— Да, весьма забавный зверек. — Тонкие губы гостя дрогнули в улыбке. — И насчет запрета на переход границы я в курсе, конечно. Как и насчет того, что кое-кто из клана Меняющих Форму имеет к вам некоторые претензии. Но это не проблема, капрал. На обороте карты есть план лабиринта с пометками на свободных входах. По нему вы легко попадете туда, куда надо. Милезов хватает везде, вы в глаза бросаться не будете. Обойдете границу снизу — и участь мешка с солониной вам не грозит.
— Стойте. — Я потер рукой вспотевший лоб. — Какой лабиринт? Где?
— Здесь. — Мужчина неопределенно развел руками. — Мы с вами сейчас как раз в одном из его ответвлений. Еще отец нынешних хозяев засыпал проходы, обезопасив себя от ненужных гостей, однако…
— Однако для меня вы один из этих проходов открыли, да? — процедил я, понимая, что деваться некуда. Или Змеи получат своего единорога, или постараются, чтобы Цербер получил мою голову в как можно более сжатые сроки. Нет, убивать меня они, конечно, не станут. У них есть свой кодекс. Но разве смерть — единственное, чего стоит бояться?
— Значит, договорились? — Гость удовлетворенно улыбнулся.
Ну да, они не только по губам читать умеют, но и по лицам тоже. А актер из меня всегда был посредственный. Я вымученно кивнул:
— Договорились.
— Вот и славно. — Змей набросил капюшон и встал. — Надеюсь, каждый из нас получит желаемое. И со своей стороны могу гарантировать — если вы достанете единорога, вашего «двойника» мы вручим вам тепленького, прямо в руки и с шелковым бантиком на шее.
— А бантик зачем?
— Чтобы рубить было легче, — хмыкнул он, берясь за ручку двери. — Удачи, капрал. Мы будем ждать вас у храма Вечного Змея, того, что наверху, столько, сколько потребуется. Главное, чтобы вы вернулись не с пустыми руками.
— Ну разумеется. А ловить эту зверюгу мне как раз голыми руками и придется? Я, если что, не бог весть какой наездник. Хоть бы инструкцию дали!
— Была бы — дали бы обязательно. — Змей ухмыльнулся. — Ну вот, к примеру, есть легенда, что единорог с невинными девушками ласковее котенка.
— Угу, — мрачно кивнул я. — Вот у меня знакомых девственниц аж полгорода!.. И каждая ждет не дождется, когда…
Я оборвал фразу, поняв, что разговариваю сам с собой. Змей исчез, даже воспоминаний не осталось.
Остались только лежащая на столе карта и осознание собственного бессилия. Какой лабиринт, какой Фирбоуэн, какие единороги? Я простой порубежник, а не имперский паладин.
Еще и девственниц им подавай!
— Пойду к Пемброуку, напьюсь напоследок, — тоскливо пробормотал я, заглянув в пустой графин из-под бражки. — Эх, госпожа, госпожа… не того вы себе спасителя выбрали!
Я поднялся. И тут же сел обратно. Девственницу, значит? А что, пожалуйста! Вон у меня в соседней комнате одна как раз в обнимку с Изюмчиком тяжелого похмелья дожидается. Из-под венца сбежала? Сбежала. Значит, невинна? Определенно. Дочь кнеса не того воспитания, чтобы до свадьбы честь терять… Ну, наш высокоградусный ужин не в счет. Это обстоятельства. И все равно ведь ничего не было!
Я довольно потер ладони, кинул в рот еще кусочек сыра и, покосившись на дрожащую от Изюмчикова храпа дверь, нахмурился. С девственницей я здорово придумал, конечно. Только где гарантия, что она сама на все согласится? Да, кнесна просила вывезти ее из Эгеса. Но это не значит, что она и дальше за мной побежит, как собачка на цепочке… И вполне возможно, что, поразмыслив, предпочтет постылого жениха сомнительному удовольствию шататься со мной сначала по каким-то лабиринтам, а после — по просторам враждебного государства. Заставить ее я не могу.
Могу только попросить.
Но в конце концов, ведь я же пошел ей навстречу, не так ли?
ГЛАВА ПЯТАЯ
Матильда
Судя по храпу, раздающемуся рядом, Шемьен этой ночью опять напился как скотина и, вместо того чтобы лечь в своей спальне, не придумал ничего лучше, кроме как заползти в мою комнату.
Стоп. Но почему тогда я не чувствую запаха перегара и у меня так болит голова?! Как же у меня болит голова…
Да еще и пить хочется.
— Элуш, — жалобно протянула я. — Элуш!
Ох, моя ж голова…
Мне под нос подсунули кружку, чья-то ладонь мягко коснулась затылка:
— Выпейте, госпожа.
Это был рассол. Но, Зеленый Отец, такого вкусного рассола я не пила никогда! Такого вкусного, освежающего, такого спасительного…
Стоп. Голос — мужской. Принадлежит не Шемьену. И храп не стих.
Не открывая глаз, я медленно повела рукой по кровати, пытаясь сообразить, где я, с кем я и вообще как тут оказалась. Укололась обо что-то острое и, тихо зашипев, отдернула руку.
— Осторожней, госпожа. — Кто-то перехватил мою ладонь в воздухе. — И скажите спасибо, что у Изюмчика уже закончился яд на иглах.
Изюмчик.
Мертвый Эгес.
Капрал Иассир.
И я, расстегивающая пуговицы камзола и обнимающая его за шею…
О Мать Рассвета! Какой позор, Мать Рассвета, какой позор!
