— Почему ты учился этому сам, дон Хуан?
— Почему ты об этом спрашиваешь?
— Может быть у нас с тобой одна причина?
— Сомневаюсь в этом. Я индеец. У нас разные пути.
— Единственная причина — это то, что я хочу узнать об этом, просто, чтобы знать. Но уверяю тебя, дон Хуан, у меня нет дурных намерений.
— Я верю тебе. Я курил о тебе.
— Что ты сказал?
— Это сейчас неважно. Я знаю твои намерения.
— Ты хочешь сказать, что видел меня насквозь?
— Ты можешь называть это так.
— Ну, а будешь ли ты меня учить?
— Нет.
— Потому, что я не индеец?
— Нет, потому, что ты не знаешь своего сердца. Что важно, так это чтобы ты точно знал почему хочешь связаться с этим. Если бы ты был индейцем, то одного твоего желания было бы достаточно. Очень мало индейцев имеют такое желание.
Воскресенье, 25 июня 1961 года.
В пятницу я весь день находился с доном Хуаном, собираясь уезжать в семь часов вечера. Мы сидели на веранде перед его домом и я решился еще раз задать вопрос об учении. Это был уже надоевший вопрос, и я ожидал опять получить отказ. Я спросил существует ли для него какая-нибудь возможность принять одно мое желание учиться, как если бы я был индейцем? Он долго не отвечал. Я был вынужден ждать, так как он, казалось, пытался что-то решить. Наконец, он сказал, что такая возможность есть и начал объяснение.
Он указал на то, что я устаю, когда сижу на полу, и что мне следует найти «пятно», на котором я мог бы сидеть без усталости. Я сидел с поджатыми к подбородку коленями, обхватив ноги руками. Когда он сказал, что я устал, я понял, что спину мою ломит и что я совсем вымотан.
Я ожидал, что он объяснит что это за «пятно», но он не делал этого. Я решил, что он думает, что мне нужно сменить положение тела, поэтому я поднялся и пересел поближе к нему. Он жестом отверг такое решение и наставительным тоном пояснил, что «место» означает место, где человек может чувствовать себя счастливым и сильным. Он похлопал по месту, где сидел сам, и сказал, что это его собственное место, затем добавил, что он поставил передо мной задачу, которую я должен решить самостоятельно и немедленно.
То, что он имел в виду, было для меня загадкой. Я не имел представления ни о том, с чего начать, ни даже о том, что я все-таки должен сделать. Несколько раз я просил его дать хоть какое-нибудь объяснение или хотя бы намек на то, с чего начать поиски места, где я буду чувствовать себя счастливым и сильным. Я настаивал на объяснении, так как ничего не понимал. Он предложил мне ходить по веранде, пока не найду «пятно».
Я поднялся и начал ходить по полу. Я чувствовал себя очень глупо и опять сел рядом с ним.
Он, казалось, был очень недоволен и обвинил меня в том, что я его не слушаю. Он сказал, что, по-видимому, я не хочу учиться. Через некоторое время, успокоившись, он объяснил, что не на каждом месте хорошо сидеть или находиться, и что в пределах веранды одно место будет уникальным, «пятно», на котором мне будет лучше всего. Моей задачей было выделить его среди всех остальных мест. То есть я должен был «прочувствовать» все возможные места, пока без всяких сомнений смогу определить, какое из них правильное.
Я возразил, что хотя веранда и не очень велика (3,5 на 2,5 метра), возможных мест на ней множество и у меня займет слишком много времени проверка их всех. А поскольку он не указал размеров пятна, их количество возрастает до бесконечности. Но мои возражения пропали даром. Он поднялся и резко предупредил меня, что может быть на это уйдут дни, но что, если я не решу задачу, то могу уезжать, так как ему будет нечего сказать мне. Он подчеркнул, что сам он знает, где находится мое пятно, поэтому я не смогу его обмануть. Он сказал, что это абсолютное условие, при выполнении которого он сможет принять мое желание учиться за достаточную причину. Он добавил, что в его мире ничто не является подарком и все, что в нем есть, чему можно учиться, постигается трудным путем. Он отправился в кусты, чтобы справить нужду, а затем вернулся в дом через заднюю дверь.
Я подумал, что задание найти определенное пятно счастья было просто его способом отделаться от меня. Однако, я поднялся и стал шагать туда-сюда по веранде. Небо было безоблачным, поэтому не смотря на сумерки мне было все хорошо видно как на самой веранде, так и рядом с ней. Должно быть, я ходил около часа или более того, но не происходило ничего, что открыло бы мне местонахождение пятна. Я устал шагать и сел на пол. Через несколько минут я пересел на другое место, затем еще на одно, пока таким образом не прошел весь пол. Я старался почувствовать разницу между местами, но у меня не было для этого никаких критериев. Я чувствовал, что напрасно трачу время, но оставался. Я оправдывал себя тем, что приехал издалека только для того, чтобы встретиться с доном Хуаном, и мне действительно нечего больше делать.
Я лег на спину, подложив руки под голову. Затем перекатился на живот и полежал немного так. Я повторил такое перекатывание много раз по всему полу и наконец мне показалось, что я все таки наткнулся на какой-то критерий — я заметил, что мне становится теплее, когда я лежу на спине.
