2
Я весь день ждала ответа. Белоголовая ворона улетела на рассвете, но лишь на закате я слышу над головой ее хриплое карканье. Спустя несколько минут она садится на нижнюю ветвь возле костровой ямы, принеся с собой свернутый лист бумаги.
Я вознаграждаю белоголовую медовым пряником и медленно читаю письмо.
«Дорогая Малмойра!
Мне искренне жаль, если ты чувствуешь себя обманутой мною. Отец приказал мне ясно выразить свою позицию. Недопустимо, чтобы теплые чувства к тебе ослепляли меня и мешали выполнять свой долг. Положение не позволяет мне общаться с людьми, подобными тебе: такими дикими, неотесанными и смуглыми. Прости за прямоту.
Я не сразу осознаю написанное. Уильям словно нарочно изъяснялся так, чтобы сбить меня с толку. Но смысл ясен. Ему нельзя меня любить. Мы с ним слишком разные. Я – смуглая, грубая и дикая, а Уильям – благородный аристократ. Ему нельзя любить дикарку. И это веление не его сердца, а положения, долга и отца.
Я переворачиваю письмо. Чистого листа бумаги для ответа у меня нет. Впрочем, слова из этого письма теперь навечно вырезаны на моем сердце. Забыть их я не боюсь. Я беру перо и пишу ответ.
«Дорогой Уильям!
Прости меня за откровенность. Мой народ всегда говорит без обиняков. Но не волнуйся и знай: мне не нужно твое уважение. Я не связана никакими обязательствами. Смуглая и дикая, я вольна любить кого пожелаю. И я сдержала бы все свои обещания.
Желаю тебе с твоей селянкой счастья и надеюсь никогда больше тебя не увидеть. Ты свободен от меня, и теперь я освобожусь от тебя. Прощай!
Я не буду плакать. Я никогда не плачу. У людей есть поговорка: «Жалей плачущую женщину не больше, чем гусыню без башмаков». Я отдала письмо белоголовой вороне. Потом раскинулась в растущем возле хижины папоротнике и траве и устремила взгляд в проглядывающее сквозь ветви деревьев небо. Я лежала и думала: почему солнце все еще ярко сияет, когда для меня свет померк навсегда?
3
В сентябре мы запасаемся летом. Собираем в закрома орехи, яблоки, ягоды и кукурузу. В сентябре нужно наесться вдоволь, ведь впереди нас ждут скудные длинные ночи. Я же не в состоянии есть. Не могу собрать на зиму грибы под Урожайной луной, лесные орехи или ежевику возле лесной тропинки.
Я лишь брожу по скошенным полям, собирая последние крохи любви, когда-то жившей в наших сердцах. Скоро от нее не останется и следа: ее урожай загублен, кладовая заперта. И я собираю в себя каждое воспоминание, каждое обращенное ко мне Уильямом слово. Мое сердце – полая оболочка, пустая, как плошка бедняка.
Днем я опять ходила к Древнейшей, стоящей в волшебном кольце. Насчитала на единственной живой ветви боярышника лишь четырнадцать ягод. Однако Древнейшая находилась в игривом настроении и напоминала ленивую кошку, которая играет с мотком шерсти, не вставая со своей лежанки.
– Я написала Уильяму, что он более ничего не значит для меня, но все еще не свободна. Почему? – спросила я.
Боярышник потряс ветвями. Ленты, лоскутки и серебряные ложки закачались, несмотря на безветренный день.
– Я сказала, чтобы ты вернула все, что он тебе дал, – ответила Древнейшая. – Но погляди на себя: на тебе бусы, подаренные им на ярмарке в день летнего солнцестояния.
Это правда. Я сохранила их. Мою шею охватывали бусы из тигрового глаза. Это все, что осталось у меня от Уильяма. Каждая блестящая бусина – воспоминание. Снимать их было так больно, словно вместе с ними я снимала слой кожи. Тем не менее я безмолвно отдала бусы Древнейшей, повесив их на ветвь боярышника.
– Отданное в день солнцестояния даром вернется нам сторицей, – промолвила Древнейшая.
Не понимая смысла этих слов, я с болью в сердце повернулась, чтобы уйти. Однако Древнейшая, оказывается, не закончила разговор. Ее ветви заклацали, словно кости, ударяющиеся друг о дружку на ветру.
– Говорят, он пообещал ей кольцо, – сказала она. – Золотое кольцо на ее белую руку. И свое имя, что навечно привяжет ее к его дому и сердцу.
Мое собственное сердце болезненно сжалось.
– Мне нет дела до его сердца, – ответила я.
– О нет, есть. Ты не будешь свободна, пока не откажешься от него.
– Но как это сделать?! – закричала я. – Он дал мне имя. Он связал меня обещаниями. И теперь я точно выеденный изнутри лесной орех. Я не могу спать. Не могу есть. От меня ничего не осталось.
– Есть способ, – обронила Древнейшая. – Но тебе вряд ли понравится цена, которую придется заплатить.
– Я заплачу любую цену.
Древнейшая молчала.
– Что мне сделать? Как вернуть данное мне имя?
Древнейшая продолжала безмолвствовать.