А самое обидное, я просто не помню, что было после того, как я повисла на шее у капрала. Я помню, как рассказывала Айдену — да, точно, его зовут Айден, — что прямо здесь и сейчас буду мстить… И я даже примерно помню, в чем должна была выражаться месть! Какой позор, Мать Рассвета, какой позор!
О Вечный Змей! Неужели я действительно рассказала офицеру о Шемьене, о его проигрыше?! Как я вообще могла так поступить?!
Правда, остается вопрос, как именно «так». Я ведь действительно не помню процесс отмщения Шемьену. Вот не помню, и все. Хотя судя по тому, как я, забыв о чести, вешалась на шею офицеру, отступить в последний момент я точно не могла. Да и он вряд ли бы мне отказал, если настоящий мужчина. Значит, что-то было. Тогда почему я этого не помню?!
Но, Мать Рассвета, какой же все-таки позор! Я, урожденная кнесна де Шасвар, — и веду себя как какая-то продажная женщина!
И еще дико болит голова.
За всеми этими размышлениями до меня не сразу дошло, что капрал что-то сказал про яд. Но когда я наконец это поняла… то распахнула глаза и, подскочив на кровати, скорчилась, прижав ладони к вискам. На миг мне показалось, будто в голове что-то взорвалось, как мука во время пожара на мельнице: перед глазами все закачалось, в ушах зашумело…
— Спокойно, госпожа, спокойно. — Мне под нос опять подсунули посудину. Обоняние подсказало — все ту же, с рассолом. — Выпейте еще, и вам полегчает.
Несколько глотков — и туман перед глазами постепенно начал рассеиваться. Я даже смогла разглядеть, что рядом со мной на краю кровати сидит капрал. И смотрит встревоженно-встревоженно…
Шемьен за меня никогда так не беспокоился.
— Вот и умница, — вкрадчиво проворковал милез. — А теперь еще глоток.
Он так обо мне печется… Что же было этой ночью, что я ничего не помню?!
Я покорно отхлебнула из подсунутой кружки, пытаясь привести мысли в порядок. Ничего не добилась, события не вспомнились. Плохо дело. Очень плохо. Смогла лишь рассмотреть помещение, где нахожусь: крошечная комнатка, в которой помещались лишь кровать да расставленные по всем четырем углам магические прозрачно-голубые шары на подставках, служащие источником света.
А ведь трактир этот, в Мертвом Эгесе, совершенно не бедствует, раз может себе такое позволить. Стоимость одного светильника равна полугодовому доходу какой-нибудь крестьянской семьи в Шасваре.
Не бедствуют Пемброук с Дуном, совсем не бедствуют.
— Гр-р? — Мне в бок ткнулся мягкий холодный нос. Я повернулась… И поняла, что вчера действительно выпила слишком много.
Иначе объяснить, как в моей постели могло оказаться это… это… даже назвать не могу, что именно, я не в состоянии.
Уж не знаю, кем были предки зверя, но это чудовище могло легко посоревноваться с кархулами. Огромные глазищи, острые иглы-стилеты вместо шерсти и пасть от уха до уха. Ну и, конечно, размер с теленка.
И это создание провело всю ночь со мной в одной постели?!
Стоп. Если оно спало здесь, значит, с капралом ничего не было?
Ф-фух, мне сразу как-то полегчало.
— Гр-р? — Изюмчик снова ткнул меня носом под локоть.
Первым порывом было оттолкнуть его, но я покосилась на острые зубы и жалобно поинтересовалась у капрала:
— Что он от меня хочет?
— Доброты и ласки. — На лице полукровки не отразилось ни единой эмоции.
— В смысле? — поперхнулась я.
Неужели все-таки что-то было?!
Если господин Иассир и догадался о моих сумбурных мыслях, то виду не подал:
— Погладьте его, просто погладьте.
А у меня уже и мысли дурные полезли…
— Он же колючий!
— По носу, госпожа де Шасвар, — тоскливо вздохнул офицер и, подавая пример, сам коснулся ладонью шершавого носа Изюмчика.
Чудовище блаженно всхлипнуло и, томно прикрыв блюдца глаз, сонным тюфяком расползлось по кровати, навалившись на меня горячим боком. При этом оно как-то сложило иголки, так что те оказались плотно прижатыми к телу, подобно панцирю, и совершенно не кололись. Представляю, что бы было, если бы он этого не сделал. Да меня бы как бабочку нанизало!
А его нос оказался мокрым и на ощупь напоминал клочок бархата.
— Изюмчик! — громыхнул из-за двери незнакомый мужской голос.
«Ручной зверек» Пемброука меж тем окончательно расслабился и на собственное имя не реагировал.
— Изюмчик, твою дивизию! Где ты шляешься, обалдуй?
Один глаз медленно приоткрылся, обвел взором комнату и снова закрылся.
— Изюмчик, скотина этакая! — За стеной оглушительно что-то громыхнуло, послышались шаги, а в следующий момент в дверь несколько раз ударили кулаком: — Айден, не притворяйся, я знаю, что ты не спишь!
— Так сам ведь не даешь, — кисло отозвался капрал.
— Еще бы! — Дверь наконец отворилась, и на пороге появился тот, кого я до этого видела «висящим»… Точнее, спящим. — Тебе Изюмчик на глаза не попадался?.. Понятно, кто бы сомневался.
Теперь я получила полную возможность рассмотреть Дуна. Он мог бы показаться красивым — молодой, крепко сложенный парень, высокий, мускулистый, кареглазый… Мог бы. Но у меня перед глазами все еще стояла вчерашняя картина: как этот самый парень, чуть свесив голову, спал, словно приклеенный к спине другого юноши — такого же высокого, такого же мускулистого… Два тела. И одна спина.