— Здравствуйте, Геннадий Алексеевич, — поднялся он со ступенек.
— Доброе утро. Вам-то чего не спится — курортникам?
— Солнце разбудило. Река позвала. Да и наряд на работу получить надо, — не поддержал иронического разговора Петр Иванович.
— Что ж, идемте в контору.
И они зашагали рядом. Тишина деревенского утра расступалась перед ними. Директор совхоза держал кепку в руке, подставляя солнцу и ветерку молодой буйный чуб. Петр Иванович тоже держал шляпу в руке, серебрясь на солнышке седыми висками.
Впереди показалась полузавалившаяся хатенка Марфы-монашки. Вышла во двор какая-то бабка. Петр Иванович не узнал в ней некогда знакомую ему набожную женщину. Она высыпала из подола черной юбки корм курам и, не отряхнув ни юбки, ни рук, села на изрубленную, почерневшую от времени колоду. Куры суетились вокруг, выковыривали крошки корма из провисшего до земли подола, выщипывали из трещин в ладонях. Руки у нее были черные, как земля, и сама она для кур была как земля. Но глаза, все еще живые, некогда темные, а сейчас слегка выцветшие, как юбка, как низко надвинутый на лоб темный платок, смотрели пристально и цепко.
— Здорово, Марфа Никитична, — задержался у плетня директор. — Как живешь-можешь?
— Живу, — ответила старуха. — Все живут, и я живу. Если дождями не смоет, еще поживу.
— Овраг починим, — громко пообещал директор. — Овраг твой и нашу совхозную землю пожирает. Будем укреплять — и твой огород подопрем. Поняла?
Но бабка его плохо слушала. Она вглядывалась в Петра Ивановича.
— Здравствуйте, Марфа Никитична, — вежливо кивнул Петр Иванович.'
— Громче. Она в последние годы совсем оглохла, — нормальным голосом посоветовал директор и объяснил громко: — Это Петр Иванович Звонарев. Ребят из города на картошку привез.
На лице Марфы-монашки не отразилось ничего. Все так же были скучны и цепки глаза, все так же по-монашески смиренно надвинут на лоб черный платок.
— Может, и Звонарев, — наконец сказала она. — Много на своем веку фамилий слыхала. Давно живу.
— Неприветлива ты у нас, Никитична. Шефы к нам приехали. Сейчас — раз, два — и всю картошку уберут. Ну ладно, бывай.
— До свиданья, — не глядя на старуху, кивнул Петр Иванович.
— Так и остался хромой. Не помогли, видать, тебе в городе, — неожиданно проговорила старуха им в спину.
— Что это она? — остановился директор и посмотрел назад.
Марфа-монашка сидела на колоде и смотрела себе под ноги, словно не она только что сильным скрипучим голосом сказала неожиданные слова и заставила обернуться обоих мужчин.
— Идемте, идемте, — виновато заторопил своего спутника Петр Иванович.
— Да вы вроде и не хромаете.
— Ботинок немного жмет, — сказал Петр Иванович, поймав себя на том, что старается не хромать.
— Перепутала с кем, что ли? — еще раз обернулся директор.
— С Колькой Захаровым. Мы в один год уезжали. Он ногу лечить, а я учиться. Из Колыбелки я.
— Из Колыбелки? — повторил директор весело и присвистнул. Противная была привычка у этого молодого человека во всем видеть веселое. Но тут же посерьезнел: — А я из соседнего села. Из Ямного. Не любит Марфа Никитична уехавших. Почувствовали? Между прочим, редкостная бабка. Одна на всю область осталась. Мне в нашем райздраве сказали: «Береги, нужная бабка». Травами лечит.
— Я знаю, — буркнул Петр Иванович и надел шляпу.
1 Приказ министра просвещения о добровольном участии школьников в уборке урожая очень нравился Сереже. Он заучил его наизусть. И, конечно, Сережа ни за что бы не поехал в совхоз, если бы на него не завели в школе один неожиданный документ.
Участника 5-й трудовой четверти школьников
Мой труд вливается
в труд моей республики.
С детства люби и учись трудиться.
Родина будет тобою гордиться…
Комитет комсомола школы № 108
Направляет
(фамилия, имя)_______________________________
Ученика ________ класса ______________________
в лагерь труда и отдыха ____________________
На период с ____________ по _________________
Число труд. дней ____________________________
Выполнение нормы выработки _______________
Бригадир ___________________________
(подпись)
Начальник лагеря труда и отдыха
_____________________________
(подпись)
Областной штаб ССО.
Городской комитет ВЛКСМ.
Городской отдел народного образования.
Не поехал бы и Валера Куманин, если бы не «Трудовой паспорт». Этот документ сам по себе ничего особенного не представлял, так, листочек бумажки, сложенный вдвое, на котором типографским способом напечатаны все графы и стихи. Но за этим паспортом вставало великое слово
А ее учителя собирались писать и с учетом нормы выработки, и с учетом трудодней. Не поехал убирать картошку, не получил хорошую характеристику — не поступил на мат. — мех. в Ленинградский университет, не приняли на мех. — мат. в Московский университет» Вот так!
