на выручку, когда он нуждался в помощи, давал советы и выступал в роли жилетки, когда старшему брату требовалось поплакаться после того, как от него ушла Мэри… Да, особенно когда ушла Мэри. Но ведь и она попрекала его успехами Генри: «Ты на это не способен! Ты вообще ни на что не способен!»
Однако у старшего из братьев Коллинриджей совсем не стало времени на чужие проблемы, когда он перебрался на Даунинг-стрит.
Мальчишками они делились друг с другом всем, а став молодыми людьми – многим, иногда даже подружками. Однако сейчас в жизни Генри почти не осталось места для старшего брата, и Чарли злился – разумеется, не на брата, а на жизнь. У него ничего не складывалось, и он не понимал, в чем причина…
Чарльз провел бритвой по одутловатому лицу, стараясь не касаться старых порезов, и начал собирать себя по частям, чтобы получилось хотя бы что-то, похожее на целое. Он зачесал волосы на появившуюся плешь и надел чистую рубашку и свежий галстук, сказав себе, что скоро будет готов к ночному празднику по поводу выборов, куда все еще мог попасть благодаря связям своей семьи. Когда он провел кухонным полотенцем по ботинкам, те обрели едва заметный намек на блеск, и он посчитал, что сделал все, что мог. Бросив взгляд на часы, Коллинридж решил, что все в порядке и у него еще есть время пропустить стаканчик.
К северу от реки на окраине Сохо застряло в пробке такси. Там всегда было напряженное движение, а ночь выборов, похоже, выгнала на улицы огромное количество любопытных. Сидевший на заднем сиденье Роджер О’Нил нетерпеливо барабанил пальцами по колену, беспомощно глядя на проезжавших мимо велосипедистов и пешеходов. Он сильно нервничал, потому что у него было мало времени.
«Приезжай как можно быстрее, Родж, – сказали они. – Мы не можем ждать всю ночь, даже тебя. И мы не вернемся до вторника».
О’Нил не рассчитывал на особое отношение – и не получал его, несмотря даже на то, что занимал в партии пост главы отдела по связям с общественностью и являлся одним из самых известных сотрудников. Впрочем, он сомневался, что они вообще ходят на выборы и уж тем более голосуют за правительство. Какое имеет значение, кто сидит в правительстве, если вокруг столько возможностей заработать хорошие деньги, не облагаемые налогами?
Такси наконец сумело миновать Шафтсберри-авеню и выехать на Уордур-стрит, но там снова остановилось в громадной пробке. Проклятье, он опоздает на встречу! Роджер распахнул дверцу.
– Я пешком! – крикнул он водителю.
– Простите, дружище, не моя вина. Я теряю кучу денег, когда попадаю в такие пробки, – ответил тот, рассчитывая, что пассажир, несмотря на то, что он явно спешил, все же не забудет про чаевые.
О’Нил выскочил на дорогу, сунул шоферу деньги, увернулся от мотоциклиста и быстро зашагал мимо бесконечного ряда кинетоскопов с эротическими шоу и китайских ресторанов. Вскоре он оказался в заваленном мусором переулке, будто сошедшем со страниц романа Диккенса. Какое-то время Роджер с трудом пробирался между пластиковыми мусорными контейнерами и картонными коробками, а потом побежал. Он был в плохой физической форме, и у него тут же все заболело, но до цели осталось совсем немного. На Дин-стрит мужчина свернул налево и через сто ярдов нырнул в еще один узкий переулок Сохо – из тех, что обычно люди пропускают, когда отправляются на поиски проституток – или, наоборот, пытаются избежать встречи с ними. Переулок заканчивался маленьким двором, окруженным со всех сторон мастерскими и гаражами, поселившимися на старых викторианских складах. Пустой двор окутывали глубокие тени. Когда О’Нил поспешно направился к маленькой зеленой двери в самом дальнем и мрачном углу двора, его шаги гулким эхом отражались от выложенной булыжником дорожки. Перед тем как войти, мужчина на мгновение остановился и посмотрел по сторонам. Стучать он не стал.
Меньше чем через три минуты Роджер снова вышел и, не оглядываясь, поспешил смешаться с толпой на Дин-стрит. То, зачем он приходил, явно было не сексом.
Внутри штаба партии царила непривычная атмосфера подавленности. На протяжении нескольких прошедших недель это место являлось средоточием безумной активности, но в день выборов основная часть армии покинула штаб, отправившись в избирательные округа, на удаленные заставы политического мира, где они пытались привлечь на сторону партии еще сколько-нибудь сторонников.
В этот час большинство тех, кто остался в штабе, отправились на ранний ужин в близлежащие рестораны или клубы. Они пытались изображать спокойствие и абсолютную уверенность в победе, но то и дело погружались в обсуждение последних слухов о количестве избирателей, принимавших участие в выборах, и опросах тех, кто уже проголосовал. Почти ни у кого не было аппетита, и вскоре они вернулись в штаб, пробравшись сквозь увеличивающуюся толпу людей и пройдя за полицейские кордоны. Они чувствовали себя комфортно в своих переполненных людьми кабинетах, в которых царил жуткий беспорядок и которые вот уже целый месяц были их домом. Каждый из них устроился поудобнее и приготовился к долгому ожиданию.
