арочно не заметил, когда она сорвала волчью ягоду: одной ягодой отравиться мудрено, зато горечь надолго запомнит. И точно — почувствовав горький вкус, девочка долго плевалась, зато стала осторожней, и поздние осенние ягоды теперь ела только с разрешения взрослых.
Разумеется, поэтому путешествие заняло гораздо больше двух дней. Но Стенхе, как оказалось, вовсе не собирался спешить. Главным для него было — побыстрее выбраться из замка Карэны, а вот вне стен замка он опасностей не видел. И погода вдобавок стояла сухая, солнечная, хоть и с морозными ночами, но, по мнению Стенхе, очень полезная для здоровья, поэтому Стенхе и посчитал возможным потакать капризам принцессы.
На третий день, когда они проезжали мимо сосновой рощи, Маву вдруг встрепенулся и метнул нож. Стенхе, загораживая собой девочку, оглянулся.
— Что случилось? — спросил он, видя, что Маву, спешившись, смотрит в траву, где, как сначала показалось Стенхе, билась в агонии большая птица.
— Что это такое, Стенхе? — удивленно проговорил Маву, не отводя взгляда от своего трепещущего трофея.
— Дракончик! — восхитилась девочка. — Ой какой страшный!
Невиданное создание было страшным и красивым одновременно. Пожалуй, только в кошмарном сне могло присниться этакое сверкающее чешуей длинное тело, снабженное парой кожистых крыльев, голова, почти целиком состоящая из пасти, которая напоминала клюв, усеянный мелкими острыми зубами. Правда, тварь была небольшой, размером с ворону, но никакая ворона, да и вряд ли какая другая птица Майяра, не могла бы соперничать с. этим адским исчадием в великолепии окраски. То вспыхивая изумрудом, то угасая почти до черноты, а то сверкая созвездием золотых искр, уродливое создание прощалось с жизнью.
— Это ящерица-летяга, — сообщил Стенхе.
— Ящерица? — переспросил Маву. — Больше похоже на какого-нибудь демона. Никогда таких не видел.
— Они редко встречаются, да и не живут в наших краях, — сказал Стенхе. — Странно, как он здесь, на севере, оказался ?
— А ты их видел?
— Да, у Марутту такой был в клетке. А живут они в приливных болотах в устье Ланна.
— Хищные?
Стенхе, усмехнувшись, смерил Маву взглядом:
— Ну, ты-то ему не по зубам. Мыши, лягушки…
— Зря, значит, убил бедолагу, — вздохнул Маву. — Я ведь испугался: что за чертовщина, думаю…
— Он бы в наших краях все равно не выжил, — успокоил его Стенхе.
— Я чучело сделаю, — оживился Маву.
Стенхе, кивнув, спешился и взялся устраивать привал. Маву, аккуратно распотрошив ящера, вдруг поднял голову:
— Слушай, да как оно летает на таких-то крылышках? У кожана крылья побольше будут.
— А зачем ему летать? — отозвался Стенхе, разогревая на костре еду для принцессы. — Он перепархивает с ветки на ветку, ему достаточно. Говорю же — летяга.
Маву пожал плечами и вернулся к своему занятию.
Других приключений по дороге не было.
Таким-то образом к концу недели они и добрались до Горячих ключей. Официально же было объявлено, что принцесса Савири отправлена погостить в монастырь Ваунхо-гори. К настоятельнице монастыря был послан гонец с просьбой поддержать тайну; настоятельница была родственницей Карэны и беспрекословно согласилась, так что можно было надеяться, что, когда это понадобится, никто не узнает, где находится принцесса. И уж наверняка никому бы и в голову не пришло заподозрить, что принцесса может скрываться в Горячих ключах.
Кто бы подумал, что маленькую принцессу прячут рядом с замком Ралло?
Лет четыреста назад замок Ралло был таким же, как и все остальные крепости этой страны: несколько башен разной высоты, прижавшихся друг к другу. Осады не были приняты тогда; все хозяйственные постройки были снаружи, а на время нападения домашний скот просто загоняли в замок.
После аоликанского завоевания замок пришел в упадок. Другие замки заняли новые хозяева, перестраивая их на свой лад; замок же Ралло из-за бьющего в подвале горячего источника долго стоял заброшенным, а потом его облюбовали хокарэмы, не боящиеся ни бога ни черта.
В замке Ралло сейчас было что-то вроде хокарэмской школы: туда чуть ли не с пеленок привозили детей, и старые опытные хокарэмы учили их своим мудреным наукам. Слухи об этой учебе ходили и подавно страшные; чем-то эти слухи были оправданны: детская смертность в замке была куда выше, чем даже в голодных, пораженных лихорадкой ирауских деревеньках. Но зато те, кто выживал, были приспособлены к жизни куда лучше, чем обыкновенные люди, а уж если вспомнить о специальной подготовке…
Но, говоря о Горячих ключах, Стенхе имел в виду иное место; оно находилось в лиге от замка. Там било несколько горячих источников; в небольшом озере вода была теплая, в иных местах почти кипяток. Здесь стоял деревянный дом, который, казалось, был перенесен сюда из Арзира, — совсем нездешнего вида, с просторными верандами и высокими трубами, с окнами, затянутыми промасленным полотном, с двойными ставнями: одни — летние, узорные, другие — тяжелые, глухие.
