и оно включало в себя положительные выводы и понимание того, что она обладает самоценностью. Вначале положительные заключения обозначались весьма осторожно, было совершенно понятно, что Джессика очень удивляется, слыша из собственных уст такое описание себя. По мере того как наша беседа разворачивалась, заключения о том, что она обладает самоценностью, стали гораздо прочнее и твёрже. Это обозначило первый шаг перестройки идентичности Джессики.
После того как мы пересмотрели вклад соседки в жизнь Джессики, наш разговор повернул к повествованию о встречном движении, а именно о том, что Джессика внесла в жизнь соседки. Сама идея о том, что она, маленькая девочка, пережившая такую сильную травму, могла внести вклад в чью-то жизнь, оказалась для Джессики удивительной. Ей всегда казалось, что она — пассивный реципиент того, что соседка давала ей, что в этих отношениях Джессика сама была всего лишь пассажиром. В силу этого глубоко укоренившегося одностороннего описания отношений с соседкой, для меня оказалось необходимым с помощью вопросов простроить систему опор, которая позволила бы Джессике сформулировать и присвоить знания о вкладе, внесённом ею в жизнь соседки. Эта система опор была выстроена с помощью следующих вопросов:
• Приняли ли вы приглашение соседки присоединиться к ней в занятиях, которые, очевидно, были для неё очень важны, — к вязанию и шитью? Или вы отказали ей в этом предложении?
• Когда она вам сделала это предложение, присоединились ли вы к ней, открылись ли вы этому столь ценному для соседки интересу, или продолжали оставаться закрытой?
• Присоединяясь, открываясь таким образом, проявляли ли вы уважение, почтение, признавали ли вы, что она делится с вами чем-то очень ценным для неё, или ваш отклик обесценивал её занятия?
• Как вам кажется, что чувствовала соседка в тот момент, когда вы открыто и с уважением решили разделить с ней интерес к вязанию и шитью? Что это значило для неё?
• Есть ли у вас какие-нибудь соображения о том, что это уважительное отношение могло внести в её жизнь?
• Как могла измениться её жизнь вследствие вашей открытости и отзывчивости?
Отвечая на эти вопросы, Джессика начала разрабатывать историю вклада, который она внесла в жизнь соседки. При этом она испытывала восторг, но также и много других сильных чувств. Временами в процессе беседы она плакала и не могла найти слов.
Развитие истории о вкладе Джессики в жизнь соседки обеспечило основания для вопросов, побуждавших её к дальнейшей рефлексии. На этот раз вопросы были о том, каким образом отклик Джессики мог повлиять на переживания соседки, её представление о себе и своих жизненных целях; как этот отклик мог подтвердить и укрепить ощущение соседки, что её ценности и цели важны для других людей; как он мог обогатить её понимание смысла собственной жизни.
• Как, по вашему мнению, это всё могло повлиять на представление соседки о том, ради чего она живёт?
• Может быть, это укрепило её чувство причастности неким важным жизненным ценностям?
• Если так, то как вам кажется, что это могли бы быть за ценности?
• Как это могло бы повлиять на представление соседки о том, что в жизни важно?
• Как вы думаете, изменилось ли каким-нибудь образом её представление о себе и своей жизни из-за того, что она была знакома с вами и общалась с вами таким образом?
Джессику очень глубоко затронули эти и другие подобные вопросы, и на этом этапе нашей беседы она много плакала. Идея, что, возможно, она внесла особый вклад в жизнь соседки и в её представление о себе, захватила Джессику, переполнила её чувствами. До этого она предполагала, что её отношения с соседкой — явление одностороннее. Последствия осознания того, что это могли быть двусторонние отношения, стали для Джессики потрясением: «Я думала, что я всем мешаю жить! Кто бы мог подумать, что семилетняя девочка могла внести какой-то вклад, могла дать что-то хорошее другим? Когда мы сейчас об этом разговаривали, я чувствовала, что со мной происходит что-то странное. Я не знаю, о чем это все, но думаю, это оттого, что в первый раз за всю жизнь я чувствую уважение к той маленькой девочке, которой я была».
Месяцы спустя, когда мы пересматривали ход наших встреч, Джессика отметила, что эта первая терапевтическая беседа была поворотной точкой в её жизни. Тот разговор позволил ей переосмыслить многие аспекты своей жизни, увидеть то, чего она раньше не замечала. Теперь Джессика смогла понять: многое в жизни она делала под влиянием соседки, и как в своё время соседка помогла ей, так и она помогала другим. В частности, она разыскивала женщин, пострадавших в детстве от насилия, чтобы помочь им. Таким образом она воздавала должное соседке. Эта беседа оказалась поворотным моментом в жизни Джессики, в результате крайне негативные заключения о себе постепенно развеялись и были заменены положительными выводами. С этого момента Джессика всё больше освобождалась от негативных представлений о себе и своей жизни, которые переполняли её раньше, всё меньше зависела от них.
