– Интересно, – задумчиво протянула Лео в последний перед началом экспериментов вечер. – Вот оглядываемся назад, всех великих ученых с их открытиями можно пересчитать. И сразу понятно: вот эти – список – великие. А как они себя ощущали, когда делали эти открытия? Тоже знали, что вот оно, великое, вошло в их жизнь?
– Вряд ли.
Я попытался себе представить, как пивовар Прескотт Джоуль проснулся с утра, обнял жену, хорошо позавтракал, вышел из дома, потянулся, посмотрел на небо и изрек: «Пойду-ка открою закон сохранения энергии. Пора, товарищи!»
– Может, и не будет у нас никаких открытий, – отозвался Виктор.
– Нет, так не получится. Загадочное явление уже есть, объяснять его так или иначе придется. А когда объясняешь загадку – формулируешь открытие, – Райли многозначительно задрал нос. – Так что нам осталось только выбрать, кто из нас станет великим.
– Посмертно, – тихо сказал я.
– Посмертно, – уверенно поддержал Райли. – Потому что при жизни великость открытия мы вряд ли осознаем, только потомки и смогут оценить всю мощь наших умов.
– Не ту профессию я выбрала, – взгрустнула Лео. – В нашей реальности великие – одни физики.
– Это еще почему? – возмутился я. – Гельмгольц и Майер были врачами.
– Значит, у нас с Акихиро огромные возможности, – обрадовался Виктор. – Надо правильно донести потомкам, как оценивать мощь.
Лаборатория состояла из двух комнат, разделенных стеной с ударопрочной металлической дверью. В основное помещение, похоже, стащили все приборы, какие только удалось найти в институте. На консолях вдоль стен и под потолком в совершенно неожиданных местах были развешаны различные фотодатчики и лазерные излучатели. По покрытому крупной плиткой полу змеились провода, местами уложенные в коробы, а местами просто скрепленные пластиковыми стяжками. Все оставшееся пространство стен было занято приборами, часть которых я даже не смог определить. Из знакомого здесь были осциллографы, частично подключенные непосредственно к датчикам, а частично – к ящикам непонятного вида, несколько анализаторов спектра электромагнитных и звуковых волн, излучатели высокочастотных колебаний. Зачем-то – рефрактометры и спектрометры. Где у меня собирались искать спектры, я решительно не понимал.
Данные со всей аппаратуры сбрасывались на центральный компьютер, расположенный во второй комнате. К нему были подключены мониторы, на которые выводились таблицы, графики и какие-то трехмерные визуализации. Напротив двери стоял небольшой диван, рядом с ним ютился круглый журнальный столик.
С лабораторией я познакомился вечером, а уже на следующее утро меня вызвали на инструктаж.
– Мы поставим на тебя датчики. Будем измерять температуру, сердцебиение, давление, насыщенность крови кислородом, нейронную активность, – сообщил Виктор. – При появлении признаков начала распада постараемся максимально оттянуть момент ввода препаратов. Определенный риск в этом есть. Но ты постараешься сам справиться, верно?
– Верно, – кивнул я.
Интересно, датчики увидят, как у меня трясутся поджилки? Пальцы на руках были ледяные, и я схватился за спасительную горячую чашку чая, которую мне сунула Лео. Смотрела она сочувственно, так что, видимо, мое состояние не осталось незамеченным. Надо срочно взять себя в руки, пока мы все тут не расплакались и не разошлись.
– Ты должен будешь попытаться повторить то, что сделал при заезде китайской лаборатории. Что ты, кстати, делал, давай еще раз обсудим. – Райли сидел с диктофоном, рядом с ним стояла камера для записи видео.
– Я пытался услышать и увидеть, что происходит за стеной. Поставьте какую-нибудь преграду и запустите за ней «Поймай меня, если сможешь». Лучше первый, не ремейки. Загляну посмотреть.
– Ты слышал, как мы с тобой говорили в тот раз?
– Да, слышал.
– Тогда делаем так. Ты сходишь за экран, но будешь следить за тем, что мы говорим. Если говорим, что надо возвращаться, возвращаешься. Мы тянем до последнего и вводим лекарства. Ясно?
– Ясно.
Райли отошел к мониторам. Я держался за спасительную чашку, отвернувшись к окну, чтобы никто не увидел моего лица.
– Я не дам им тебя убить, – уверенно пообещала Лео. – Все будет хорошо.
Все будет хорошо. Да.
– Мы готовы, – Райли кивнул на дверь в лабораторию. – Иди, мышка, сыр ждет.
Светильники в лаборатории были приглушены, излучая неяркий рассеянный свет. Все мониторы выводились наружу, туда, где оставался Эванс с командой, а внутри были лишь приборы. Среди них я разглядел портативный лидар, похожий на тот, что использовался на космофлоте. Вчера он мне на глаза не попался. Но сегодня я почему-то отнесся к лидару с нежностью, положил руку на шероховатую поверхность. Надо бы ему имя какое-то дать.
Посреди помещения соорудили пластиковый непрозрачный экран. Я встал в нескольких метрах перед ним. Глубоко вздохнул. Мне очень надо посмотреть, что там, с другой стороны. Очень! Ведь рано или поздно это поможет нам вернуться к нормальной жизни. Я потянулся. Экран становился ближе, еще, еще. Я коснулся его, я проникал внутрь, в каждую пору пластика, я охватывал его собой, поглощал. А потом увидел стоящего за экраном резинового зайца. Кажется, у меня в детстве была похожая игрушка. Я замер. Потом подался чуть вперед и коснулся его.