Выглядел дом непривычно приветливо в этом пустынном ландшафте и резал взгляд совершенной беззащитностью. От нападения разбойничьих шаек эти стены не уберегли бы, да только вот не было охотников нападать на этот сияющий беспечностью дом.
Здесь жили хокарэмы. Они приходили сюда отдохнуть от забот, обменяться новостями, просто повидаться с друзьями. Хокарэмское братство хорошо всем известно: хокарэмы, служащие принцам-врагам, друг к другу вражды не питали. Давно известно, что хокарэма против хокарэма драться не заставишь; уж если они и схватывались, это значило только то, что бой учебный. Зато с настоящими противниками не церемонились. Слава у них была страшная, потому что их никому не победить, — они совершают невероятные вещи и могут даже становиться невидимыми. Оборотни, люди с волчьими сердцами, а может, и не люди вовсе…
Разное говорили о них.
Официально считались они рабами. Но странным и не похожим ни на что было это рабство. Их не покупали — они поступали на службу и приносили присягу верности, которую могла нарушить лишь смерть, причем не только смерть хокарэма. От клятвы освобождала и смерть господина: хокарэм не обязан был служить его наследникам. После похорон, проследив за выполнением завещания, хокарэм мог быть свободен, как птица, а мог снова принести такую же клятву другому господину. Но такое обычно случалось не часто — освобожденные от клятвы хокарэмы предпочитали выполнять разовые поручения или наниматься на какой-то небольшой срок. Вообще же, быть свободным с самого начала считалось невозможным: обычай полагал, что только давший клятву может считаться настоящим хокарэмом.
Стенхе был из хокарэмов, принесших клятву вторично. Ранее он служил принцу Равини, сыну Карэны, дяде Савири. После его смерти — а умер он совсем молодым — Стенхе решил, что служба еще одной знатной особе ему больше по нраву, чем вольная, но беспокойная жизнь райи, принес клятву принцессе Савири, и размеренная, привычная для него жизнь продолжилась.
Маву же был совсем мальчишкой, когда его выбрал принц Карэна; выбор ему польстил, но с течением времени Маву понял, что такая жизнь ему не подходит. Однако оставалось только нести охрану малолетней принцессы и не допускать в голову мысли, что многие дети умирают совсем маленькими…
Но желание избавиться от обузы не закрадывалось в его буйную головушку. Малышку он лелеял и берег тем тщательнее, чем больше одолевала его тоска; хорошо еще, что росла Савири бойкой, уследить за ней было трудно, и времени на глупые мысли у него почти не оставалось.
Приезд в Горячие ключи стал для Маву настоящим отдыхом. Непоседливая веселая девочка сразу понравилась живущим здесь хокарэмам; Стенхе даже побаивался, что ее забалуют. Вреда же ей, он знал, никто причинить не захочет. Поэтому без колебаний отпускал ее с кем-нибудь из своих друзей, сам же оставался на террасе.
В один из таких дней, когда Савири увела одного из хокарэмов купаться, Стенхе решился показать амулет. Он его именно показал, без всяких объяснений или историй, пустил бусы по рукам, сказав просто: «Посмотрите…»
Сначала никто не заметил ничего странного, потом кто-то, зная, что какую-нибудь чепуху Стенхе показывать не будет, стал приглядываться повнимательнее.
— О-о!.. — сказал вдруг этот кто-то. — Откуда это у тебя?
Стенхе молчал. Хокарэмы сбились в круг; бусы вертели так и этак, пробовали на разрыв, пытались поскоблить камешки.
— Такое невозможно, — говорили они категорично один за другим. — Эта вещь существовать не может.
— А это что, по-вашему?
— Обман чувств.
— Ха! — воскликнул один. — Хорош обман чувств! Что это за штука, Стенхе?
— Ожерелье Рутти Ану Нао, — сказал Стенхе.
Никто, конечно, не поверил, что это легендарное ожерелье прекрасной богини. Но все-таки послышался любопытный ироничный голос: ,
— А желания оно выполняет?
— Смотря какие, — отозвался Стенхе. — Если мешок золота захочешь — нет, а вот языку новому научить может, я пробовал.
Хокарэмы не верили. Стенхе рассказал все как было, но они пожимали плечами. В чудодейственные амулеты у хокарэмов веры нет.
Послышался на тропинке топот и звонкий голос Савири. Ничуть не смущаясь тем, что ее спутник глухой, Савири болтала, задавала вопросы и сама же на них отвечала.
— Отдайте бусы, — потребовал Стенхе и поспешно спрятал амулет. — Она не должна их видеть.
Глухой Нуатхо внес на плече закутанную в покрывало девочку.
— Мы купались! — объявила Савири во весь голос.
— Понравилось? — спросил один из хокарэмов, принимая ее на руки.
— Да!
Еще бы не понравилось ей купание в теплом озере! В озере можно было выбрать место, где вода была прохладнее или горячее — по вкусу; а ведь в это время на склонах окрестных гор уже лежал снег. Зима, как это обычно бывает здесь, на севере, наступила сразу. Первый, слякотный еще, снегопад, начавшийся однажды после полудня, к вечеру превратился в настоящую вьюгу, а два дня спустя везде лежал толстый слой снега, который не сойдет уже до самой весны. Везде — но только не в долине Горячих ключей. Воздух, прогревающийся над озером, и теплая земля мешали улечься белому