Осознав, что ей больше нечего мне сказать, я пошла обратно по скошенным полям: босая, в кровь раня ноги об обрезанные стебли кукурузы – нежные весной и острые, словно нож, в месяц жатвы, – оставляя за собой кровавые следы.
4
Сентябрь – самый хлопотный месяц: сбор орехов, заготовки овощей, вязание снопов. В это время гуси набирают жирок, овцы вволю наедаются на холмах, комары роятся на берегу безмолвного озера и бурые медведи ходят по ягоды. Одна я сижу сложа руки. Я не в силах ничего делать. Не могу думать ни о чем, кроме Уильяма с Фионой, обещанного ей золотого кольца и слов Древнейшей, сказанных мне на ярмарке: «Золото твоих глаз ярче и чище того, что посулил тебе он».
Я была искренна. И что хорошего мне это принесло? Я была верна и честна, но другая получит от Уильяма кольцо, возьмет его имя, будет рядом с ним и со временем родит ему детей. Фиона – чье имя означает «белая леди» – добродетельна и воспитанна, она никогда не опозорит его и не растревожит.
«Сентябрьская невеста скромна и приветлива, любима всеми». Фиона любима Уильямом, и она всегда будет скромна. Однако шепот ветра не приносит новостей о свадьбе. Ветер рассказывает о тайных встречах на сеновалах, о долгоносиках в посадках картофеля, о приближающихся бурях и грозах, но не приносит ни слова об Уильяме и Фионе. Уильям передумал? По-детски надеяться на это, а я уже не ребенок. Возможно, пять месяцев назад еще была им. А теперь стара, как сама старость, холоднее льда и тверже камня.
Сентябрь теплый быстро пролетел,
На чердаках уложен урожай.
Нам предстоит еще немало дел,
Ушедший месяц уж не вспоминай.
Мне нужно вовсю готовиться к зиме. Близится Михайлов день[12], скоро ягоды станут жесткими и горькими. Скоро мои сородичи полетят на юг с дикими гусями и ласточками. Странствующий народ редко проводит зиму в своем собственном теле. Одни улетают на юг, другие ежами прячутся под сухой листвой или лисами и зайцами – под снегом. Кто-то, как Древнейшая, сольется с деревьями и проспит всю зиму. Мне же, чтобы выжить в холода, нужно хорошо подготовиться к ним. А у меня совсем нет запасов.
Сородичи знают об этом. Несколько раз я находила возле своей двери дары: пару кроликов, горстку орешков, грибы, заднюю часть убитой козы. Странствующий народ приглядывает за своими, даже за теми, кто был изгнан.
Порой я думаю, что было бы легче умереть. Тогда бы меня нашли по весне – кучу лохмотьев в траве. Возможно, услышав о моей смерти, Уильям оплакал бы меня в лесу и понял, что я, как и обещала, оставалась верна ему до самой смерти, хотя сам он обещания не сдержал. Возможно, рядом с ним была бы Фиона с золотым кольцом на пальце…
Это сразу отрезвило меня. Я не умру. Не порадую эту бледную, как поганка, девчонку своей смертью. И не стану кухонной принцессой с ее жалкими тремя желаниями. Мне не нужны ни красивое платье, ни туфли, ни волшебная карета. Мне нужно отмщение, мой дорогой Уильям. Вот чего теперь жаждет мое сердце. Я должна станцевать босой на твоей могиле, заливисто и счастливо спеть над ней жаворонком, воспарить в грозовые небеса и досыта испить молний.
ОктябрьЗолотой месяц
Одна – гнев и ярость,
Две – смех и радость,
Три – свадьба и согласье,
Четыре – рожденье и счастье,
Пять – богатство и власть,
Шесть – бедность и напасть,
Семь – ведьма, ой, дрожу…
И больше ничего не скажу!
1
Октябрь приносит Охотничью луну, ворон и пивоварение ячменя. Октябрь – месяц молотьбы. Месяц куропаток, гусей и ланей. Месяц терновых ягод, каштанов, желудей, плодов шиповника и боярышника. Октябрь – золотой месяц, когда лес становится мечтой бедняка.
«Октябрьская невеста прекрасна собою, нежна, но ревнива». Получила ли Фиона кольцо на палец? Говорят, что нет. Однако меня это не радует. Пусть получит золотое кольцо. Пусть создаст свой медовый улей.
Прошлым вечером я ходила к волшебному дереву. Стояла безлунная ночь, и Древнейшая в боярышниковой коже была погружена в такой глубокий сон, что я уже отчаялась ее разбудить. Камни волшебного кольца в темноте казались либо маленькими и большими тенями, либо кочками на земле. Люди верят, что волшебные камни нельзя сосчитать. Попробуй – и камни тут же сдвинутся, ловко поменяются местами. Никак не узнать, сколько их. У странствующего народа свои поверья, связанные с камнями волшебного кольца. Однако этой ночью мне было не до преданий. Этой ночью я нуждалась в другом.
Я села возле боярышника и стала ждать пробуждения Древнейшей. Через несколько недель ее невозможно будет добудиться. Я уже размышляла о том, не погрузилась ли она в зимнюю спячку, когда услышала шепот ее ветвей.