— Ох, рука! Ох, рученька моя! Ох, батюшки Господи, крови та сколько! — запричитала Дива Юльевна, очень некрасиво, по простонародному, охая — Ох, убили меня! Убили! Врача мне зовите! — Дива Юльевна раскрыла бронекокон киберброни. Насчет крови Дива Юльевна не приврала — видимо её посекло осколками брони. Правая рука темнела несколькими рваными ранами, но больше всего пострадало её лицо — левая щека висела лохмотьями, как будто о неё кошка годами когти точила. В красном месиве виднелась удивительно белая кость скулы. У дуэньи был шок, но все же открывать бронекокон в бою, трудно объяснимая глупость. Катарина развернулась и начала поливать все вокруг потоком пуль из своей «мясорубки», закрывая своим кибером Диву Юльевну, и крича чтобы она закрыла бронестворки. Она не видела, как Дива Юльевна резко дернулась, и от неё полетели ошметки мяса. Сразу несколько стрелков из напавшей на них банды увидели свой шанс, и не упустили его. Дива Юльевна задохнулась на полуслове, и повисла на ремнях. Под её левым глазом появилась крохотная дырочка, из которой, по безупречной фарфоровой коже, покатилась капля крови, оставляя за собой красную дорожку. Катарина обернулась, и ей показалось что дуэнья жива, и сейчас плачет кровавыми слезами, с мольбой смотря на хозяйку. Катарина даже немного приблизила лицо Дивы Юльевны. Такое знакомое лицо, сейчас, все в крови, стало пугающим, отталкивающим. Катарина отвернулась от неприятного зрелища. И только через несколько секунд поняла, что противный писк, который она слышит в ушах — сигнал о пустом боезапасе. Катарине больше нечем было стрелять. Еще несколько томительных секунд она смотрела на пустые окна в издевательски ярких стенах. Ни одной тени, ни одного больше выстрела. Крысы попрятались. Она развернулась, и быстрым шагом пошла прочь.
— Грузимся и уезжаем — прозвучал голос Семена Марковича — Ваше место в передней ячейке для киберов, моя госпожа.
Быть представителем великой семьи — большое бремя. Низкие люди будут смотреть на тебя, и все что ты делаешь, будет ими оценено. И, если они подумают, что ты недостойна, что ты такая же как они — значит твоя власть над ними дрогнет. Ты всегда должна быть уверена в своих поступках. Потому что неуверенность — признак страха. А страх — порок слабых. Ты должна быть горда. Потому что гордость — признак превосходства. А ты превосходишь их. Ты должна быть спокойна, и даже твоя злость должна быть холодной — иначе ты покажешь, что не можешь управлять даже собой. И главное — никогда не показывай, что тебе больно. Боль для тех кто уязвим.
Эти, и еще десятки похожих фраз, Катарина слышала с самого детства. Но что делать если тебе больно, что делать когда слезы льются из глаз, а вместо слов из горла рвутся рыдания?
Делать то, что нужно, но молча.
— Я прошу вашего великодушия за свою глупость, но я не понимаю что же нам делать дальше — зашептал в наушниках Семен Маркович. Катарина проверила — говорит по приват связи. Подчеркнуто вежлив, даже наедине. Плохой знак. Катарина отключила свой микрофон, и попыталась сказать свое имя, но разрыдалась.
— Видите ли, я полагаю, что если мы выедем обратно на большую магистраль, то окажемся под обстрелом минометов с СЖК Баланс. Если мы откроем свое инкогнито, то их хаусмейстеры продадут нас одной из Московских семей.
Катарина начала глубоко и часто дышать. Рыдания наконец отступили. Она громко и четко повторила несколько раз фразу «Патриаршая дорога». И только потом включила микрофон.
— Патриаршая дорога — голосом в котором, как ей самой казалось, не угадывались слезы, сказала Катарина, и тут же отключила микрофон.
— Соболезную вашей утрате — тут же отозвался Семен Маркович. И умудрился сделать это одновременно ядовитым, но и очень сочувствующим тоном. Старый, подлый придворный лицедей. Но и про дело он не забывал, уже через несколько секунд на общем тактическом дисплее высветился новый маршрут. По нему им надо было вернуться до того места, где они свернули с большой трассы, и продолжить путь по центральной автостраде до отмеченной золотым крестом прямоугольника. Пандус на который можно въехать лишь слугам Патриархата. Он вел на «Патриаршую».
«Патриаршая дорога», построенная почти сто лет назад — большая эстакада, покрывающая Москву как мифическое подземное «метро» Безбожных Веков. Вознесенная на бетонных опорах на десятки метров вверх, одетая десятиметровой железобетонной броней — она была мощным козырем в руках Патриарха. По ней он мог быстро перебросить свою гвардию в любое место, и явить гнев божий даже через неспокойные и недружественные районы. А то, что такие районы могут быть серьезным препятствием, Катарина успела убедится лично.
