3
Прошлой ночью шел дождь, его звук напоминал мне обрушивающийся сверху поток воды вперемешку с камнями. Во сне я пыталась найти в ручье выброшенный амулет, чтобы с его помощью увидеть Уильяма. Но ручей полнился битым стеклом, которое резало мои руки, они кровоточили, и вскоре уже вся вода стала кровью – густой, горячей, багряной…
Из тревожного сна меня вырвали голоса.
Уильяма рядом не оказалось. Я поднялась и вышла. В коридоре мерцал свет. Я увидела мужчину в верхней одежде с фонарем в руке, стоящего ко мне спиной Уильяма и Фиону в платье из серого батиста с распущенными волосами. Сердце кольнуло от того, как служанка смотрела на Уильяма из-под ресниц.
– Что случилось? – спросила я.
Уильям оглянулся. Возможно, виной была игра света, но мне показалось, что он раздражен. Не на меня, я никогда не вызывала у него раздражения. Должно быть, что-то произошло.
Не сказав мне ни слова, Уильям жестом показал, чтобы я вернулась в спальню. Неудивительно: я была в ночной сорочке, босая, растрепанная. Я вернулась в комнату и стала ждать Уильяма. Однако проходили часы, а он не возвращался. Я слышала доносящийся со двора его голос и ржание примерно десятка лошадей. Кто-то приехал.
Раньше я могла стать птицей и посмотреть, что вызвало такой переполох, но теперь я на это не способна. Как не способна стать крысой и узнать, что творится в стенах замка. А теперь я просто ждала прихода Фионы на рассвете. Она должна была принести шоколад и горячую воду и помочь мне одеться. Однако этим утром я не дождалась ни горячей воды, ни шоколада в фарфоровой чашечке, ни песочного коржика. Вместо этого служанка Фиона принесла мне простенькое зеленое батистовое платье и тарелку овсяной каши. Она по-быстрому расчесала мои волосы и убрала их под белый чепец. И все это время она смотрела на меня из-под длинных ресниц, словно говоря: «Я знаю, кто ты. Ты не одна из нас. Господин, может, и не понимает этого, но я понимаю».
Я не задавала вопросов о платье и скудном завтраке. Молча сполоснула лицо и руки холодной водой. Фиона наблюдала за мной, не предлагая помощи. Когда я потянулась за браслетами и кольцами, которые сняла на ночь, она елейным голосом произнесла:
– Господин пожелал, чтобы я забрала их. Они принадлежали моей леди и не должны были покидать ее покои.
Я удивилась, но вновь ничего не сказала. Надела бусы из тигрового глаза и пожалела, что я не тигрица. Будь я тигрицей, разодрала бы глотки всем деревенским девкам – этим белым и жирным, как сливки, крольчихам. Я бы разодрала их бледные глотки и, покрытая с ног до головы их кровью, станцевала под дождем. Разумеется, это невозможно. Но все же подаренные Уильямом бусы из тигрового глаза я могу надеть. И могу улыбаться, хотя мое сердце превратилось в свинец и улыбаться совершенно не тянет. Мой Уильям скоро придет. Мой Уильям все это объяснит.
Фиона ушла, довольная, как кошка, объевшаяся сметаной. Я опрокинула холодную кашу на пол и попыталась читать лежащую на столе книгу. Это была сказка о прекрасном принце, который влюбился в принцессу. Злая ведьма прокляла принцессу и заставила ее мыть полы в замковых кухнях отца принца. Глупый принц не узнал принцессу, когда отправился на ее поиски. Но добрая фея, растроганная мольбами девушки, пообещала исполнить три ее желания. Принцесса попросила красивое шелковое платье, танцевальные туфельки и карету с четверкой белых лошадей. И все это для того, чтобы принц заметил ее. Конечно же, как только она снова стала красивой, он женился на ней и надел на ее палец золотое кольцо, чтобы показать, что она принадлежит ему. Получив отцовское благословение, они жили долго и счастливо.
Нелепая история. Принц должен был узнать свою возлюбленную в любом обличье. Даже в облике птицы, крысы, змеи, лисицы или ласки. Его сердце должно было указать на нее. Отчего принцесса молчала, когда он ее искал? Зачем скрывалась на кухне, ожидая спасения, а не спасала себя сама? И при чем здесь вообще отец принца? Почему принцесса потратила три желания на какие-то танцевальные туфельки, платье и карету с четверкой лошадей?
Я подумала, что иллюстрации прольют свет на эту историю. Но принцесса на картинках выглядела как Фиона: деревенская девушка с волосами цвета примулы и круглым бледным лицом, источающим яд, словно молочай. Принц на иллюстрациях был под стать ей. Зато злая ведьма изображалась темнокожей и одетой в лохмотья и перья. С растрепанными черными волосами и глазами – черными, как котлы с нагаром.
Интересно, чем девушка прогневала злую ведьму? Презрительно-насмешливым взглядом, будто говорящим: «Я знаю, кто ты. Ты не одна из нас»? Или чем похуже?
Я взглянула на себя в зеркало. Даже несмотря на убранные под чепец буйные волосы, я все равно походила на злую ведьму. Я сдернула чепец и встряхнула волосами. Сняла бы и душившие меня бусы, но терпела неприятное ощущение, ведь это подарок Уильяма.
Но его ли это подарок на самом деле? «Отданное в день солнцестояния даром вернется нам сторицей». Вспомнились слова старухи, сказанные ею, когда она застегивала нитку бус на моей шее: «Золото твоих глаз ярче и чище того, что посулил тебе он».
