День второй
Сергей Отрадов
Андрей Саввич Львов оказался совсем не таким, каким его представлял себе Сергей. Хорошо помня его папеньку, надменного старика в английском твиде, Отрадов ожидал увидеть перед собой худого холеного мужчину с серебристой шевелюрой и смуглой кожей. Андрей же Саввич хоть и не был прямой противоположностью папеньки – эдаким лысым коротышкой, – но совсем на него не походил. Полнотелый блондин, дорого, но как-то безалаберно одетый, он производил впечатление человека приятного, но недалекого. При взгляде на его простоватое лицо с носом-пуговкой никто бы не подумал, что Львов доктор наук, всемирно известный исследователь, а кроме того, весьма удачный бизнесмен (Андрей Саввич владел компанией «Золотоносная жила», производящей изделия из драгоценных металлов). Он больше походил на малоуспешного бухгалтера или заводского технолога, и в нем не было даже капли отцовского лоска.
– Что, не похож я на папеньку? – усмехнулся Львов, заметив пристальное внимание Отрадова.
– Нисколько, – честно ответил Сергей.
– Знаю и сожалею.
– Почему сожалеете? – поинтересовалась Аня.
– Папенька был удивительно хорош собой: строен, смугл, кудряв. Он пленял женщин одним лишь взглядом своих черных глаз. Поэтому женат был шесть раз, в отличие от меня, старого холостяка…
– Женитесь еще, какие ваши годы, – весело сказала Аня. – Вон папа в семьдесят один первый раз под венец пошел. А вам-то лет сорок…
– Пятьдесят три, деточка, но за комплимент спасибо! – Львов указал гостям на кресла, предлагая сесть. Когда Аня и Сергей сели, Андрей Саввич последовал их примеру и все с той же приветливой улыбкой спросил: – Ну-с, господа, с чем пожаловали?
Сергей вкратце изложил суть проблемы. А чтобы не быть голословным, достал из портфеля «улики» – компьютерные распечатки и само колье. На фотографии Львов взглянул лишь мельком, буркнув «это потом», а вот украшение его очень заинтересовало. Взяв его в руки, Андрей Саввич, долго рассматривал камни, особенно центральный, после чего вынес вердикт:
– Вы зря волновались. Колье – настоящий антиквариат, а камень – настоящий бриллиант.
– Как? – округлила глаза Аня. – Он же разбился!
– Ну и что?
– Но ведь бриллиант один из самых прочных минералов. Он очень тверд…
– Только к царапанью, голубушка. Но чрезвычайно хрупок и может расколоться от легкого удара, а вы, как я понял, уронили его на кафельный пол…
– Значит, камень настоящий? – уточнил Сергей.
– Совершенно верно.
– И какова его ценность?
– Ценность довольно велика, ведь это сорокакаратный бриллиант. Правда, он мутноват и не очень хорошо огранен, а это сильно его удешевляет. Ведь главные критерии оценки бриллиантов: это вес, цвет, чистота и огранка. И тут подкачали сразу два последних… Особенно огранка! – Андрей Саввич вытащил из верхнего ящика стола лупу и стал рассматривать камень уже в нее. – Топорная работа, скажу я вам. И уж конечно, не старинная…
– То есть перед нами не императорский презент?
– Нет, что вы! Это обычный якутский алмаз. А ваш был индийский.
– Откуда вы знаете, вы же его не видели?
– Сергей Георгиевич, голубчик, ну не вы ли только что сказали, что его вашему предку преподнесла Екатерина Великая, умершая в 1796 году?
– Да, но я не…
– А вы разве не слышали о том, что история алмазов делится на два периода – до открытия южноафриканских копей и после?
– Нет.
– Ну что ж, вам простительно, – кисло улыбнулся Львов. – Но я вас все же просвещу.
– Сделайте милость.
– В первый период алмазы добывались только в Индии. В копях Голконды. Крупные минералы, естественно, попадались не так часто, поэтому больших бриллиантов было немного. Но в конце XIX века открыли богатейшие прииски в Африке, и там стали обнаруживать алмазы, намного превосходящие индийские, в таких количествах, что они перестали считаться большой диковинкой… – Он вопросительно посмотрел на Отрадова. – Понимаете, к чему я веду?
– Конечно, понимаю. Во времена Екатерины алмазы добывались только в Индии, – буркнул Сергей, про себя же подумал, что подвести его к этому выводу можно было более коротким путем.
– Совершенно точно.
– Значит, знаменитый «Орлов» тоже индийский алмаз? – спросила Аня, которую в отличие от отца всерьез заинтересовала эта тема.
– Да, и очень древний. Ему более четырехсот лет.
– Я читала, что изначально он был вставлен в глазницу статуи Будды?
– Брамы, – поправил Львов. – Потом он был украден из храма одним французом и продан капитану английского корабля. После многих перипетий бриллиант попал в руки князя Григория Орлова – тот купил его за баснословные деньги, четыреста тысяч рублей, и преподнес Екатерине Великой. Та, в свою очередь, повелела вправить его в серебро и укрепить на верхней части державного скипетра! – Андрей Саввич так воодушевился, что встал, как лектор, у стола, и принялся вещать с захватившим Аню пылом: – Я должен вам сказать, что по-настоящему знаменитыми являются именно индийские бриллианты. Куда до них африканским или бразильским, пусть и превосходящим их размерами! Взять, например, самый большой в мире камень. Он называется «Звезда Африки» или «Куллинан-I». Вес его 530 карат. Это почти в три раза больше, чем масса «Орлова». Но как неинтересна его история! Алмаз нашли, разделили, обработали, и им ныне владеет королева Англии. То ли дело «Регент» или, скажем, «Шах»! Я уж не говорю о «Хоупе», о котором можно триллер написать! Не камень – маньяк-убийца! Было бы время, рассказал бы вам…
– Расскажите, пожалуйста, – взмолилась Аня. – Это так интересно…
– Ну хорошо, – быстро согласился Львов, которому, судя по всему, очень хотелось поделиться захватывающей историей «маньячного» камня. – Этот бриллиант (тогда еще алмаз в 112 карат!) так же, как и «Орлов», был вынут из статуи индийского бога и привезен в подарок королю Людовику XIV. Вместе с ним в Европу пришла чума, и многие уже тогда сочли, что в этом вина индийского камня. Но «король-солнце» не прислушался к общему мнению, велел огранить алмаз и вскоре умер – танцуя, распорол ногу гвоздем и скончался от гангрены. Алмаз достался Людовику XVI и его жене Марии-Антуанетте, которые, как вы знаете из истории, были обезглавлены…
Аня этого не знала, но уверенно закивала, чтоб не выглядеть дурой. А Львов продолжил:
– В 1792 году бриллиант пропал из сокровищницы французских королей и появился на лондонском аукционе в 1830 году. Его купил банкир Генри Филипп Хоуп (так что имя его пошло не от «хоуп» – надежда, а от фамилии владельца), которому бриллиант принес одни несчастья – сам он скоропостижно умер, сын был отравлен, а внук кончил жизнь в нищете. С тех пор «Хоуп» постоянно менял хозяев и неизменно приносил им одни несчастья. Например, султан Египта Абдул Гамид подарил алмаз своей любовнице, и ее убили, а его лишили титула. Следующую владелицу «Хоупа» застрелил любовник, подаривший ей этот самый бриллиант. Супруги, заполучившие его потом, погибли вместе с «Титаником».
Андрей Саввич торжественно замолчал, чтобы слушатели могли прочувствовать трагизм момента, после чего возобновил рассказ, заинтересовавший даже Сергея:
– Эвелин Маклин, ставшая новой обладательницей сокровища, купила его у ювелира Картье за немыслимые по тем временам деньги – 187 тысяч долларов. Ее предупредили о проклятии, но женщина так хотела заполучить его, что ее это не остановило, правда, Эвелин отнесла камень в церковь, чтобы снять с него «порчу». Но это не помогло! Ее муж попал в психушку, брат погиб, сына сшиб автомобиль, дочь отравилась лекарствами. Однако и после смерти самой миссис Маклин проклятие не оставляло семью – ее внучка умерла при невыясненных обстоятельствах, едва разменяв четверть века (и это еще одно загадочное совпадение, так как Эвелин купила «Хоуп» именно в возрасте двадцати пяти лет). Но и это еще не все! Оказалось, что камень может нанести вред не только своему владельцу или члену его семьи, но и любому, прикасавшемуся к нему. Например, тот, кому алмаз обязан своим появлением в Европе, Жан Батист Тавернье, был растерзан собаками, а простой посыльный, доставлявший «Хоуп» в Смитсоновский институт (где он находится поныне), попал под грузовик. Правда, он выжил, но сгорел его дом, похоронив под собой жену…
– Ужасно! – ахнула впечатлительная Аня.
– И не говорите! – поддакнул Львов. – Но не менее страшна и судьба владельцев «Кох-и-нора»!
– «Кох-и-нор» – это вроде бы фирма, производящая канцелярские изделия, – заметил Сергей, вспомнив ластики и карандаши, которыми пользовался в последнее время.
– «Кох-и-нор» – это в переводе с фарси «Гора света». Алмаз с таким именем был найден в той же Голконде еще в двенадцатом веке. Он триста лет находился в руках правителя Великих Моголов. Великие Моголы считали, что он охраняет их власть, и очень им дорожили. А страх потерять его свел с ума многих. Например, Надир-Шаха, который в итоге был убит собственной стражей. Но и остальным владельцам камня не очень повезло. Из восемнадцати обладателей «Горы света» часть была предательски умерщвлена, часть погибла в боях, часть скончалась от страшных недугов.
– Где он теперь?
– Теперь «Кох-и-нор» собственность Британии. Он венчает королевскую корону!
– Теперь понятно, почему монархия в Британии трещит по швам, – усмехнулся Сергей. – Одно удивительно, как королева-мать дожила до ста лет…
– Да, а вот скажите, Андрей Саввич, – влезла в разговор Аня. – Неужели все знаменитые бриллианты прокляты?
– Нет, что вы! Есть такие, что как раз приносят удачу…
– Это какие, например?
– Вы слышали когда-нибудь о бриллианте «Санси»? – вопросом на вопрос ответил Андрей Саввич.
– Нет, – в унисон ответили Сергей с Аней.
– Ну как же так! Это ж знаменитейший камень! Его судьба даже обыгрывалась в книге Рыбакова «Бронзовая птица»… – Львов нервно вскочил и заходил по комнате. – Им, как «Кох-и-нором» и «Шахом», изначально владели индийские правители. Причем, по легенде, носивший его становился неуязвимым. Поэтому завладевший им герцог Бургундский велел вправить его в свой шлем и стал одерживать победу за победой. Однако в бою шлем был потерян, и герцог погиб на следующий же день. А найденный швейцарскими солдатами камень был продан за копейки (вояки совершенно не представляли его ценности!) французскому послу при дворе Оттоманов барону Де Санси. И блестящая карьера, которую он сделал впоследствии (стал первым министром Франции), многими приписывалась влиянию магического камня. Еще им владел знаменитый кардинал Мазарини, король Людовик XVI, лорд Астор, благосостояние которого не поколебали ни кризисы, ни войны. Именно Асторы продали «Санси» Лувру за миллион долларов, там он хранится и поныне. Если захотите, сможете его увидеть в Галерее Аполлона.