Когда Биг-Бен пробил десять и ночь наконец начала вступать в свои права, по всему зданию пронесся громкий вздох облегчения.
Выборы закончились. Кабинки для голосования закрылись, и теперь ничто – ни обращения, объяснения или военные действия, ни оскорбления, ни даже вмешательство самого Всевышнего – не могло повлиять на результат. Все закончилось. Некоторые члены партии принялись пожимать друг другу руки, безмолвно выказывая уверенность и уважение друг к другу за хорошо проделанную работу. Насколько хорошо они все сделали, им предстояло узнать очень скоро.
Как и в большинство предыдущих вечеров, точно в исполнение религиозного ритуала, они обратили все свое внимание на телевизионные экраны, с которых звучал знакомый всем голос сэра Алистера Бернетта. Его уверенный, успокаивающий тон и развевающиеся серебряные волосы, подсвеченные прожекторами так, что казалось, будто его голову окружает ореол, наводили на мысли о вернувшемся из далекого прошлого Моисее. Но на несколько следующих часов Богу предстояло отойти в сторонку и занять второе место.
– Добрый вечер! Избирательная кампания закончилась, – объявил Алистер. – Всего несколько секунд назад двери тысяч кабинок для голосования по всей стране закрылись, и через сорок пять минут мы узнаем первые результаты. В самое ближайшее время мы возьмем интервью в прямом эфире у премьер-министра Генри Коллинриджа, который находится в своем избирательном округе в Уорвикшире, и у лидера оппозиции в Южном Уэльсе. Но сначала мы хотим познакомить вас с эксклюзивным репортажем, посвященным опросу уже проголосовавших избирателей, проведенному Международным институтом Харриса на выходе из ста пятидесяти трех кабинок для голосования по всей стране. Их предсказание таково…
Самый пожилой диктор из тех, что работали на новостном канале, открыл лежавший перед ним большой конверт из манильской бумаги с таким благоговением, точно там находилось его собственное свидетельство о смерти. Он достал из него большую карточку и взглянул на нее – не слишком быстро, но и не слишком медленно. Затем снова поднял глаза и посмотрел прямо в камеры, держа в напряжении тридцать миллионов своих прихожан и даже слегка поддразнивая их. Впрочем, Бернетт имел на это полное право. Через двадцать восемь лет и девять всеобщих выборов в роли телевизионного диктора он объявил, что эти будут для него последними.
– По данным телевещательной компании Ай-ти-эн, основанным на опросах проголосовавших избирателей, прогноз – подчеркиваю, это только прогноз, а не результат – таков… – Алистер снова посмотрел на карточку, чтобы убедиться, что прочитал все правильно.
Его профессионально спокойные, лишенные эмоций глаза не выдавали даже намека на то, что он чувствовал. Где-то в здании на Смит-сквер кто-то открыл шампанское, приготовившись отпраздновать победу, и звук вылетевшей пробки нарушил напряженную тишину, но никто не обратил внимания на холодную, липкую пену, пролившуюся на стол.
– …что правительство будет переизбрано минимальным большинством голосов.
Казалось, само здание содрогнулось от победного рева, смешанного с вырвавшимся наружу облегчением. Для профессионалов значение имело только то, что они одержали победу, и совсем не важно было, как ты ее получил и с каким результатом. Позже у них будет достаточно времени для трезвых размышлений на тему, какой была война, «хорошей» или не очень.
Крики радости заглушили протестующий голос сэра Алистера, который продолжал говорить, что это всего лишь предположение, а не окончательный результат, хотя и в любом случае более точный, чем предсказывал опрос общественного мнения. Экран на короткое время разделился на две части, и на нем начали беззвучно мелькать кадры – реакция лидеров партии на предварительный результат, Коллинридж кивнул, принимая новость: он слабо улыбался, но в его улыбке не было видно особого удовольствия, в то время как его соперник весь светился и кивал, создавая впечатление, что оппозиция еще не смирилась с поражением. «Это не конец», – победно произнес он одними губами. Однако продюсер не стал ждать, чтобы посмотреть, как поведут себя дальше политики, а переключил картинку на Бернетта и продолжил сообщать зрителям остальные новости выборов.
– Хрень какая-то! – орал Престон, у которого растрепались и упали на глаза волосы. – Что, черт подери, они сделали?! – Он посмотрел на останки своего первого номера и начал лихорадочно что-то писать в блокноте. «Большинство правительства зарублено», – сделал он первую попытку и тут же зачеркнул написанное. «Коллинридж протиснулся в первые ряды»… «Слишком рано что-то говорить»… Все листки отправились в мусорную корзину.
Гревилл принялся оглядываться по сторонам, рассчитывая отыскать где-нибудь помощь или вдохновение.
– Давай подождем, – сказала Мэтти. – До обнародования первых результатов осталось всего полчаса.