Глава восьмаяЗинаида
Над небольшим павильончиком из стекла и бетона белела вывеска «Товары повседневного спроса». Сережа толкнул дверь и вошел. Все небольшое пространство внутри магазинчика было завалено и заставлено товарами. Около книг стоял мальчишка-семиклассник, уже известный Сереже «инженер» клубного оркестра. Он переставлял с мрачным видом книги с полки на полку, некоторые откладывал на прилавок.
Продавщица стояла в противоположном конце около игрушек. Сережа посмотрел на игрушки, встретился взглядом с синими глазами Зинаиды. Она с любопытством разглядывала нового покупателя. Сережа даже смутился.
— Покажите мне вон ту штучку, — попросил он.
Зинаида не шевельнулась. Он протягивал руку за «штучкой», которую хотел посмотреть, а она стояла и улыбалась:
— Ты чей же будешь?
— Советский, — ответил Сережа.
— Из этих, что ли, что приехали на картошку?
— Может быть.
— Что тебе показать, советский? — все еще не шевелясь и оставаясь в той же ленивой позе, спросила Зинаида. Спиной она подпирала полки, а сплетенными руками поддерживала высокую грудь. Верхняя пуговка белой полупрозрачной кофточки была не застегнута, выскользнула из петельки, и была видна гладкая загорелая шея до тесной, сдавливаемой руками ложбинки на груди.
— Бильбоке, — сказал Сережа и отвел глаза.
— Чего, чего? — опустила она руки и заинтересовалась: никакого бильбоке у нее вроде не было. — Клоуна, что ли?
Сережа зажал под мышкой коробку с игрушкой и перешел к прилавку, где копался мальчишка. Верхней в стопке лежала книга сказок.
— Мои книжки, — предупредил «инженер».
— Посмотреть-то можно?
Второй лежала детская повесть «Девочка и птицелет». Под ней «Деловая Америка».
— «Деловая Америка»? — удивился Сережа. — Еще есть?
— Нету! — вместо мальчишки ответила продавщица, переместившаяся вслед за Сережей к книгам. — Три было. Одну забрал директор совхоза, вторую… Кому же я отдала вторую? Да ты зайди сам посмотри, советский.
Сережа зашел за прилавок. «Инженер» ревниво покосился. Некоторое время они молча рылись на полках рядом, мешая друг другу.
— Слушай, — не выдержал Сережа, — зачем тебе «Деловая Америка»? Это серьезная книга по экономическим вопросам, статистика.
— Читать, — коротко ответил «инженер».
— Я понимаю, ты, конечно, читатель, — вздохнул Сережа.
«Инженер» на всякий случай пододвинул свою стопку поближе к себе. Сережа досадовал на этого упрямого деревенского мальчишку, он был уверен, что «Деловая Америка» ему не нужна. На всякий случай он все же решил не уходить раньше «инженера» из магазина. Сережа был уверен, что мальчишка понахватал слишком много книг и, когда надо будет платить, половина стопки окажется вновь на полках, может быть, и «Деловая Америка».
— «Слюни дьявола», — не веря своим глазам, прочитал Сережа. — Три экземпляра. Уму непостижимо.
Он засмеялся, прижал к себе книжку обеими руками и посмотрел на продавщицу и на «инженера» совершенно счастливыми глазами. На такую удачу Сережа просто не рассчитывал.
— Хорошая книжка? — спросил недоверчиво «инженер».
— Это же Хулио Кортасар. Хулио Кортасар, — повторил Сережа и засмеялся. — Такую книжку у нас в городе труднее купить, чем часы «Сейко» или транзистор «Сони», Это же Хулио Кортасар.
Он совершенно изменился, обнаружив редкую книгу. Он вошел строго и даже несколько заносчиво, а теперь смеялся, как мальчишка, у которого не было очков с цейсовскими затененными стеклами, за которыми так удобно прятать иронию. Сейчас ему было не до иронии. Около книг он стал на какую-то минуту доброжелательным, открытым.
— Возьму все три. Можно?
— Бери, бери, советский. Вот тут, в шкафчике, еще посмотри.
— А чем она интересная, эта книжка? — спросил «инженер».
— Ее написал аргентинец, живущий в Париже. Его весь мир читает. Антониони по нему фильм поставил, «Блоу-ап» называется. Новая проза. Рабле XX века. Понимаешь?
Сейчас Сережа готов был рассказать этому настырному мальчишке все, что знал про Хулио Кортасара. Но «инженер» не желал больше слушать. Он положил на место «Слюни дьявола» и отошел со своей стопкой к продавщице:
— Подсчитайте! Мама зайдет, заплатит.
— Разоришь ты, Колька, своих родителей, — сказала Зинаида, щелкая на счетах и перекладывая книги. — Все?
— И «Слюни дьявола», — не глядя на Сережу, сказал Колька. Так же не глядя, он подошел, забрал один из трех томиков Хулио Кортасара и добавил к стопке своих книг.
— Господи, что за имя? — удивилась продавщица и, повернув книгу тыльной стороной, прочла цену и добавила на счетах несколько костяшек. Закончив подсчет, она снова сложила руки корзиночкой и улыбчиво замерла.