– Мне бы очень хотелось! – восторженно воскликнула Аня. – Давай, папа, съездим весной в Париж, посмотрим на знаменитый камень…
– Меня знаменитые камни не волнуют, – пробурчал Сергей. – Только наш, фамильный, который мы пока не знаем, где искать…
– Тут я вам ничем помочь не могу, – развел руками Львов. – С папенькой своим я не общался с детства (он как ушел от мамы к другой женщине, так обо мне и забыл), поэтому подтвердить или опровергнуть вашу версию о том, что именно он совершил подмену, не в моих силах. Но если еще понадобится консультация, милости прошу…
– Проконсультируйте нас насчет нашего камня.
– Как я могу, ведь я его ни разу не видел?
– Есть фотография. Вполне сносная. Ее сделали, когда составляли опись коллекции. Тут камень еще настоящий.
Львов взял протянутый ему снимок и, положив перед собой, принялся его изучать.
– Что скажете, Андрей Саввич? – спросил Сергей, заметив на лице Львова легкое удивление.
– По фотографии судить крайне сложно, но, думаю, ваш камень чрезвычайно хорош и ценен. – Львов взял лупу и стал рассматривать изображение бриллианта. – Сколько, говорите, в нем карат?
– Столько же, сколько в подмененном. Сорок или чуть больше.
– Он действительно индийский, это видно по огранке, но насчет чистоты и цвета сказать затрудняюсь…
– Все, кто видел его, утверждали, что он был удивительной чистоты и имел глубокий синий цвет.
– Если это действительно так, то могу вас поздравить. Вы владеете (будем надеяться, что вы его все же отыщете) настоящим сокровищем! – Львов еще раз полюбовался на фотографию бриллианта. – Если надумаете его продать, не продешевите, но тут я смогу вам помочь, оценив его и назвав реальную цену…
– И сколько он может стоить? – полюбопытствовала Аня.
– Миллионов пять или чуть меньше, – ответил ей Сергей.
– Пять? – хмыкнул Львов. – Да вы, что, смеетесь? Цена этого камня не менее двадцати миллионов. А если он так безупречно хорош, как вы утверждаете, то за него можно выручить и пятьдесят!
Эдуард Петрович Новицкий
Вульф вошел в квартиру, ставшую временным пристанищем его сына, и огляделся. Скромненько, если не сказать, бедно. Дешевые обои, мебель советских времен, синтетические паласы и никакого тебе восточного колорита. Даже не верилось, что Ли-Янг и Чен выросли в этой неказистой «двушке», и уж совсем невозможно представить, как они жили в ней, будучи взрослыми (брат покинул ее два года назад, сестра следом: он переехал к Гоше, она к Эдику), – тут не было ничего, что так необходимо человеку: телевизора, стиральной машинки, водонагревателя, не говоря уже о бытовой технике. Ли-Янг говорила как-то, что жила очень небогато, но Вульф и не представлял, насколько. Оказывается, они с братом даже на нормальный холодильник не могли наскрести – тот, что стоял в кухне, был так стар, что для придания ему более-менее пристойного вида его пришлось выкрасить белой краской и украсить разноцветными магнитиками.
Вульф подошел к нему, открыл дверку. На искривленной алюминиевой полке одиноко стола вспоротая ножом банка сгущенного молока. Эдуард Петрович заглянул в морозилку и обнаружил в ней пачку дешевых пельменей. Негусто, подумалось ему, для почти состоявшегося миллионера.
Захлопнув холодильник, Новицкий прошелся по кухне, но, не найдя ничего заслуживающего внимания, перешел в спальню. То, что именно в ней обитал Дениска, стало ясно сразу: на трельяже всевозможные средства гигиены, на стуле гора чудовищных рубах с жабо и оборками, на батарее сушатся золоченые «казаки» со шпорами, а на стене висит плакат с изображением хорошенького юноши в образе херувима. Это был Дусик, вернее, Дэнис, снятый в период своего успеха, тогда он действительно походил на ангелочка, в последнее же время (если судить по посмертной фотографии) скорее на пожилого гномика – его лицо оставалось детским, но морщинистым, как у старичка…
Вульф тяжело вздохнул и прошел к письменному столу, на котором были разбросаны книги и бумаги. Сел на стул, подвинул к себе первую попавшуюся на глаза книгу, прочел название «Огнестрельное оружие. Краткий справочник», задумался. Зачем Дусику понадобился пистолет, он еще мог предположить, но на кой черт ему этот справочник? Интересоваться огнестрельным оружием не в Денискином духе. Он даже в детстве в войнушку не играл, больше с сестрой в дочки-матери. Да и свое покушение на Аню он совершил с ножом, а не с пистолетом… Значит, книга принадлежит Чену, он же говорил, что разбирается в оружии. Сделав этот вывод, Эдуард Петрович отложил справочник, но на глаза ему тут же попался еще один – «Знаменитые пистолеты», заложенный пластмассовой линейкой на разделе «Браунинг».
– Панцирь! – крикнул Новицкий, подзывая одного из своих охранников. Когда тот примчался на зов, приказал: – Обыщите квартиру, только аккуратно, ищите коробку от «браунинга»…
Пока ребята обыскивали стенку и внутренности дивана, он рылся в верхнем ящике стола. В основном там лежали потрепанные брошюры по йоге, старые кассеты да пожелтевшие фотографии маленьких узкоглазых ребятишек, жутко похожих друг на друга, – Чена и Ли-Янг. В другой раз он обязательно бы задержал на них взгляд, но теперь было не до того. Переворошив все три ящика и не найдя ни в одном из них ничего такого, что могло принадлежать Дусику, Вульф перешел к стулу с вещами и стал перетряхивать их.
– Нашел, Эдуард Петрович! – вскричал Панцирь, спрыгивая со стула, на котором стоял, чтобы дотянуться до антресолей под потолком. – Только не коробку от «браунинга», а патроны к нему.
Вульф взял из его рук тряпичный мешок, в котором действительно лежали патроны, но, ничего не понимая ни в пистолетах, ни в пулях, спросил:
– Они точно для «браунинга»?
– Точно.
Эдуарду Петровичу это ни о чем не говорило, но он поверил Панцирю на слово.
– Там еще оружейная смазка есть, – сообщил тот. – Будете смотреть?
Вульф отрицательно мотнул головой. Зачем смотреть, если и так все ясно. Чен его обманул. «Браунинг», найденный в кадке с пальмой, принадлежал ему. И вывод, который из этого можно сделать, наводил на столь нехорошие мысли, что Новицкий решил пока на нем не зацикливаться. Сначала надо поговорить с парнем начистоту, а уж потом…
– Эдуард Петрович, – окликнул Вульфа второй охранник, Цыпа. – Я тут интересные фотки нашел, посмотрите…
Цыпа протянул Вульфу прозрачный файл, в который были всунуты фотографии. Их было немного, всего четыре. Но они действительно были интересными! Особенно одна, на которой был запечатлен сам Эдуард Петрович. Снимок был сделан недавно – на нем он красовался в белой кожаной куртке, подбитой енотом, которую купил только в этом месяце. Фотографировали его издали (когда он выходил из своего дома), но съемка производилась очень качественным аппаратом – на лице были видны все родинки и морщинки. Другие снимки были такими же образцовыми. На одном оказалась Ева, также снятая в момент выхода из подъезда, на втором Аня Моисеева, шагающая к машине, а вот на третьем…
На третьем был Слава! Об этом свидетельствовала подпись в верхнем углу снимка. Крупно, размашисто красным фломастером на фотографии было выведено слово «СЛАВА», а от него шла стрелка, конец которой указывал на человека, изображенного на ней. Только это был не мужчина, а женщина…
Женщина, которую Эдуард Петрович прекрасно знал!
Аня
Отец спал. Спали и животные, разморенные сытным обедом. Бодрствовала одна Аня: отправив посуду в машину, она пошла на лоджию, где у нее была оборудована оранжерея, и принялась опрыскивать орхидеи. Но, обработав лишь половину цветов, вынуждена была уйти – от запаха орхидей ее стало подташнивать.
В комнате она включила кондиционер, подставила под прохладную воздушную струю лицо и вдохнула полной грудью. Стало полегче, но все равно тошнило. Тогда Аня сбегала в кухню, налила себе стакан ледяного грейпфрутового сока, залпом выпила. Когда приятная горьковато-сладкая жидкость перетекла в желудок, девушка вздохнула с облегчением – мутить перестало. Несколько секунд Аня прислушивалась к своим ощущениям, но вдруг новая волна тошноты сотрясла желудок и ринулась вверх… Девушка, зажав рот рукой, бросилась в туалет. К счастью, добежать она успела, и вырвало ее прямо в унитаз.
Когда желудок исторг из себя все, что в нем было, Аня поднялась с коленей, на которых стояла возле унитаза, перетекла к раковине, умылась. С облегчением отдышавшись после умывания, Аня вытерла лицо и направилась к двери, но остановилась на полпути. Постояв секунд пять, она вернулась к умывальнику, раскрыла висящий над ним ящик, достала из него экспресс-тест на беременность, пробежала глазами по упаковке.
– Одна полоска – беременности нет, – прочла она вслух. – Две – есть.
Вскрыв коробку, Аня вытряхнула на ладонь узкую пластинку с красными стрелочками, но к тестированию приступила не сразу, сначала дотошно изучила инструкцию. Разобравшись, как ей надлежит действовать и сколько времени ждать результатов, Аня направилась к унитазу. Проделав нехитрую процедуру, она стала ждать, когда истекут пять минут. Все это время тест, как ему и положено, лежал на плоской сухой поверхности, а Аня шагала от одной стены к другой и обратно. От нервного напряжения ее потряхивало, и ужасно хотелось поскорее увидеть результат (как говорил ей отец, «лучше умереть и быть спокойным, чем жить и волноваться»), но девушка упорно выжидала положенное время. Наконец пять минут истекли. Аня, едва дыша, подошла и взяла тест кончиками пальцев. Прошептав: «Господи, помоги!» – поднесла к глазам.
Белую поверхность пересекали две полоски. Что это означало, Аня от волнения забыла, и ей пришлось достать из урны коробку и вновь прочесть инструкцию. Когда слова перестали расплываться, Аня прочла вслух:
– Одна полоска – беременности нет. Две полоски – беременность есть.
Смысл слов не сразу дошел до нее, но когда это произошло, Аня сползла по стене и заплакала, хохоча и повторяя: «Две полоски, две полоски!»