Фиона вернулась только днем. Увидев на полу разбитую тарелку и рядом с ней книгу с картинками, она впервые посмотрела мне прямо в глаза как равная. Глаза у нее голубые, как незабудки. И взгляд намного смелее, чем я ожидала. Я заметила на ее шее подаренные Уильямом бусы. Захотелось сорвать их, чтобы бусины рассыпались по полу, и расцарапать лицо служанки ногтями. Мой яростный взгляд не испугал Фиону, она улыбнулась, словно говоря: «Я знаю, что тебе хочется сделать. Но ты не посмеешь, потому что тебя приручили».
А потом она елейным голосом произнесла:
– Господин выражает тебе наилучшие пожелания и просит передать, что у него важные семейные дела. К сожалению, это означает, что он не может более оказывать тебе гостеприимство. Ему не до гостей. Он надеется на твое понимание и желает тебе счастливого пути.
Я мгновение молча смотрела на нее.
– Это Уильям сказал? – потрясенная, я забыла добавить «господин».
– Нет, это слова не молодого господина. Это слова самого господина.
– Самого господина? – глупо переспросила я.
– Да, – улыбнувшись уголками губ, ответила Фиона, – Джон Мак-Кормак вернулся домой.
4
Я возвращалась в хижину по большой дороге, а не по той, что ведет в деревню. В другое время я полетела бы сорокой, поскакала горной козой или переплыла озеро дикой уткой, а потом побегала по лесу вместе с ланью. Но в этот раз я вынуждена была идти пешком, и, хотя я шла босая, а не в туфлях на высоком каблуке, путь до моей хижины занял у меня почти всю оставшуюся часть дня.
Давно я не спала на своей постели из папоротника и шерсти. Давно не разжигала огонь в костровой яме и не сушила мясо в дыму. Крыша хижины полуобрушилась под весом упавшей на нее ветки. Внутри побывали животные. Влажное покрывало покрыли пятна плесени. А разноцветные вещи – ленты и бусины – кто-то утащил. Может, сорока. Или белоголовая ворона.
Приводя хижину в порядок, убеждаю себя, что Уильям придет за мной, как только сможет, и мы снова будем вместе. И потом, разве не этого я хотела? Жить со своим возлюбленным в лесу, где деревья служат стенами, а звезды – потолком?
Я пытаюсь не печалиться. Даже напеваю песенку, вот только слова звучат глухо и пусто.
Спой песню звездного света,
Воронье племя чернокрылое!
Разгляди девушку смуглого цвета,
Одетую в чужое, постылое.
Что я здесь делаю, Уильям? Опускается ночь. Охотиться уже поздно, как и собирать рахисы. Да и сезон их сбора закончен: папоротник вымахал, пока меня не было. Сколько времени прошло? Пролески отошли, боярышник не дает больше почек. Июльские небеса над озером пылают огнем и золотом. Уильям видит то же небо из окон своего замка? Как, должно быть, он переживает! Как, должно быть, рвется сердцем ко мне! Но его отец теперь дома, и Уильям обязан подчиняться. Мне следует быть терпеливой. Нельзя поддаваться гневу. Закончив со своими важными делами, Джон Мак-Кормак, возможно, примет меня. Увидит меня и поймет, как дорожу я его сыном. С чего бы иначе я оставалась рядом с ним и носила дорогие платья в угоду ему? С чего приняла от него имя и оставила путь странствующего народа?
А если он не поймет…
Если так, то мой возлюбленный придет сюда и будет жить со мной в лесу. Поначалу ему будет тяжело, но разве не он сотни раз повторял мне: «Да я лучше буду жить в хижине с тобой, чем во дворце – без тебя. Я лучше умру, чем проведу хоть ночь вдали от тебя».
Что ж, на ночь нас, может, и разлучили. Но никто не сможет разлучить нас навечно. Завтра нужно подготовиться к твоему приходу – переделать хижину. Для стен я использую древесину дуба, для крыши – тростник с озера. Изнутри украшу ее кроличьими шкурками, мхом, папоротником и вереском. Я наловлю и приготовлю рыбу, принесу из садов зеленые сливы, со двора церкви – яблоки, с дальних полей – дикий овес. Я сделаю тебе одеяло из нежнейшей овечьей шерсти и раскрашу ее в цвета любви: алый, пурпурный и синий. И если твой отец не смягчится, то мы будем жить вдвоем в лесу: собирать ягоды, охотиться на оленей и спать снежной зимой в объятиях друг друга. Пусть у меня не будет свадебной фаты и золотого кольца на пальце, зато у меня будешь ты. Мне большего и не нужно. Сладких снов, любовь моя! Пусть тебе приснюсь я. Знаешь что? Проживи я хоть тысячу лет, все равно мне не хватит ночей, где во снах я буду видеть тебя.
АвгустМесяц жатвы
Мой любимый – высокородный,
Такой богатый и благородный,
Ради другой он бросил меня,
Ушел, мою любовь не ценя.
1
Прошла неделя с тех пор, как я покинула замок, не поговорив с Уильямом. Он не знает, где я и как найти меня в лесу. Но вскоре он обязательно меня найдет. Как мне хочется увидеть его! Хотя бы в облике домашней кошки. Но я не могу переместить сознание даже в крошечное существо. Ни лягушка, ни муравей, ни жучок не впускают меня в свое тело.