— Внимание, СЖК Баланс на связи — сказал Семен Маркович. Катарина включила микрофон, и привычным, отработанным тоном начала — Я Катарина, урожденная Сибур, признанная дочь Губернатора Нижнего Новгорода… — длинный титул выходил из неё привычно надменно. Она слегка запнулась, когда начала перечислять титулы мужа. Дива Юльевна бы заставила её об этом пожалеть, едко высмеивая её забывчивость, и заставляя повторить сложное место раз десять. При мысли о дуэнье у Катарины навернулись на глаза слезы и дрогнул голос. До въезда на «Патриаршую дорогу» оставалось всего три с половиной километра. Они уже ехали по магистрали, прямо под минометами ЖК Баланс, и по ним никто не стрелял.
— Я помню вашего мужа — неожиданно сказал старческий голос в наушниках. Он был до жути похож на голос Семена Марковича, возможно из-за похожих механизмов синтезирования. Но интонации были совсем другие. Заискивающие, но наглые. Типичные интонации городского главы. Видимо с ней говорил один из хаусмейстеров СЖК Баланс. Как же Катарина их ненавидела.
— Он был очень добр с нами, насколько можно быть добрым для такого человека, как он. — Продолжал тем временем голос в наушниках. — Надеюсь однажды наш СЖК сможет отплатить ему так, как он того заслуживает. Он с вами? — последняя фраза была грубоватой. Но Катарина проглотила её молча. Она сегодня не в том настроении, чтобы учить вежливости каждое встречное быдло. Про мужа она знала точно только то, что он был жив утром. Он позвонил ей сразу после смерти своего «дяди».
«Милая, сиди во дворце там безопасно» — сказал он, и она, как дура, сидела. «Я соберу друзей, мы не допустим беспорядков! Не бойся, город я держу в кулаке!» — надо было плюнуть в экран и бежать на квадракоптере в Нижний Новгород, к дяде. Но она, как хорошая жена, сказала «Конечно, Джамарз. Умоляю, береги себя!». А Дива Юльевна одобрительно кивнула. И теперь она мертва, а Катарина понятия не имеет где её муж. Судя потому, как он «держит город в кулаке», друзья не оправдали надежд. Но если бы он попал к врагам, то его уже бы освежевали в прямом эфире. Значит хаусмайстер тоже не знает где Джамарз.
— Он со мной, разумеется — быстро ответила Катарина. СЖК Баланс силен, богат, и имеет вес среди семей Москвы. Но прямое нападение на одну из самых древнейших семей будет… Неподобающе. Одно дело внутрисемейные разборки благородных людей, совсем другое если одного из наследников великих семей убьет, пусть и зажиточная, но чернь… Заболевших бешенством собак стреляют, как бы их не любили. СЖК не посмеет снова открыть огонь.
— Вот как? — насмешливо ответил хаусмайстер — Тогда я бы хотел лично выразить ему своё почтение. Немедленно! — Последнее слово прозвучало как приказ. На языке светских бесед, полном полутонов и намеков, такой тон означал только одно. Объявление войны.
— Конечно — легко согласилась Катарина, только пошлю слуг разбудить его.
— Вот как?! — Катарина понимала что хаусмайстер Баланса желает ей зла, но сейчас он, явно радовался. Катарину учили распознавать эмоции по голосу, и сейчас, она была готова поклясться на иконе Великого Страстотерпца, её собеседник радовался искренне. Почему? — Кстати, как вам платье что мы подарили вам в прошлом году? Часто одеваете?
Врать не имело смысла, наверняка чернь смотрит все видео с её выходами в свет. А тот ужас что ей преподнесли, она едва не велела порвать на тряпки в тот же день. Наверняка так и осталось в её гардеробе. Скорее всего это платье вместе с остальными осталось в грузовике который пришлось бросить.
— Ну вы же понимаете, я не могу появляться дважды в одном и том же… — начала Катарина, и внезапно поняла что собеседник не представился. Это было намеренным оскорблением. Точнее, Катарина могла это воспринять, как намеренное оскорбление. А намеренное оскорбление представителя богоносного сословия, это согласно конституции, означает конфискацию имущества и смерть даже для полноправного гражданина.
— Моя жена потратила на создание этого платье семь месяцев. Очень старалась. И это, согласно любому человеку, у кого есть хоть намек на чувство прекрасного, было произведение искусства. Жаль, что вы не оценили. Остановите машины, мы вам не верим, и считаем что вы удерживаете нашего господина, Первого Викария Патриарха Московского и Всея Руси, Джамарза… — Катарина не стала слушать дальше, и переключилась на Семена Марковича.
— Приготовьтесь, думаю сейчас они будут стрелять!
— Как же так вышло, моя блистательная госпожа — Семен Маркович сказал это трудно передаваемым тоном… Как будто Катарина только что жидко обделалась прямо ему в бронекокон.
После первого залпа, грузовик вильнул в сторону. В СЖК сидели не дураки, и немедленно перешли на беглый огонь. По приказу Семена Марковича грузовик то наращивал, то сбрасывал скорость, отчаянно виляя по широкой магистрали. Но уже через три выстрела они попали в «вилку». Минометная мина разорвалась впереди, и чуть позади грузовика. Это значило, что сейчас система наведения очень быстро внесет поправки, и следующая 152 миллиметровая мина упадет прямо на грузовик.
— В сторону! — закричала Катарина неизвестно кому. Не один из каналов связи в её кибере в этот момент уже не был включен. К счастью, водитель грузовика понимал ситуацию не хуже неё. Он резко повернул в сторону, почти не снижая скорости. Впереди, на бетонном покрытии