Сколько она пробыла в эйфории, Аня не могла сказать. Но когда очнулась, оказалось, что ее кто-то зовет. Вскочив с пола и едва не упав из-за резкого подъема, она засунула тест в карман и бросилась в коридор.
– Аня, ты где? – донесся из прихожей голос мужа.
– Я тут! – откликнулась Аня, выбегая к нему и бросаясь на грудь.
Такой бурной радости Петр от жены не ожидал, поэтому несколько удивленно спросил:
– Ты чего это?
– У меня радость! – Она обхватила его талию еще крепче. – У нас радость…
– Приятно слышать, – улыбнулся он, отрывая жену от себя. – Только давай ты сообщишь ее через минуту, мне надо переодеться. – Петр отстраненно чмокнул Аню в висок и торопливо направился в гардеробную. – Понимаешь, я на пиджак кофе пролил, запасной костюм Катя забыла из химчистки забрать, а у меня сегодня вечером важная встреча…
Он стал методично передвигать вешалки, выбирая, какой костюм надеть. Выбрав серый от Брионии, Петр снял его с плечиков и протянул Ане, чтоб та подержала, пока он будет раздеваться.
– Так что там у нас за радость? – спросил Петр, быстро разоблачаясь. – А где Сергей Георгиевич?
– Спит.
– Как пить дать, кошаки у него под боком, – усмехнулся он и, скинув брюки, взял у жены другие. – Ну что ты молчишь? Выкладывай свою новость.
Но Ане не хотелось выкладывать (что за слово дурацкое!), она мечтала ею поделиться! И не в такой обстановке: когда тебя почти не слышат, а муж стоит перед тобой со спущенными штанами…
– Я лучше вечером тебе скажу, – произнесла Аня едва слышно. – За ужином.
– Я поздно вернусь.
– Я подожду. И приготовлю что-нибудь вкусненькое. Твой любимый салат с авокадо, например…
– Не надо, Анюта. Я приду сытый – у меня деловой ужин… – И тут, заметив наконец, как его жена расстроена, перестал возиться с молнией и переключил внимание на Аню. – Ну что ты так погрустнела? – ласково спросил он. – Была такой веселой, когда меня встречала… – Он дотянулся до ее щеки губами и несколько раз нежно поцеловал, едва касаясь бархатистой кожи. – Это из-за того, что я поздно вернусь? Если так, я постараюсь освободиться пораньше…
– Нет, нет, Петр, не надо, – запротестовала Аня, как всегда, растаяв от его поцелуев. – Мы с папой поужинаем и пораньше ляжем спать…
– Тогда ты просто обязана сказать мне, что у нас за радость, прямо сейчас.
– У нас… – Она покраснела и спрятала глаза, почему-то смутившись. – У нас будет…
Последнее, самое долгожданное слово так и не успело слететь с языка. В тот момент, когда она собралась с духом, чтобы его произнести, у Петра зазвонил сотовый.
– Извини, – бросил он жене, хватая телефон. – Я жду важного звонка, должен ответить… – Он поднес аппарат к уху. – Слушаю. – Пауза. – Кто это? Ева, вы? Да, да, говорите…
Услышав имя, Аня вздрогнула, догадавшись, какая именно Ева звонит ее мужу. Ева Шаховская, певица, она же Ефросинья Новицкая, внучка Элеоноры, дочь Эдуарда Петровича и Анина двоюродная племянница. Родственница! И соперница… Давняя и незабытая. Хотя Аня уверена, что между Евой и Петром ничего не было, она чувствовала – они неравнодушны друг к другу. При появлении Евы в глазах Петра вспыхивал животный блеск, а Евино лицо становилось неотразимо порочным при взгляде на Петра. Аня заметила эту их реакцию друг на друга еще два года назад, но тогда по неопытности не сумела распознать ее природу. Теперь же, став женщиной, она может с уверенностью сказать: между ее мужем и Евой Шаховской есть мощное сексуальное притяжение. Они хотят друг друга! Он хочет ее! Да так, как никогда не хотел свою жену, которую любил и ценил, но… Ни разу Аня не поймала на себе такой взгляд, каким Петр тайком посматривал на Еву. Даже когда ее показывали по телевизору, он не мог сдержать своего вожделения. Нет, ему-то казалось, что у него это прекрасно получается, только Аня замечала, как темнеют его светлые глаза (это всегда происходило, когда он возбуждался), а по щекам разливается румянец…
Кто бы знал, как Аня боялась таких моментов! Она из-за этого все праздничные концерты пропускала. Не включала телевизор, когда по нему показывали рейтинги самых сексуальных, красивых, модных, талантливых певиц – знала, в каждом шоу будет сногсшибательная Ева. А «Муз ТВ» Аня вообще вырубила. Она бы и ящик выбросила, лишь бы красивое Евино лицо не мелькало в нем…
И вот теперь Ева звонит Петру!
– Ева, объясните все спокойно, – донесся до Ани сквозь шум в ушах строгий Петин голос. – Я ничего не понял.
Та, по всей видимости, стала объяснять. Петр слушал внимательно и напряженно. На его лице застыло выражение профессиональной сосредоточенности, но Ане все равно казалось, что в нем проявляется еще что-то, а в глазах нет-нет да вспыхивают те самые искорки…
– Все, теперь понятно, – проговорил Петр, нахмурившись. – Я подъеду, ждите. – Он выхватил из Аниных рук пиджак и стал торопливо надевать. – Все, до встречи.
– Это кто? – спросила Аня, едва он отсоединился. Конечно, глупо было задавать вопрос, на который знаешь ответ, но она ничего не могла с собой поделать.
– Клиентка.
– Ее зовут Ева? – с мазохистским упрямством продолжала допытываться Аня.
– Ты же сама слышала, – пожал он плечами и, на ходу поправляя галстук, заспешил в прихожую. – Это Ева Новицкая.
– Я не знала, что она твоя клиентка… Ты мне об этом не говорил.
– Она обратилась ко мне только вчера.
Он двигался так стремительно, что будь их квартира поменьше, Петр был бы уже за дверью. Но так как длина коридора этого не позволяла, Аня успела его догнать и задать еще один вопрос:
– У нее что, проблемы?
– Убит Денис Новицкий, и милиция подозревает Еву. Сейчас, например, ее вызвали для допроса и дактилоскопии, и я, как адвокат, должен присутствовать…
– Денис мертв? – удивленно ахнула Аня. – А я даже не знала, что он вышел из тюрьмы.
– Я не стал тебе говорить, чтобы не бередить твою память. Он вышел два с половиной месяца назад, а вчера был убит в подъезде Евиного дома.
Петр, уже дошедший до двери, развернулся, вскользь чмокнул Аню куда-то в ухо, схватил с вешалки дубленку и шагнул за порог. О том, что жена собиралась поделиться с ним радостной новостью, он и не вспомнил.
Сергей Отрадов
Сергей проснулся от боли, это Авось, потягиваясь, вонзил в него свои когти. Скинув кота на пол, он полежал немного, чтобы пробудиться окончательно. Когда сна не осталось ни в одном глазу, Сергей встал. Натянув спортивные штаны, вышел из спальни.
В квартире стояла тишина. Сергей решил, что Аня ушла на работу (она собиралась сегодня заскочить в магазин), и направился в кухню, чтобы сварганить себе что-нибудь поесть. Кошки помчались следом, урча в предвкушении скорого пира, приотстал только Данилка, замешкавшись в прихожей, где находилось его любимое лакомство – хозяйкины тапки.
Когда Сергей вошел в кухню, то очень удивился, обнаружив там дочь. Аня, сгорбившись, сидела на высоком стуле и напоминала всем видом птичку на жердочке: то ли синичку, то ли воробушка. Перед ней стояла чашка с остывшим кофе, но она не пила его, а только помешивала, механически водя ложкой по кругу.
– Анюта, – окликнул ее Сергей. Но дочь не услышала, так была погружена в свои мысли. Пришлось подойти к ней вплотную и, положив руку на плечо, повторить: – Анюта, очнись.
Аня вздрогнула и подняла на отца огромные, полные невыплаканных слез глаза. Увидев ее несчастное личико, Сергей не на шутку встревожился.
– Что с тобой, дочка? – взволнованно спросил он, опускаясь перед ней на корточки и заглядывая в глаза, из которых начали капать крупные, как жемчужины, слезы. – Что случилось? Кто тебя так расстроил?
Она замотала головой – никто.
– Почему тогда ты плачешь?
– Я не плачу, – шмыгнула носом Аня и действительно перестала лить слезы. – Просто мне вдруг стало грустно… – Она вытерла нос рукавом и вымученно улыбнулась. – У меня все нормально, пап. Честно…
– Ну тогда давай покушаем. Я есть хочу. – Он поднялся, подошел к холодильнику и, открыв дверку, стал изучать его содержимое. – И что у нас есть поесть? Та-ак. Суп не хочу. Мясо не хочу. Рыбу хочу, но ее нет… Сбегать, что ли, в магазин? Или у кошек украсть? Ты вроде бы им минтай покупала…
– У меня будет ребенок, – услышал он тихий дочкин голос и не сразу понял, что она сказала, переспросил:
– Что ты сейчас?..
– Я беременна, пап.
Сергей выпустил дверку холодильника и под ее хлопок резко обернулся. Аня смотрела на него и робко улыбалась. Вид у нее при этом был гордый, но немного растерянный. Как у двоечника, получившего пятерку и не до конца понимающего, как это у него получилось…
– Анюта, это здорово! – вскричал Сергей, бросаясь к ней и подхватывая со стула, чтобы закружить по кухне. – Я так рад за тебя… За вас! Ну и за себя, конечно, – наконец я стану дедушкой! – Он усадил смеющуюся Аню на кухонный стул и, встав напротив, спросил: – Как прореагировал Петр?
– Он еще не знает, – ответила она, погрустнев. – Я хотела ему сказать, но он так торопился на работу…
– Ничего, скажешь вечером.
– У него деловой ужин, и он поздно вернется.
Сергей внимательно посмотрел на дочь и, заметив, что ее глаза опять наливаются слезами, сказал ласково:
– Не стоит расстраиваться из-за такой ерунды.
– Понимаю, но… – Она зажмурилась, и слезы потекли из-под опущенных ресниц. – Я боюсь, пап! Я так боюсь…
– Это естественно, все женщины боятся рожать…
– Рожать я как раз не боюсь, – мотнула головой Аня.
– Тогда чего же?