Истерично запищал браслет на моей руке и одновременно из динамиков раздался голос Эванса.
– Возвращайся. Срочно!
Я коснулся зайца еще раз. Я хотел посмотреть, что у него внутри.
– Алексей! – Голос Лео был выше привычного на пару тональностей.
– Возвращайся! – крикнул Райли.
Пищал браслет.
Я отпустил зайца.
Столько оборудования вокруг. Ящички, что там внутри? Сложная электроника? Пружины, противовесы, гироскопы? Или они вообще фальшивка – нет тут никакого оборудования? Можно демонически рассмеяться. Сейчас, сейчас сделаю это…
– Алексей, вернись назад! – Голос Райли обрел твердость. Он приказывал. Приказывал мне.
Я вернулся через экран. Что же там справа за черной поверхностью самой большой штуковины в этой комнате? Ведь я могу посмотреть туда тоже. Вообще, я могу посмотреть куда захочу.
– Алексей, вернись назад, – повторил Райли.
Я еще отступил. Я колебался. Браслет пищал. Это раздражало. Что там, за черной поверхностью?
– Алексей, вернись назад!
Да боже мой! Я разозлился. И вернулся. Увидел комнату своими глазами. Услышал звук браслета своими ушами. Надо срочно успокоиться, иначе не миновать транквилизаторов. Я сделал глубокий вдох, мир вокруг пошел кругом. Я закрыл глаза. Все хорошо, все отлично. Я весь целиком в себе. Сейчас надо успокоиться. Я дышу, я глубоко дышу. Сейчас все будет в порядке. Все хорошо.
Я стоял зажмурившись. Щелкнул замок двери. Кто-то вошел. Я дышал и не открывал глаза. Браслет стал пищать медленнее, тише, и вот затих. Я сделал еще несколько глубоких вдохов, открыл глаза и тут же получил звонкую затрещину.
– Не смей так делать никогда! – Голос Лео дрожал. – Когда тебе говорят вернуться, ты должен вернуться! Немедленно!
Я моргнул, и мир растворился вокруг.
Глава четвертая
Ненавижу этот процесс – приходить в себя после потери сознания. Успеваешь привыкнуть к уютной темноте, в которой не надо ничего: ни геройствовать, ни принимать решения. Она, как кокон, защищает от всех бед, баюкает в своих недрах. Но нет, приходит реальность. И ты перед ней абсолютно беззащитный, одинокий, потерянный.
Я ожидал увидеть медицинский блок, но оказался на диване в лаборатории. При этом все пялились в мониторы, и никто моим состоянием не интересовался. Гады. Я заставил себя встать. В стороны вело конкретно, но до пульта я добрался.
– Ничего! – Райли стукнул кулаком по панели. – Такое происходит, и ни один прибор ничего не уловил! Как это вообще возможно?
– Сила нечистая, значит, – пробормотал я. – Зовите священника и астрологов.
– Грохнешься сейчас опять. – Виктор мельком бросил на меня взгляд и снова уткнулся в экран.
Вообще отлично.
– А полечить меня не надо, а? Может, таблеточку, укольчик?
Тут все заржали.
– Лео тебя полечила уже, вроде помогло, вон, почти не фонишь, – во весь рот улыбнулся Эванс. – Полежи, док говорит, скоро само все пройдет.
Лео в комнате не было. Однако.
– Что значит «не фонишь»? – Я поустойчивее оперся о приборную панель.
– Смотри, – Райли открыл видеозапись.
Мое движение к панели и потом к зайцу выглядело так же, как в истории с посещением китайцев. А вот когда я пошел назад, начались чудеса. За панелью мои «дорожки» разветвились: одна нехотя, медленно двигалась назад, вторая примерно с такой же скоростью – в направлении большого черного ящика, который меня так заинтересовал. На каждый окрик Райли дорожки замирали, а потом продолжали движение.
На последнем окрике дорожки резко побежали назад и схлопнулись на том месте, где я стоял. Вокруг меня появился какой-то ореол, как будто тело завибрировало. Ореол потихоньку сошел на нет, перестал пищать браслет, в кадре появилась Лео. И отвесила мне оплеуху. Вот тут «фон» исчез совсем.
– Давление еще упало, – сообщил Виктор. – Поэтому и ты упал. А остальные показатели в норме. Сейчас, судя по монитору, давление восстанавливается. Полежи немножко, и все будет хорошо.
– Чертовы приборы не нашли ничего. Ни-че-го. Вообще! – Райли был сильно раздосадован, снова прокручивая информацию на втором мониторе.
– А приборы-то были? – подозрительно поинтересовался я. – Когда находился за экраном, мне показалось, что там все ненастоящее.
– Показалось, – отрезал Райли. – Док велел тебе полежать. Иди. Полежи.
Ладно. Кто я, чтобы спорить? Слегка придерживаясь за мебель, я дошел до дивана. Постоял. И пошел дальше к выходу. Отколоть, что ли, номер, заглянуть за стены, где там Лео, а? Но мне было слишком хреново. До гостиной я шел так долго, как будто она была в соседней вселенной. Кружилась голова, и периодически накатывала тошнота. Но я дошел.