Я стал кататься опять, теперь в обратную сторону. Я пролежал всю длину пола лицом вниз там, где прежде лежал на спине. Я испытывал то же ощущение тепла или холода в зависимости от положения, в котором лежал, но разницы между местами не было.
Затем мне пришла в голову мысль, показавшаяся в тот момент блестящей: место дона Хуана! Я сел там и затем лег, сначала лицом вниз, а затем на спину, но это место было точно таким же, как и все остальные. Я подумал, что мне нужно попрощаться с доном Хуаном, но мне было неудобно будить его. Я взглянул на часы. Было два часа ночи. Я катался по полу уже шесть часов.
В этот момент дон Хуан вышел и пошел вокруг дома в кусты чаппараля. Вернувшись, он встал у двери. Я чувствовал себя отверженным, мне хотелось сказать ему что-нибудь отвратительное и уехать. Но я сообразил, что это не его вина, это был мой собственный выбор идти через всю эту чепуху. Я сказал ему, что побежден, что как идиот, катался всю ночь по полу и все еще не вижу никакого смысла в загадке.
Он рассмеялся и сказал, что это его не удивляет, поскольку я не пользовался глазами. Это было так, хотя я был уверен, что мне нужно, по его словам, «ощутить» разницу. Я сказал ему об этом, но он возразил, что глазами можно ощущать, когда не смотришь на вещи прямо. И раз уж я за это взялся, сказал он, то у меня нет другого способа решить задачу, кроме как использовать все, что у меня осталось, — глаза.
Он вошел в дом. Я был уверен, что он наблюдает за мной. Я думал, что иначе он не смог бы узнать, что я не пользовался глазами.
Я снова начал кататься, так как такой метод поиска показался мне самым удобным. Однако теперь, сложив руки перед собой и опираясь на них подбородком, я всматривался в каждую деталь. Когда я фокусировал свой взгляд на точке, находящейся прямо перед моими глазами, вся периферийная зона моего поля зрения становилась окрашенной зеленовато-желтым цветом. Эффект был поразительным. Держа глаза фиксированными на точке прямо перед собой, я начал ползти в сторону на животе, передвигаясь примерно на тридцать сантиметров за раз.
Внезапно, в точке, находящейся примерно на середине пола, я почувствовал перемену оттенка. В точке справа от меня, все еще на периферии зрения, зеленовато-желтый оттенок стал интенсивно пурпурным. Я сконцентрировал на этом свое внимание. Пурпурный цвет сделался более бледным и оставался таким постоянно, пока я удерживал на нем свое внимание. Я отметил место своим пиджаком и позвал дона Хуана. Он вышел на веранду. Я был очень возбужден. Я действительно видел разницу в оттенках. Он, казалось, не был удивлен этим, он предложил мне сесть на это место и описать свои ощущения.
Я сел туда, а затем лег на спину. Он стоял рядом, дожидаясь моего отчета о самочувствии. Я не чувствовал ничего особенного. Примерно в течение пятнадцати минут я пытался ощутить или увидеть разницу, в то время как дон Хуан терпеливо стоял рядом. Я чувствовал какое-то отвращение. Во рту появился металлический привкус. Внезапно у меня заболела голова. Появилось ощущение, что я заболел. Мысль о моем бессмысленном предприятии раздирала меня до ярости. Я поднялся.
Дон Хуан, по-видимому, заметил мое расстройство. Он не смеялся, но сказал, что мне следует быть несгибаемым с самим собой, если я хочу учиться. Лишь два выхода есть у меня, сказал он. Или сдаться и ехать домой — и в этом случае я никогда не буду учиться, — или решить задачу.
Он вновь ушел в дом. Я хотел немедленно уехать, но был слишком усталым для этого. К тому же ощущение разницы оттенков было столь явным, что я был уверен, что все же нашел разницу, хотя, возможно, могли бы найтись и какие-нибудь другие заметные изменения. Во всяком случае, уезжать было слишком поздно. Поэтому я снова лег на пол и начал все сначала.
На этот раз я быстро передвигался с места на место, минуя точку дона Хуана, до конца веранды, затем развернулся, чтобы захватить внешнюю ее часть. Когда я достиг центра пола, то понял, что произошло еще одно изменение в окраске, снова на краю поля зрения. Однообразный зеленовато-желтый оттенок, который я видел повсюду, превратился в одном месте, справа от меня, в яркий серо-зеленый. Я снял ботинок и отметил эту точку. После этого я продолжил ползать, пока не исследовал пол во всех возможных направлениях. Больше никаких изменений окраски не было.
Я вернулся к точке, отмеченной ботинком, и осмотрел ее. Эта точка находилась чуть более, чем в полутора метрах от той, что была отмечена пиджаком, в юго-восточном направлении. Рядом с ней находился большой камень. Совсем ненадолго я присел рядом, пытаясь найти отгадку, приглядываясь к каждой детали, но не смог почувствовать никакой разницы.
Я решил еще раз обследовать первую точку. Опустившись на колени, я собрался улечься на свой пиджак, но неожиданно испытал странное ощущение. Оно было похоже на ощущение чего-то физически давящего на мой живот. В один момент я вскочил и ретировался. Волосы на шее поднялись дыбом, ноги выгнулись, туловище наклонилось вперед, а пальцы согнулись, как клешни. Я заметил свою необычную позу и испугался еще больше.