– Боюсь, что Петр меня разлюбит, – выпалила она. – Когда я стану толстой, неповоротливой. Когда мои черты расплывутся, а ноги отекут…
– Ну во-первых, не у всех лица расплываются, – начал протестовать Сергей, но она ему не дала договорить:
– Придет время, когда я не смогу заниматься с ним любовью, а Петр очень темпераментный мужчина и не сможет терпеть. Да и зачем? Если кругом столько красивых женщин: стройных и сексуальных, не то что его жена-моржиха…
– Остановись, Аня, – оборвал ее Сергей. – И послушай меня. – Он взял ее треугольное личико в ладони, приблизил его к себе так, что их носы соприкоснулись, и заговорил полушепотом: – Если он тебя любит, а он тебя любит, то не променяет ни на кого – ты, толстая, отекшая, с вздутыми венами на ногах, все равно останешься самой желанной женщиной на свете. Я говорю так уверенно, потому что знаю это на собственном опыте. – Он убрал руки от ее лица, сел на высокий стул и продолжил: – Ты знаешь из бабушкиных дневников, что мы с ней любили друг друга. Вернее, любил ее я, с детства и до старости, и смог этим своим чувством заразить и ее. Именно заразить, потому что его иначе как болезнью не назовешь. Если единокровные брат и сестра стали любовниками, уже противоестественно, а коль они решились завести ребенка – это просто тяжкий грех. Плодом нашего греха стала дочь Полина, которую ты могла видеть в Васильковском доме инвалидов. Девочка родилась абсолютно ненормальной, чего можно было ожидать, только мы с Линой надеялись на чудо и ждали появления ребенка с надеждой и радостью… – Сергей перевел взгляд с лица дочери на портрет Элеоноры и грустно улыбнулся. – Лина очень трудно переносила беременность. Она была уже не юной, к тому же ей приходилось скрывать свое положение от всех и вести привычный образ жизни. Она уставала, мучилась токсикозом и болями в спине. Когда срок был уже такой большой, что живот невозможно было замаскировать одеждой, мы с ней уехали под Рязань, где в глухой деревушке у нас была дачка. Там Элеонора провела два месяца перед родами (муж ее в это время был в загранкомандировке, а детей она отправила на все лето на юг). Выглядела она тогда не лучшим образом: ее разнесло, черты потеряли четкость, веки постоянно отекали, волосы потускнели, лицо покрыли пигментные пятна. Я знал, как трепетно Лина относится к своей красоте, поэтому, чтобы не расстраивать ее, выбросил все имеющиеся в доме зеркала, и о своей внешности она могла судить только по моим словам и глазам. Я твердил ей каждый день, какая она красивая, как идет ей полнота и как нежна стала ее кожа. И она верила мне, потому что мои глаза не лгали. Да, Аня, для меня она действительно оставалась прекрасной! И желанной. Я хотел только ее. А когда Лина перестала заниматься со мной сексом (а перестала она, будучи на пятом месяце), я не искал никого на стороне, хотя женщины меня всегда любили и найти себе любовницу я мог очень легко…
Аня слушала его с таким напряженным вниманием, что обкусала все губы. А когда он замолчал, чтобы перевести дух, она сказала с прежней грустью:
– Такой любви, какую ты испытывал к Элеоноре, сейчас не существует. Теперь другое время и другие мужчины.
– Ерунда! Мужчины всегда одинаковые: самовлюбленные скоты, и я не исключение. Но любовь нас возвышает и делает лучше… – Он крепко сжал ее холодные пальчики своими большими теплыми руками. – Не сомневайся в нем, Аня. Петр любит тебя по-настоящему и не причинит тебе боли…
– Спасибо, пап, – сказала она тихо и улыбнулась уже не так печально, как до этого. – Не знаю, что бы я без тебя делала…
Он ободряюще ей кивнул и поцеловал в лоб. Про себя же подумал, что у Ани есть основания для беспокойства. От Сергея не укрылась легкая прохладца в отношении зятя к дочери. Нет, Петр ее не разлюбил, но поостыл. Раньше, помнится, он смотрел на Аню с такой безграничной нежностью и обожанием, что Сергей умилялся, а теперь во взгляде Петра больше сосредоточенности, будто мысли его не здесь, а где-то далеко. Сергей хотел думать, что это связано с работой, но не мог отделаться от нехорошего предчувствия. Нутром бывалого бабника он чувствовал – мысли Петра занимает какая-то женщина, но он и представить не мог, что женщину эту зовут Ева Новицкая, а Аня ему об этом не намекнула.
Ева
С каменным лицом Петр подошел к машине и забрался в нее. Уселся, потянулся к дверке, чтобы ее закрыть, но тут перед ним возникла Ева и схватила его за руку.
– Петр Алексеевич, подождите! – взмолилась она, склоняясь к Моисееву и заглядывая ему в лицо. – Я хочу вам объяснить…
– Объяснять надо было раньше, – отрезал он. – Теперь поздно. Я отказываюсь от сотрудничества с вами, но, если желаете, порекомендую вам другого адвоката.
– Но у нас контракт, так нельзя!
– Я разрываю его. Аванс вам вернут.
– Да что вы так взбеленились? – Ева сорвалась на крик. – Я не обещала вам легкой работы, я сразу предупредила, что…
– Вы мне лгали, – чеканя каждое слово, сказал он.
– Я говорила вам правду. Я не убивала Дусика, клянусь.
Петр с силой выдохнул, растрепав свою аккуратно зачесанную набок челку, и стал похожим на мальчишку. Глядя на него, такого милого, непосредственного, Ева в который раз подумала – а может, он и стоит моей любви? Именно он?
– Ваши клятвы меня не волнуют, – бросил Петр холодно. – Я просил вас рассказать мне всю правду. Всю, Ева! Но вы намеренно скрыли от меня важнейшие факты…
– Вы о чем, Петр Алексеевич? Об отпечатках? Так я сама ничего не знала, мне отец сказал, но я не поверила… – Устав стоять наклонившись, она распахнула заднюю дверцу машины и плюхнулась на сиденье позади Петра. Найдя взглядом в салонном зеркале его лицо, она сказала: – Не знаю, где убийца раздобыл эту пушку. Я не помню, чтоб у кого-то из моих знакомых было оружие…
– Речь не об оружии, – перебил Петр. – А о том, что, когда вы вышли из лифта, Денис был еще жив.
– Откуда вы знаете? – изумилась Ева.
– Ага! Значит, это все-таки правда!
– Да, но…
– Почему же вы солгали? Сказали, что нашли его уже мертвым.
– А это имеет значение?
– Естественно.
– Но он умирал, и я ничем не могла ему помочь…
– Вы могли помочь себе, а теперь все ваши показания трещат по швам.
– Но откуда вам известно, что Дусик был жив? Из экспертизы, что ли?
– Нет, Ева, из показаний соседки.
– Какой еще соседки? Уж не генеральши ли Астаховой?
– Оставьте Астахову в покое, – отмахнулся он. – Кроме нее, в вашем подъезде проживает еще несколько женщин. И вот одна из них, гражданка Милавина с верхнего этажа, показала, что слышала, как вы разговаривали с братом.
– Как она могла слышать, у них дверь бронированная? Через нее ни звука не доносится.
– Она как раз вышла из квартиры – собралась к соседке в гости, но, услышав ваш голос, вернулась домой…
– К астаховскому внуку она собралась! Все в подъезде знают, что она в отсутствие супруга-банкира трахается с молодым консьержем. Пока старуха на посту, они в ее квартире кувыркаются и думают, что никто не знает… – Ева презрительно скривилась. – Вот поэтому она, услышав мой голос, и вернулась домой – чтоб я ее не засекла!
– Пусть так, но это не меняет дела. Вы говорили с братом до того, как он умер. Милавина слышала: вы обратились к нему с вопросом: «Какой Слава? Кто это?» – Петр сурово на нее посмотрел и требовательно спросил: – О каком Славе идет речь?
– Да не знаю я!
– Опять начинаете изворачиваться?
– Я правду говорю – не знаю, – горячо воскликнула Ева, подаваясь вперед. – Дусик, умирая, сказал: «Найди Славу». Я его и спросила, о каком Славе идет речь. Но он не успел ответить – скончался… – Ева уткнулась лбом в спинку сиденья и умоляюще прошептала: – Не бросайте меня, Петр Алексеевич… Пожалуйста, не бросайте…
Несколько секунд стояла гробовая тишина (что при этом делал Петр, Ева видеть не могла), но когда Моисеев заговорил, она услышала именно то, что ожидала:
– Ну хорошо, я буду вас защищать, только обещайте мне больше ничего не скрывать…
– Обещаю, – выдохнула она, поднимая лицо с влажными глазами. – Но я и так уже все вам рассказала…
– Точно? – сурово переспросил он.
– Точно.
– А где вы могли дотронуться до оружия, не представляете?
– Нет. Клянусь.
И, как истинный клятвопреступник, скрестила за спиной пальцы. Она хотела бы сказать правду, да не могла. Пока не могла! Сначала Ева должна сама во всем разобраться, а уж потом сдавать своего любовничка Батыра – ведь именно у него она видела пистолет. Видела и брала в руки, шутливо целясь в него во время любовной игры!
– И все же вы обязаны вспомнить, – продолжал настаивать Петр. – От этого зависит ваша судьба. «Браунинг» не зарегистрирован. Он куплен на черном рынке. А это значит, что его могли купить именно вы. И если мы не сможем доказать обратное, вас арестуют…
– А если я вспомню, то буду спасена?
– По крайней мере, это вам поможет. Даже если владелец «браунинга» будет все отрицать, милиция все равно должна проверить его показания, и, я надеюсь, они раскопают что-нибудь…
Он хотел еще что-то сказать, но затрезвонил Евин телефон, и Петр вынужден был умолкнуть. Вынув мобильник из кармана шубки, девушка посмотрела на экран и сообщила Моисееву:
– Это Гоша, мой продюсер. – После чего нажала сброс и невесело усмехнулась: – Замучил меня совсем! С этой подпиской о невыезде у нас гастроли горят, мы теряем большие суммы, а Гоша терять деньги не привык, вот и требует от меня чеса по московским клубам в новогоднюю ночь… – Она, поморщившись, потерла виски, будто у нее голова раскалывается, хотя, кроме как на усталость, ни на что пожаловаться не могла. – Петр Алексеевич, скажите, мне обязательно в Москве торчать? Меня тут папарацци одолевают, да и не привыкла я Новый год в России отмечать…
Петр резко развернулся и так строго уставился на Еву из-под затемненных очков, что она немного опешила.
– Не вздумайте нарушать подписку о невыезде, – отчеканил адвокат Моисеев. – И радуйтесь, что вас не заключили под стражу еще до суда!
Он отвернулся от нее и, потянувшись к ключу зажигания, сухо сказал:
– До свидания, Ева.
Та в ответ промычала нечто невразумительное и взялась за ручку, чтобы открыть дверь и выйти, но тут опять затрезвонил телефон, и ей пришлось ответить.
– Слушаю, – бросила она в трубку, а Петру шепнула «отец», поясняя, кто звонит.
– Как дела? – спросил у нее Вульф.
– Плохо. Ты был прав, пальчики на пушке мои.
– Я знаю.
– Тогда зачем звонишь?
– Хочу, чтобы ты была на погребении брата.
– Когда?
– Завтра.
– Почему так скоро? Похороны что, уже завтра?
