взятый в плен вместе с двумя тысячами своих бойцов, он был препровожден к герцогу.
Герцог попытался спасти кого-нибудь из них, предложив оставить в живых тех, кто попросит пощады; но ни один из пленников не согласился на это, и все в один голос заявили, что для них лучше умереть, чем просить о помиловании.
Уже стоя под виселицей, с веревкой на шее, они кричали:
— Господь наш, прими тех, кто умирает за правое дело, ибо они умирают мучениками!
Еще не доведенные до крайности, но уже предвидя ее, гентцы предприняли два действия: они обратились за помощью к жителям Брюгге и попросили короля Франции о посредничестве. Письмо к Карлу VII сохранилось; это прекрасное и благородное письмо: в нем гентцы ограничиваются тем, что излагают свои претензии к герцогу Бургундскому и жалуются, как дурно управляют его прислужники.
Посольство к жителям Брюгге обладало определенным величием: оно состояло из тысячи двухсот человек, облаченных в доспехи.
Когда эти тысяча двести человек прибыли к воротам Брюгге, они обнаружили их закрытыми.
Магистраты Брюгге, уведомленные о прибытии гентцев, ожидали их за стенами города.
— Господа гентцы, — спросили они, — чего вы хотите от нас?
— Мы прибыли просить помощи и защиты, как это полагается у братьев, — ответили послы.
В ответ на это магистраты заявили:
— Мы посоветовались с народом, и народ придерживается мнения, что ему не следует принимать чью-либо сторону в этой войне.
Тогда тысяча двести человек, которые могли бы ворваться в город силой, спросили, позволено ли им будет войти туда исключительно для того, чтобы за плату поесть и попить.
Однако жители Брюгге ответили:
— Дорогие друзья, поймите, что мы не хотим никого впускать в город, но мы вынесем вам хлеба и пива. Пейте, ешьте и уходите прочь.
Гентцы поели, попили и ушли прочь.
Вернувшись, тысяча двести послов рассказали о том, что призошло. И тогда было решено обратиться к герцогу и осведомиться о его условиях.
Однако герцог ответил, что он не намерен договариваться с бунтовщиками, так что гентцы должны признать себя побежденными, а иначе все они будут казнены.