Снова сказать «здравствуй»
Сколько бы раз я ни являлся свидетелем подобных драматических поворотных моментов в терапевтических беседах, я не перестаю удивляться тому, к каким существенным изменением могут привести правильно сформулированные и заданные в нужное время вопросы. Что же определило форму вопросов, которые я задал Джессике? В существенной степени они были выстроены в соответствии с картой, которую я называю «карта беседы восстановления участия». Эта карта была разработана на основе моих бесед с людьми, переживающими горе и утрату, я расскажу эту историю немного подробнее.
1988 году я опубликовал статью, которая называлась «Снова сказать "здравствуй"». Включение утраченных отношений в разрешение горя». В этой статье я рассказал о методе работы, созданном мной в ходе бесед с людьми, переживавшими го, что тогда обозначалось как «отсроченная реакция горя», или «патологическая скорбь». Большинство из них прежде уже подвергались длительной интенсивной терапии, основанной на общепринятых представлениях о том, как переживается горе. Эти идеи в большинстве своём опирались на метафору «прощания», и основной целью работы было принятие утраты любимого человека и формирование у него желания начать новую, отделённую от любимого, жизнь.
На первых встречах с этими людьми мне было совершенно ясно, что они уже очень много потеряли. Было очевидно, что они потеряли не только любимого, но и существенную часть себя. Мне даже не приходилось расспрашивать их об этом, люди сами подробно рассказывали о последствиях утраты, о том, как появлялось чувство опустошённости, отчаяния и никчёмности.
Мне также было ясно, что в подобных обстоятельствах любое консультирование, ориентированное на нормативную модель, которая выделяет стадии процесса переживания горя в соответствии с метафорой прощания, лишь дополнительно усложнит ситуацию, усугубит переживание пустоты, изоляции, отчаяния и никчёмности. Восстановление утраченных отношений представляется гораздо более приемлемой целью, нежели дальнейшее побуждение людей отказаться от этих отношений, уничтожить их. Мои исследования метафоры «снова сказать "здравствуй"» в терапии основывались именно на этом соображении.
Руководствуясь этой метафорой, я сформулировал и стал использовать в работе вопросы, которые, как я надеялся, откроют в подобных обстоятельствах для людей возможность восстановить отношения с умершим любимым человеком. Результаты поразили меня — вопросы способствовали эффективному избавлению от чувства пустоты и изоляции, никчёмности и отчаяния — и я решил продолжить исследование этой метафоры. Я ожидал, что более полное понимание происходящих процессов даст мне возможность более эффективно помогать людям изменить позицию по отношению к смерти любимого человека — и это изменение позиции принесёт искомое облегчение.
В статье «Снова сказать "здравствуй"» я очертил некоторые категории вопросов, которые казались особенно эффективными и способствовали повторному восстановлению связи с утраченными отношениями в процессе исцеления от горя. Именно такие вопросы я задавал Джессике, когда предлагал ей посмотреть на себя глазами соседки, подумать, в чем состоит вклад соседки в её жизнь и что соседка ценила в ней.
В статью были также включены категории вопросов, побуждающих людей:
• исследовать реальные и возможные последствия предпочитаемого представления о себе и отношения к себе в повседневной жизни;
• обдумать, каким образом такое понимание может быть восстановлено и распространено среди людей, с которыми человек общается, изучить возможности привлечения таких людей[18];
• размышлять о том, каким образом это предпочитаемое представление о себе может задать направление дальнейшей жизни.
В дополнение к этому в статье рассматривался вклад, который обратившийся за помощью человек когда-то внёс в жизнь умершего любимого, и вопрос о том, как этот вклад мог повлиять на представление о себе человека, который умер. После завершения статьи я более полно разработал этот аспект терапевтической беседы. Иллюстрацией могут послужить вопросы, которые я задавал Джессике, предлагая ей поразмыслить о том, каким образом отношения с соседкой могли повлиять на представление последней о себе, на то, как соседка воспринимала смысл собственной жизни, как эти отношения могли подтверждать и укреплять её ценности и каким образом они могли обогатить её понимание того, что важно в жизни.
Смысл бесед, направленных на восстановление участия
В дальнейших исследованиях метафоры «снова сказать "здравствуй"» и после прочтения работ Барбары Майерхоф (Myerhoff, 1982, 1986), антрополога и культуролога, я начал называть терапевтические беседы, сосредоточенные на исцелении от переживания горя, «беседами, направленными на восстановление участия». В четвёртой главе я даю краткое описание работы Майерхоф в сообществе престарелых евреев в Венисе, пригрооде Лос-Анджелеса. В этой работе она вводит метафору «восстановления участия» (