– Да, Ева, – раздраженно сказал отец. – Денис умер вчера, а, как ты знаешь, по христианскому обычаю покойников принято хоронить на третий день.
– Но я думала, что он еще в милицейском морге пролежит…
– Я все уладил, – оборвал ее Вульф. – Похороны завтра. Приедешь?
– Да, конечно…
– И еще одно. – Вульф на мгновение замялся. – Хочу тебя предупредить, что «браунинг» принадлежит твоему любовнику.
– Какому? – тупо переспросила Ева.
– Батыру. Ведь ты не будешь отрицать, что спишь с ним?
– Буду.
– Ну это уж как хочешь! – усмехнулся Новицкий. – Только не забудь подготовить складную историю, как ты умудрилась облапать пистолет парня, которого, если верить твоему продюсеру, едва знаешь. А лучше сделайте это совместно, чтобы ваши показания не сильно отличались…
– Ты собираешься сказать Головину, что пистолет принадлежит Батыру?
– Думаю, что об этом должна ему сказать ты – ведь это тебя подозревают в убийстве. Или же поговори с Батыром, убеди его сходить в милицию и дать показания…
– Он может не согласиться!
– Он и не согласится, – подтвердил ее опасения Вульф. – Хотя бы потому, что оружием он владел незаконно, но если его хоть немного заботит твоя судьба…
– Я позвоню Батыру прямо сейчас, – поспешно выпалила Ева.
– Не трудись, его номер не отвечает. Я все утро пытался до него дозвониться, но Чен не берет трубку. А поскольку я тоже очень хочу с ним поговорить, то приказал найти его и привезти ко мне. – Отец усмехнулся: – Скоро он будет здесь.
– Можно и мне подъехать?
– Конечно.
– А моему адвокату?
Тут Вульф проявил чудеса осведомленности, спросив со своей вечной издевкой:
– Петру Алексеевичу-то? Ну конечно. Он же нам как-никак родственник! Кстати, дай ему трубочку.
Ева молча передала телефон Моисееву. Удивленно вскинув брови, он поднес трубку к уху и бросил: «Слушаю». Что говорил ему папашка, Ева не смогла расслышать, как ни старалась, но когда разговор завершился, Петр не задал ей ни одного вопроса. Он молча завел мотор и погнал машину, даже не сказав, куда.
Петр Моисеев
Когда они прибыли в офис Эдуарда Петровича, Батыр был уже там. Сидел на стуле напротив Новицкого, а по обе стороны от него стояли мальчики Вульфа, похожие своей неподвижностью и невозмутимостью на два монумента. Охраняемый ими парень от них тоже мало отличался: поза его была напряженной и застывшей, а по выражению красивого лица невозможно было прочитать, что он чувствует.
Когда Ева с Петром вошли в кабинет, Эдуард Петрович встал им навстречу, Батыр тоже сделал попытку приподняться, но его тут же усадили на место. А Вульф поприветствовал гостей (Моисеева рукопожатием, Еву небрежным кивком), усадил на диван, спросил, не желают ли они кофе. Оба от кофе отказались, а Батыр проворчал:
– Хоть бы мне для приличия предложили.
– Сначала ответишь на мои вопросы, а потом получишь, – отозвался Вульф.
– Ну так задавайте их побыстрее, а то я пить хочу.
Новицкий, услышав это, усмехнулся и спросил:
– Почему ты сразу не сказал мне, что именно ты дал Дусику «браунинг»?
– Потому что я ему ничего не давал. Он сам его украл.
– И зачем ты это скрыл?
– Я просто этого не знал. Пропажу обнаружили вы и ваши ребята. Я думал, пистолет все еще лежит на антресолях.
– А как же твои слова насчет того, что у Дусика появился пистолет, нужный ему, чтобы провернуть какое-то дельце?
– Все верно, он так и говорил. Но речь шла не о моем «браунинге». У Дусика был свой.
– Что за хрень? – нахмурилась Ева.
– Твой брат видел мой пистолет, расспрашивал меня о нем, и я очень Денису «браунинг» нахваливал, да и ему самому пистолет понравился… С эстетической точки зрения! Благородный, мощный и возбуждающий, так он сказал о нем… – Батыр глянул на Еву. – Прям как ты… У вас, видимо, это семейное – любовь к «браунингам». Помнится, я тогда выразил эту мысль вслух, а Дусик стал допытываться, что я имею в виду…
– И ты сказал? – сузив глаза, спросила Ева.
– Ну, извини, – смущенно ответил он. – Мы с ним были друзьями и кое-чем делились… Конечно, я не посвящал его в детали нашей сексуальной жизни, просто обмолвился о том, что ты любишь держать пистолет в руках, тогда как я сам давным-давно к нему не притрагивался, ты же всегда доставала его и убирала…
– Стоп! – перебил его Вульф. – То есть ты хочешь сказать, что, показывая Дусику пушку, не брал ее в руки?
– Нет, – качнул головой Батыр. – Я уже десять лет не беру в руки оружия. Увлекаюсь им, но… Будучи подростком, я по неосторожности ранил сестру… Тогда и дал себе зарок.
– Дусик, как я понимаю, тоже к пистолету не притронулся?
– Я предлагал ему подержать «браунинг» в руках, чтобы почувствовать его тяжесть… Это непередаваемое ощущение, знаете? – Вульф поморщился, оружия он не любил. – И Денис потянулся к пистолету, но почему-то не взял его…
– Видимо, после того, как услышал, что он побывал в Евиных руках, – хмыкнул Новицкий. – Если так, то мне все ясно!
И Петр, и Ева, и Батыр прореагировали на это заявление одинаково – изумленно уставились на Новицкого, и тот пояснил:
– Дусика убили из другого пистолета. Тоже «браунинга-стандарт», но не из того, который менты нашли в кадке.
– Как не из того? – переспросил Петр. – Экспертиза показала, что из него производился выстрел незадолго до обнаружения трупа, и в обойме не хватает как раз одного патрона…
– Ну и что? Из пистолета выпустили пулю и спрятали его в кадке с пальмой. Потом убийца взял другой «браунинг» и застрелил им Дусика.
– Два вопроса, – тут же подключился Петр. – Первый – как убийца проник в подъезд незамеченным? И второй – зачем такие сложности?
– Отвечаю. В подъезд он не проникал, а застрелил Дусика через окно на лестничной клетке. Ну а остальную кашу заварил для того, чтобы подставить Еву.
– Тогда кто засунул в кадку пистолет?
– Дусик.
– Ни черта не поняла! – воскликнула Ева. – Изложи свою версию подробнее и в доступной для средних умов форме.
– Излагаю, – кивнул Вульф. – Итак. У Дусика, как нам известно, был таинственный друг, которого все посчитали новым его любовником, хотя, на мой взгляд, это был скорее подельник. Вместе они собирались провернуть какое-то дело, сулящее огромные барыши. Для осуществления задуманного им пришлось бы кого-то убить. Когда Дусик узнал от Батыра о пистолете, на котором имеются твои отпечатки, мальчик смекнул, что может при его помощи отомстить тебе, убрав с дороги (продюсер Гоша успешно тебя раскручивал и в других подопечных не очень нуждался). Дусик взял «браунинг», сделал из него выстрел (в воздух или в человека – пока не знаю, но раз нет трупа, получается, что убить им кого-то не успели) и направился к тебе домой. Его впустили в подъезд. Подельник остался снаружи. Он обогнул дом с торца и встал под окнами подъезда, спрятавшись за мусорными баками. Дусик стал тебя ждать. Думаю, время поджимало, поэтому он и спрятал пистолет в пальму, однако, прежде чем уйти, решил посоветоваться с подельником, правильно ли он поступил. Для этого ему пришлось приоткрыть окно (телефона при нем не было) и высунуться наружу. Вот тут подельник его и застрелил. Не знаю, сразу ли он планировал убрать Дениску или это было спонтанное решение, никакой роли это не играет. Смертельный выстрел был сделан. Дусик покачнулся, схватился за ручку рамы, она поехала на него и захлопнулась. Денис упал на диван. Тут ты его и застала.
Вульф замолчал, ожидая реакции, которая последовала незамедлительно.
– Чушь какая-то! – бросила Ева. – Будь так, убийцу бы хоть кто-нибудь увидел – у нас оживленный двор. Да и выстрелов никаких не было!
– Пистолет был с глушителем, – пожал плечами Вульф. – А то место, где, по моему разумению, убийца стоял, со двора не просматривается – мешают мусорные бачки и башня детской площадки. Я проверил.
– Так вы с мордоворотами для этого двор утюжили?
– Вообще-то я искал гильзы, но убийца оказался не таким дураком, чтобы их оставить, – подобрал.
– А насчет того, кто он, этот убийца, версии есть?
– Нет, – кратко ответил Новицкий, но на Чена посмотрел совсем даже неоднозначно. – А у тебя? – спросил он у Евы.
Она пожала плечами, но тут к ней обратился Петр:
– Почему вы не скажете отцу о Славе?
Она вновь повела плечиком, давая понять, что красивая женщина имеет право на забывчивость, но Вульф заинтересовался:
– Что там со Славой?
– Денис, умирая, велел мне найти Славу, – ответила Ева небрежно.
– Как это звучало дословно?
– Так и звучало. Найди, говорит, Славу.
– Все?
– Да… То есть нет. Еще добавил, что настоящего… – Она нахмурила свои изящные брови. – А что Дусик имел в виду, я понятия не имею! Может, бредил…
– Да нет, не бредил, – сказал Вульф задумчиво. – И я, кажется, понимаю, что значат его слова… – Он покивал головой, будто соглашался сам с собой. – Надо найти настоящего Славу…
– Слава – это имя Денискиного подельника? – полюбопытствовала Ева.
– Нет.
– Нет? – изумилась она. – Но кто же он, этот мужик?
– Слава не мужчина.
Ева непонимающе посмотрела на отца, а он, вместо того чтобы пуститься в объяснения, вытащил из кармана пиджака фотографию и бросил ее на столешницу со словами:
– Вот он, Слава!
Петр посмотрел на снимок, и глаза его расширились от удивления. На фотографии была запечатлена женщина, которую он прекрасно знал.
Аня
Аня была дома одна: Петр еще не вернулся с работы, а отец отправился в магазин за покупками. Пока его не было, Анюта приготовила легкий ужин и накормила живность. Себе она сделала огромную чашку сладкого кофе и отправилась с ней в спальню – она любила пить кофе в постели, ей казалось это шикарным. Прыгнув в кровать, Аня щелкнула кнопкой пульта, а когда экран ожил, включила первый канал, желая посмотреть новости, но попала на передачу о матрешках и решила ее оставить.
Пока корреспондент излагал историю появления русского символа, Аня расслабленно пила кофе, изредка поглядывая на экран, но стоило журналисту заговорить о секрете куклы, а затем вскрыть матрешку и вынуть из нее другую, поменьше, как Аня встрепенулась, подалась вперед, впилась глазами в изображение, но тут же резко вскочила и бросилась вон из комнаты.
Домчавшись до кухни, Аня отодвинула картину, набрала на панели сейфа шифр, открыла дверцу, взяла с полки шкатулку, но не ту, в которой хранился фамильный гарнитур, другую – с остальными антикварными украшениями из бабушкиной коллекции. Там были браслеты, кольца, броши, но Аню интересовали не они, а миниатюрная матрешка, изготовленная из серебра. Вещица эта была очень скромной и явно не такой старинной, как остальные, поэтому девушке сразу показалось немного странным ее нахождение среди драгоценностей. Но тогда она решила, что с этой безделушкой у Элеоноры связаны какие-то приятные воспоминания и она дорога ей как память, а теперь Аню осенило. В матрешке что-то сокрыто! Она так же, как ее деревянные близняшки, полая и должна открываться!
Схватив матрешку, Аня принялась вертеть ее в руках, пытаясь найти щель. В это время хлопнула дверь и из прихожей раздался голос отца:
– Анюта, ты дома?
– Да, папа, иди скорее сюда!
Сергей быстро стянул грязные кроссовки и поспешил на зов. Следом за ним кинулись все трое моисеевских питомцев – они влюбились в Отрадова с первого нюха и готовы были ходить за ним по пятам, лишь бы он их погладил. И если этого можно было ожидать от ласкового добродушного Данилки, то от вредных жадных кошек, дающихся Ане в руки только в том случае, если им дадут по куску печени, – никогда. И тем не менее Юнона и Авось Сергея полюбили абсолютно бескорыстно! Даже Петр удивлялся…
– Что такое? – спросил Сергей, показавшись на пороге кухни.
– Смотри, что покажу! Иди сюда.
Но сразу подойти он не смог. Сначала пришлось облобызаться с Данилкой, почесать за ухом кошку, а коту позволить потереться о ноги. Только после этого звери позволили пройти объекту своей любви.
– Что ты такое делаешь? – поинтересовался Сергей, только сейчас заметив, что Аня теребит в руках Элеонорину матрешку.
– Пытаюсь ее открыть, – ответила она. – Не знаешь, как?
– Знаю, ведь именно я подарил ее Элеоноре. – Сергей отобрал у нее матрешку, крепко ухватился за низ пальцами левой руки, а правой крутанул голову против часовой стрелки. – Ларчик просто открывается, – прокомментировал он свои действия и в следующий миг подал дочери две половинки безделушки. Аня заглянула в нижнюю и ахнула:
– Там лежит кулон!
– Какой кулон?
– Наверное, тот самый! – Она вытряхнула содержимое матрешки себе на ладонь, и Сергей увидел цепочку с кулончиком. Цепочка была золотой, но сильно потемневшей, а на кулончике когда-то был женский портрет, но теперь от него осталось только размытое очертание. – Это моя прабабушка, да? Мать Элеоноры? – Сергей кивнул, не столько узнав княжну Шаховскую, сколько догадавшись, что это именно она. – Я так и знала! Как увидела передачу про матрешек, так сразу и поняла, где кулон искать… – она подала Отрадову украшение и попросила: – Открой.
Сергей взял кулон и нажал на крохотную пружинку. Раздался легкий щелчок, крышечка откинулась, дав Ане рассмотреть то, что много лет этот тайничок хранил в себе, – много раз сложенный бумажный листок, пожелтевший и ветхий. Аккуратно, чтобы случайно не повредить, Сергей вынул его и протянул дочери:
– У тебя пальцы нежнее, разверни.
Аня взяла листок так трепетно, будто это была редкая бабочка. Едва касаясь кончиками пальцев, развернула. Листик оказался меньше карманного календарика, но весь был испещрен надписями. Сергей, увидев это, но из-за старческой дальнозоркости не разобрав ни слова, скомандовал дочери:
– Читай.
– «Преклони колени пред могилой прадеда своего Иллариона Кузьмича, – начала Аня с выражением. – Отбей земной поклон. Да не ногам кланяйся, а голове. Землицу в руки возьми, и поболе. В земле сила и Слава рода Шаховских».
– Все? – уточнил Сергей.
– Все.
– Ну-ка дай! – Когда Аня подала записку отцу, он пошарил глазами по полочкам подвесных шкафов, отыскал на одной из них свои очки, водрузил их на нос и, пробежав глазами по бумаге, сказал: – Это не Элеонорин почерк.
– А чей?
– Думаю, ее матери.
– Так это записка Ксении Шаховской? Той самой, которая помогла бабуле найти сокровища?
– Наверное.
– Но тут обычное наставление. Мать просит дочь не забывать предков, ходить к ним на могилы…
– Нет, дорогая, это конкретное указание.
– А что значит «Да не ногам кланяйся, а голове»?
– По всей видимости, Ксения имела в виду – копай не под памятником, куда направлены ноги покойника, а у изголовья… – Вдруг Сергей замолчал и, подсунув листок под свет, пробормотал: – Почему «Слава» с большой буквы?
– Что?
– Слово «слава» написано с большой буквы. Почему?
– Я не знаю… – Аня растерянно заморгала круглыми серыми глазами. – А что, это важно?
– Думаю, да.
Не успел он ответить, как в кармане его спортивных штанов завибрировал мобильный телефон. Сергей достал его и поднес к уху.
– Слушаю, Марк, – сказал он, увидев, что звонит его ассистент.
– Сергей Георгиевич! – послышался дрожащий от возбуждения голос Марка Суханского. – Вы не поверите, что я нашел!
Несмотря на то что говорил он очень громко, слышно было плохо – мешал посторонний шум и музыка.
– Ты вообще где?
– В машине. Еду к вам. Скажите точный адрес, я должен вам это показать…
Отрадов назвал адрес, который Марк тут же повторил, видимо, таксисту.
– Ты скоро? – спросил Сергей, надеясь, что успеет сполоснуться.
– Таксист обещает меня через десять минут доставить.
– Отлично. Подъезжай…
Марк тут же отключился, а Сергей побежал в душ. Пока отец мылся, Аня торопливо накрывала на стол, чтобы покормить гостя ужином. Покончив с этим, бросилась в спальню – менять домашний халат на джинсы и футболку. Поменяв, вернулась в кухню. Отец уже был там: одетый в шорты и майку-тельняшку, с зачесанными назад влажными волосами, он стоял возле холодильника, попивая молоко.
– Марка еще нет? – поинтересовалась у него Аня.
– Пока нет. Пробки, наверное…
Аня согласно кивнула, зная, какой ужас эти пробки.
– Есть хочешь? Я оладушки испекла.
– Хочу, – ответил Сергей. – Но надо уж Марка подождать.
– Ну ты пока бутербродик съешь, – она подсунула ему половинку круассана, намазанную маслом, поверх которого лоснился розовый кусок форели.
Сергей не заставил себя уговаривать: взял бутерброд и стал его уплетать, запивая трапезу все тем же молоком.
– А тебе плохо не будет? – испугалась за его желудок Аня.
– Нет, я всегда селедку молоком запиваю. И ничего! – Он взял еще один бутерброд, уже с салями, и с таким же аппетитом принялся за него. – Если Марк не приедет в ближайшие пять минут, ему ничего не достанется…
Но Марк не появился ни через пять минут, ни через десять. Обеспокоенный Сергей стал звонить ему, но никто не отвечал. Гудки были нормальные, а трубку не брали.
– Черт, что ж такое? – занервничал Отрадов, повторяя попытку дозвониться.
– Может, он в машине не слышит? – предположила Аня.
– Ну он же не на тракторе…
Сергей не договорил, бросился к домофону, нажал кнопку вызова охраны.
– Слушаю, – ответил ему дежурный.
– Саша, это вы? – узнал голос Сергей.
– Я.
– Это Сергей Георгиевич Отрадов. Отец Анны Моисеевой.
– Слушаю вас, Сергей Георгиевич…
– Ко мне еще четверть часа назад должен был приехать мой ассистент, но его все нет, вы его в подъезд не впускали?
– Нет.
– Тогда я попросил бы вас выйти и посмотреть, нет ли его возле дома, вдруг ему стало плохо… Я беспокоюсь.
– Как он выглядит?
– Высокий полноватый брюнет сорока лет. Носит длинное пальто, костюм, на шее бабочка.
– Сейчас посмотрю и перезвоню.
Сергей повесил трубку и нервно заходил по прихожей. Чувствуя его настроение, кошки подняли вой, а Данилка принялся скулить. И только Аня сохраняла видимость спокойствия, но лишь потому, что боялась давать волю своим страхам – им, пожалуй, дай, потом транквилизаторами придется отпиваться, а она не знала, можно ли в ее положении их принимать…
Раздался звонок. В дверь! Сергей ее распахнул. На пороге стоял Саша, держа на руках Марка. Голова его была безвольно откинута, на лбу запеклась кровь, и Ане показалось, что он не дышит.
– Он умер? – ужаснулась Аня, пятясь назад.
– Нет, нет, не беспокойтесь, он жив. Просто без сознания. – Саша вошел и бережно положил Марка на диванчик. – Его стукнули по голове. Я нашел его лежащим на асфальте прямо у нашего дома…
– «Скорую» вызвали?
– Да тут, по-моему, ничего серьезного, но если надо – вызову.
– Нет, спасибо, Саша, если что, мы сами…
Тут Марк застонал и открыл глаза. Несколько секунд они были пустыми, будто он ничего не видел, но потом взгляд приобрел осмысленность, и Суханский зашарил ими вокруг, что-то выискивая. Не найдя, простонал:
– Портфель…
– Что? – переспросил Сергей.
– Портфель где?
Саша мотнул головой со словами:
– Не было при вас ничего. – И покинул квартиру.
– Украли, – сделал вывод Сергей. – Для этого и совершили нападение… – Он сочувственно посмотрел на Суханского. – Много денег пропало?
– Да не было там денег! – отмахнулся Марк. – Я их ношу в портмоне, а его кладу в нагрудный карман… – Он со стоном сел. Схватившись за локоть Сергея, поднялся. – Копии документов пропали! Те, что я собирался вам показать! – Он, уже совсем пришедший в себя, взял с полочки под зеркалом недопитую Сергеем бутылку минеральной воды, сделал глоток, зажмурился и с сожалением сказал: – Придется возвращаться в архив, но сегодня уже не успеть – он закрылся…
Он был так расстроен, что не находил себе места – то садился, то опять вскакивал. В итоге он довел Сергея своим мельтешением до того, что тот насильно усадил Марка в кресло, сунул в руку стакан с разведенной настойкой валерианы и заставил выпить. Когда Марк опрокинул в себя жидкость, Сергей отобрал у него пустой стакан и строго сказал:
– А теперь соберитесь и расскажите, что за документы вы обнаружили.
– Но я хотел бы вам их показать! – опять разволновался Марк. – Чтоб вы сами их увидели… Это ж такая удивительная находка… И главное, я совершенно случайно на них наткнулся!
– Стоп, Марк, – оборвал его Сергей. – Давайте так договоримся. Завтра мы съездим в архив и все посмотрим, а сейчас вы скажете мне, о какой находке идет речь.
– О документации страховой компании «Гиблинг и K°», основанной в конце восемнадцатого века и просуществовавшей до революции. В ее архивах я нашел копии свидетельств на имя вашего предка Григория Васильевича Шаховского (внука первого обладателя камня Андрея Васильевича). Князь застраховал колье и отдельно знаменитый бриллиант. Последний на огромную сумму… – Суханский вскочил и забегал по кухне, натыкаясь на стулья, но не замечая этого. – И теперь самое важное! Камень оценен в пятьсот тысяч рублей! Пятьсот! Это на сто тысяч дороже знаменитейшего «Орлова»! И в документах он фигурирует как бриллиант «Слава»…
– Слава? – в один голос воскликнули отец и дочь.
– Совершенно верно!
– Теперь понятно, почему в завещании Ксении это имя было написано с большой буквы, – сказал Сергей Ане. Она же в свою очередь подумала: «Теперь ясно, какого Славу требовал у меня телефонный аноним», а вслух произнесла:
– Красивое имя для бриллианта.
– Бесспорно, – подхватил Марк Эрнестович. – Но не это главное. Дело в том, что «Слава» – бриллиант известный. Я читал когда-то в журнале «Наука и жизнь» статью о бесследно пропавших бриллиантах. Среди них упоминался, естественно, знаменитый «Великий Могол». И совсем безвестные «Слеза Шивы» и «Слава»…
– И что там было про нашего «Славу»?
– Я не помню. Да и не пытался запоминать – меня камешки мало занимали и занимают, прочел статью и забыл, а вот имена бриллиантов почему-то врезались в память… – Он вытянул губы дудочкой, как делал всегда, когда глубоко задумывался. – Нет, ничего не могу вспомнить.
– А не проконсультироваться ли нам насчет «Славы» со Львовым? – подал идею Сергей. – Раз камень так знаменит, что о нем пишут, значит, Андрей Саввич должен о нем знать.
– Отличная мысль, – поддержал его Марк. – Она и мне пришла в голову, поэтому я ему позвонил из такси и договорился о встрече.
– Когда Андрей Саввич сможет нас принять?
– Весь вечер он будет у себя в офисе и готов встретиться с вами в любое время.
– Отлично! Собирайся, Аня, едем.
– А я? – растерянно протянул Суханский.
– А вы, дорогой Марк Эрнестович, будете отлеживаться. Я сейчас обработаю вашу рану, Аня вас покормит, и вы отправитесь в постель…
Марк, протестуя, вскочил, но от резкого движения у него закружилась голова, и он, побледнев, вернулся в сидячее положение. Больше он не спорил и никуда не просился. Безропотно дал обработать свою ссадину перекисью, потом съел пару оладушков с чаем и отправился в спальню. Дождавшись, когда Марк забудется сном, Сергей и Аня покинули квартиру и отправились на встречу с Андреем Саввичем Львовым.
Сергей Отрадов
– Как вы сказали? – изумленно переспросил Львов, услышав слова Сергея.
– «Слава», – повторил он.
– Не может быть!
– Почему?
– «Слава» – это миф! Такого бриллианта не существует, хотя в свое время о нем ходило множество слухов.
– Каких, например?
– Помните, я рассказывал вам о «Хоупе»?
– Ну конечно, разве такое забудешь.
– Только тогда я не упомянул о том, что его вынули из статуи бога Рамы. Точнее, из глазницы… – Львов поднял вверх указательный палец и отчеканил: – Левой глазницы!
– А это существенно?
– Конечно. Ведь левый глаз – карающий!
– Ах вон оно что, – проворчал Сергей, не воспринимающий всерьез все эти легенды и порядком от них подуставший.
– Вы зря так недоверчивы, – погрозил ему пальцем Андрей Саввич. – Между прочим, когда Эвелин Маклин принесла «Хоуп» в собор для освящения, резко изменилась погода. Было ясно, солнечно, но когда монах начал обряд, небо потемнело и засверкали молнии, одна из которых расколола дерево, росшее рядом с собором…
– Это, бесспорно, очень интересно, – заметил Сергей, – но не совсем понятно, какое отношение бриллиант «Хоуп» имеет к нашему «Славе»?
– А вы еще не поняли? «Хоуп» – близнец «Славы». Но в то же время идентичный антипод.
– Как это?
– Да очень просто! Тот алмаз, который впоследствии стал «Хоупом», был левым глазом Рамы, а «Слава» – правым, милостивым.
– Ничего себе! – ахнула Аня. – Так, значит, нашему бриллианту столько же лет…
– Подождите радоваться, – притушил ее восторги Львов. – Я же сказал, что это легенда. Да, ходили слухи, что вандал, осквернивший статую, унес сразу два глаза и будто бы оба они угодили в руки Жана Батиста Тавернье наряду с еще двадцатью. Говорили, будто «милостивый» камень вместе с «карающим» попал к «королю-солнцу», только один он велел превратить в бриллиант, а второй так и остался алмазом. Будущего «Хоупа» он подарил своей фаворитке, но та скоро впала в немилость и была изгнана из дворца. Но, и это уже домыслы, предприимчивая девица, перед тем как покинуть королевские покои, прихватила с собой второй глаз Рамы – милостивый. Ей Тавернье открыл то, о чем не сказал королю, и она, веря в могущество камней, решила заручиться поддержкой индийского бога…
– И какова ее дальнейшая судьба?
– Она неизвестна. Но вот о ее старшей дочери легенда существует, и если верить ей, то девушка попала в гарем турецкого хана. Тот, естественно, проникся к ней серьезными чувствами (у нее ж был камень, приносящий удачу!) и сделал своей любимой женой. Она родила хану двух сыновей, и все у них было прекрасно, пока не началась война с Россией…
– Турция проиграла войну, так?
– Совершенно верно. В 1790 году она была повержена. Хотя поначалу перевес был на стороне Турции, и в честь этого алмаз был огранен и наречен «Славой». Но все изменилось (по приданию, естественно) после визита во дворец хана русского дипломата, присланного для переговоров. Якобы тот похитил «Славу», и удача сразу отвернулась от бывших обладателей камня…
– Выходит, это наш с Анютой предок бриллиантик умыкнул, – усмехнулся Сергей. – А чтобы не позориться перед потомками, придумали сказочку о заслугах перед Екатериной Великой.
– Да нет, Сергей Георгиевич, скорее ваша история правдива, а легенда «Славы» всего лишь вымысел.
– Но если это все правда? – воскликнула Аня. – Все, о чем вы говорили? Тогда находка нашего камня может стать мировой сенсацией…
– Скажу вам больше! Если все это правда, то вы будете обладателями одного из самых дорогих бриллиантов.
– Хотите сказать, «Слава» стоит даже больше пятидесяти миллионов? – не поверила Аня.
– Его брат-близнец «Хоуп» оценивается в двести миллионов!
Услышав такое, Аня ахнула, а довольный эффектом Львов продолжил:
– И это при его-то дурной славе! За вашего же, я думаю, при грамотной рекламной кампании перед продажей можно выручить даже больше…
– И вы считаете, что на него найдутся покупатели?
– Почему нет?
– Но это ж немыслимые деньги!
– Да перестаньте, Анечка, – отмахнулся Андрей Саввич. – Это для нас с вами немыслимые, а для какого-нибудь российского олигарха или арабского шейха вполне приемлемые. Недавно, например, на аукционе «Кристи» большой розовый бриллиант был продан за те же двести миллионов. Купил его кто-то из наших богатеев…
– Но я не хочу его продавать.
– Вот это зря. Вы представляете себе, каково это – владеть такой ценностью? Дома ее хранить страшно, если вы, конечно, не живете, как какой-нибудь Трамп, на острове, охраняемом взводом спецназовцев, в российском банке тоже – у большинства из них уставной капитал меньше стоимости вашего бриллианта, а за границу его переправить будет крайне трудно, если вообще возможно…
– Почему?
– «Славу» могут признать исторической и культурной ценностью и запретить вывозить из страны. И что тогда? Жить, трясясь за его сохранность? Ведь застраховать его у вас тоже не получится – взносы сожрут весь ваш семейный бюджет…
– Ну бюджет у них весьма недурственный, – проворчал Сергей. – Да и я помогу… – Он повернулся к дочери: – Но решать в любом случае тебе.
– Я подумаю, – пролепетала Аня, не привыкшая принимать столь сложные решения и мгновенно теряющаяся, когда этого требовали обстоятельства. – Все равно камень пока не найден…
В ее словах был резон, поэтому Сергей не стал на Аню давить. Львов тоже не настаивал на немедленном решении. Поэтому, поболтав пару минут о погоде, они распрощались, договорившись быть на связи.
Сергей и Аня вернулись домой. В квартире стояла тишина: Марк еще не встал, а животные, обидевшись на хозяев, забывших их покормить, забрались под кровать и сидели там, не издавая ни звука. На цыпочках, чтобы не разбудить гостя, Аня с Сергеем прошли в кухню и завели негромкий разговор.
– Ну что скажешь, Анюта? – спросил у дочери Сергей.
– Я в шоке.
– Я, честно признаться, тоже, – хмыкнул он.
– Лучше бы наш камень был обычным бриллиантом. Я не готова стать владелицей знаменитого «Славы», но и продавать фамильную ценность не хотелось бы… – Она вздохнула и, протянув руку к чайнику, щелкнула по кнопке, включая его. – Даже не знаю, что делать!
– Сейчас надо искать бриллиант, думать будем потом.
– Да, кстати, – встрепенулась Аня. – Я, кажется, встречала в бабулиных записях упоминание «Славы». Только тогда я решила, что речь идет о мужчине, а теперь думаю, она имела в виду бриллиант.
Аня подбежала к кухонному шкафчику, в который Сергей сунул дневники (по неистребимой привычке он занимался делами именно в кухне), достала все четыре тетради, но раскрыла вторую сверху, зелененькую. Быстро пролистав, Аня нашла нужную страницу и начала вслух читать:
– «Меня настораживает пристальное внимание некоторых дам к Славе. Они постоянно таращатся на него, перешептываясь, а сегодня ко мне подошла жена генерала Клинова и в лоб спросила, не боюсь ли я, что такое сокровище у меня уведут. Я отмахнулась, обозвав Славу „дешевкой, которой и лишиться не жалко“, и она вроде бы скушала, но осадок в моей душе остался неприятный…» – Аня перевела взгляд со страницы на отца. – Видишь, как неопределенно тут написано, как будто о мужчине. Я и подумала, что Слава – бабулин любовник…
– С дешевками она не встречалась, так что речь точно идет о бриллианте… Читай дальше.
– «Месяц я выходила в свет без Славы, надеясь, что о нем забудут, но не тут-то было. Стоило мне появиться с ним на людях, как история повторилась. Я в недоумении! Раньше никто на Славу внимания не обращал, а теперь такой ажиотаж…» – Аня прервалась на секунду, чтобы перелистнуть страницу. – Следующая запись, касающаяся Славы, сделана через четыре дня. Итак. «Теперь мне все ясно! От Тани М. я узнала, что Львов всем говорит, будто Слава не так прост, как я его представляю. Якобы сын Саввы, Андрей, бывавший у меня в гостях (приятный парень, но педераст, по-моему), увидев Славу и оценив его красоту, просто остолбенел и сказал отцу, чтоб тот отговорил меня выставлять его напоказ. Тот, естественно, и не подумал (он мстит мне за мое равнодушие к нему!), а наоборот, стал привлекать всеобщее внимание к моему Славе… Теперь я боюсь, как бы Саввины сплетни не дошли до ушей Миши С., известного гэбэшного стукача…»
– Ты обратила внимание на одну строчку? – прервал Анино чтение Сергей. – Ту, где сказано, что Андрей бывал у Элеоноры в гостях?
– Обратила, – поддакнула Аня. – И удивляюсь, почему Андрей Саввич скрыл это от нас.
– И не только это.
– Ты о его нетрадиционной ориентации? Но это его личное дело…
– Вот именно, поэтому меня сие не касается. Я о другом. Помнишь, он сказал нам, что не виделся с отцом с раннего детства, а теперь выясняется, что они поддерживали довольно тесные отношения.
– Действительно!
– Зачем было врать, не понимаю, – нахмурился Сергей.
Аня тоже этого не понимала, но была уверена, что злого умысла тут нет. Скорее всего, Львов-младший просто не захотел посвящать посторонних в свою частную жизнь. Тем более помочь эта информация им не могла, ведь теперь ясно, что отец Андрея Саввича не был тем ювелиром, который совершил подмену камней.
Пока Аня размышляла, отец отобрал у нее тетрадь и сам стал читать записи. Сначала про себя, потом вслух:
– «Миша С. ходил сегодня вокруг меня и задавал каверзные вопросы, дав мне понять, что слухи докатились и до него. Я напугана! Теперь понимаю, что укрыть Славу от посторонних глаз – мало, нужно надежно спрятать его, только не знаю, к кому обратиться за помощью…»
– Я когда читала это впервые, подумала, что речь идет о мужчине, у которого неприятности с законом, – сказала Аня, после чего занялась завариванием чая. – Думала, бабуля помогает ему скрыться от правосудия.
Тут Сергей воскликнул «Вот оно!» и, подняв вверх указательный палец, зачитал:
– «Я знаю, кто мне поможет мне со Славой! Саша Бердник! Он предан мне и имеет нужные знакомства…»
– Ты знаешь, кто это?
– Понятия не имею, – ответил Сергей, продолжив бегать глазами по строчкам. – Та-ак, что у нас еще? Ага. Слушай. «Саша сделал все, о чем я его просила. Теперь Слава в безопасности, и я спокойна!» – На этом записи обрывались – дальше шли только чистые листы. Сергей, не веря своим глазам, стал торопливо листать, надеясь отыскать еще хоть строчку, но так ничего и не нашел. – Странно, – протянул он, захлопывая тетрадь. – Такое ощущение, что тут не хватает нескольких страниц…
– А их на самом деле не хватает, – подтвердила его предположение Аня. – Они вырваны – если приглядеться, то можно заметить «проплешины»… – Она поставила перед отцом чашку его любимого ягодного чая. – Так что придется нам довольствоваться той информацией, которую Элеонора нам оставила…
– И найти Сашу Бердника, – закончил за нее Сергей, принимаясь за чай. Но не успел он сделать и пары глотков, как над его ухом раздался голос зятя, заставивший его от неожиданности поперхнуться.
– Зачем вам Саша Бердник? – спросил Петр, неслышно появившийся на пороге кухни. – И кто это такой?
Сергей, прежде чем ответить, бросил взгляд на Аню, которая стояла к двери спиной и тоже не заметила приближения супруга, а теперь повернулась. Увидев на ее лице выражение восторженной радости, отец решил ответить как можно короче, чтобы поскорее покинуть кухню, дав молодым пообщаться наедине:
– Бердник – человек, помогший Элеоноре поменять камни, – торопливо выпалил Сергей и, залпом выпив чай, стал подниматься из-за стола. – Ну все, ребята, я пошел в свою комнату. Устал что-то…
– А покушать? – Аня переключила свое внимание на отца. – Мы же есть собирались…
– Без меня поедите. Устроите себе романтический ужин. – Он посмотрел на зятя со значением. – Ане есть что тебе сообщить…
– К сожалению, я не могу остаться, – смущенно улыбнулся Петр. – Я говорил Ане, что на сегодняшний вечер у меня назначена деловая встреча, которую я не могу отменить. – Он обнял супругу и поцеловал ее в напрягшийся уголок рта. – Я заехал, чтобы сообщить вам одну информацию. Не знаю, важна ли она, но так как это связано с бриллиантом, то я решил сказать вам. Сегодня совершенно случайно мне стало известно, что у него есть имя. Оказывается, бриллиант именуется…
– «Славой», – закончил за него Сергей.
– Вы знали это?
– Это выяснилось буквально за пару часов до твоего прихода, – ответил Отрадов и в нескольких словах обрисовал события сегодняшнего дня. После чего спросил у Петра: – Но откуда ты об этом узнал?
– От Новицкого Эдуарда Петровича.
– Ты виделся с Вульфом?
– Пересеклись сегодня. – Петр отстранился от Ани, чтобы взять из холодильника минералку, но, взяв, опять ее обнял, чем очень Сергея порадовал. – Он своими силами расследует убийство сына. – Свекру Петр о смерти Дениса рассказывал, поэтому тот знал, о чем речь. – Чем очень помогает моей клиентке.
– А кто твоя клиентка?
– Ева Новицкая. Ее подозревают в убийстве брата.
Слух Сергея неприятно резануло это имя. И не то чтобы он имел что-то против своей внучатой племянницы, скорее напротив: он симпатизировал ей, считая незаурядной женщиной, но вот Петру от нее надо было держаться подальше. Прекрасно зная ее сучью породу, Сергей был уверен – она будет предпринимать попытки соблазнить Петра, и не факт, что тот сможет устоять. Если же предположить, что именно Ева занимает его мысли, значит, уже предприняла, и тогда за крепость дочкиного брака Сергей не может поручиться…
– И каковы результаты расследования? – услышал он голос дочери и отогнал от себя нехорошие предчувствия, чтобы не накаркать зло – дурные мысли, как известно, материализуются.
– Картина преступления ему уже ясна – Эдуард описал ее в мельчайших подробностях, мотив вроде бы тоже. Главного только не удалось выяснить – кто убийца. Эдуард Петрович пребывает в уверенности, что это мужчина, с которым Дениса несколько раз видели. Личность его неизвестна, но Новицкий думал, что знает хотя бы его имя. По мнению свидетелей, того звали Славой. Однако, найдя в вещах Дениса вот этот портрет, – он указал горлышком бутылки на фотографию Лины, висящую на стене, – на котором шея Элеоноры Георгиевны была обведена фломастером, а поверху шла надпись «Слава», Новицкий понял – Слава это не мужчина, а знаменитый бриллиант…
– Выходит, Дусик тоже искал «Славу»?
– Искал. И есть огромная вероятность того, что был убит именно из-за бриллианта…
– Да, его убили именно из-за бриллианта, – как эхо повторила Аня.
Петр не обратил на ее слова внимания, а вот Сергея они заинтересовали.
– Ты что-то знаешь, да, Анюта? – спросил он, внимательно посмотрев на побледневшую дочь.
Она понуро кивнула, после чего задала вопрос мужу:
– Когда убили Дусика?
– Вчера.
– Вчера же мне звонили… – И она торопливо пересказала содержание своего разговора с анонимом. Петр слушал ее недолгий рассказ с осуждающим недоумением, когда же Аня замолчала, сокрушенно воскликнул:
– Почему ты вчера не рассказала мне об этом?
– Я не придала значения звонку, подумала, кто-то балуется…
– Что за беспечность, Анна? Разве можно так относиться к подобным звонкам? Тебе явно угрожали, а ты тешишь себя мыслью, что это телефонные хулиганы развлекаются…
– Ладно, Петр, хватит ее отчитывать, – оборвал его Сергей, который хоть и разделял возмущение зятя, но считал, что тот слишком с девочкой строг. – Она все поняла и больше не будет. Давай лучше подумаем, что мы в связи с этим должны предпринять. Может, телохранителя нанять? Или у Эдика одолжить пару мальчишек да бронированную машину в придачу?
– Есть лучший выход.
– Какой же?
– Отправить Аню подальше отсюда. Пусть поживет за границей, пока убийца не будет пойман – я уверен, это не затянется, ведь за дело взялся господин Вульф…
– Никуда я не поеду, – вдруг заупрямилась Аня. – У меня сессия с пятого января.
– Тебе учеба дороже жизни?
– Ты знаешь, что нет, просто я не считаю отъезд таким уж необходимым.
– То есть ты собираешься делать вид, что тебе ничто не угрожает, и жить привычной жизнью? – Когда она в ответ кивнула, Петр умоляюще посмотрел на тестя: – Ну хоть вы ей скажите, Сергей Георгиевич! Вразумите, что нельзя так наплевательски относиться к своей безопасности…
– Анюта, Петя прав. Ты должна быть осторожной. Особенно после нападения на Марка. Я уверен, оно совершено неспроста!
– Хотите сказать, это не обычное уличное ограбление?
– У Суханского хотели украсть именно то, что украли, – портфель. По всей видимости, убийца знал, что Марк помогает нам в поисках «Славы», следил за ним и напал, чтобы завладеть его бумагами.
– В таком случае вы обязаны были вызвать милицию. Почему вы этого не сделали?
– Я не хотел ввязывать в это милицию – от нее все равно толку мало, – а Марк не настаивал.
Петр приготовился выдать очередную нравоучительную тираду, но тут затренькал его мобильный. Это звонила секретарша, чтобы напомнить о деловом ужине, на который никак нельзя опаздывать. Петр заверил Катерину в том, что он уже на полпути к ресторану, и, бросив родственникам: «Мы к этому еще вернемся», побежал к двери.
В тот день Сергей Петра больше не видел. Поужинав в компании дочери и проснувшегося Марка, он ушел в свою комнату, но долго не ложился, ожидая возвращения Моисеева. Аня тоже не спала – Сергей слышал, как она ворочается в кровати, – однако когда он зашел к ней, дочь сделала вид, что не слышит его шагов. Поняв, что она хочет побыть одна, Сергей ретировался и долго играл с Марком в преферанс. Спать он отправился уже в двенадцать. Но Петр к тому времени еще не вернулся.