– Ну, знаешь, ты просто феномен. Стоит только с девчонками заговорить, они сразу про тебя спрашивают: кто, да откуда, да познакомь.
– Это они чтобы разговор поддержать, – отвечал Гейдар, – а на самом деле все только с тобой болтают.
– Эх ты, простота, женщин ты не знаешь. Они на красоту, как осы на сироп, кидаются, а ты у нас горный орёл и танцуешь как бог.
– Можно подумать, что ты не орёл, – беззлобно отбивался Гейдар.
– Ну не Квазимодо, но до твоих достоинств мне далеко. Белёс и мелковат. Моя сила в слове, а, как говаривал один мой знакомый, большой дока в женских делах, женщины любят ушами. Вот я и треплюсь: «Откуда такие красотки взялись тут у фонтана? Вы, случайно, не Любовь Орлова? Девушка, вам никто не говорил, что у вас самые красивые ноги на фестивале?» И, знаешь, бьёт без промаха. Ведутся и глупенькие, и умненькие, и красотки, и дурнушки. А ты рядом с девчонками стоишь гордый и неприступный, как Эльбрус. Вот они тебя поштурмуют, поштурмуют, а потом опять ко мне, грешному, спускаются.
– Да нужны они мне! – отвечал Гейдар почти искренне, хотя в глубине души немного завидовал своему лёгкому в общении другу. – Понимаешь, у нас не принято общаться с девушками. Школа у нас сельская, раздельного обучения, как в городе, не было, но мы всё равно с девчонками не общались.
– А они с вами?
– Они тем более. В селе строго обычаи соблюдаются. Девушки у нас строгие. Как только девчонка немного подросла, ей уже нельзя к парням подходить, а тем более наедине оставаться. Вот я и не привык.
– Ну и дела! Просто монастырь какой-то. Я бы у вас со скуки помер, – возмущался Сашка, кривя свои по-детски пухлые губы. – Но ты, Гейдарка, не дрейфь, если вместе служить будем, я из тебя покорителя дамских сердец вмиг сделаю. А пока пойдём вон на тех барышнях потренируемся, – говорил он, уже улыбаясь кому-то в толпе.
Гейдару ничего не оставалось, как пробираться за другом, чтобы молча постоять в стайке стреляющих глазами москвичек или юных провинциалок, приехавших на фестиваль покорять мир.
Фестивальные дни пролетели быстро, как утренний сон, оставив в душе ощущение праздника и собственной значимости. С этим чувством и приехали друзья в часть. Все выпускники учебной роты уже были направлены по новому месту службы. Теперь дошла очередь до артистов – так запросто их окрестил сопровождавший их капитан Хоменко, тоже заметно отдохнувший и повеселевший за время фестиваля. Ещё в поезде он предрекал друзьям легкую службу в музыкальной роте.
– Наверняка предложат. Вы молодцы, а я рекомендацию дам. Там и строевой нет, и жизнь веселее. Уж не знаю, как Александр, а тебе, Гейдар, прямая дорога в ансамбль песни и пляски Советской армии. Так что в Москве ты будешь бывать чаще, чем у себя на родине, если вообще туда будет время съездить, – разглагольствовал капитан, не обращая внимания на помрачневшего Гейдара.
– Это не для меня, я не могу мать бросить, – потупившись, ответил Гейдар.
– Чудак человек, что ты, так и будешь за мамкин подол держаться? – не унимался капитан.
– Товарищ капитан, по их горским законам нельзя родителей бросать, – вступился за друга Сашка. – Я понял, что для горцев соблюдение своих законов превыше всего.
– Да, в Чечне нет ничего важнее адата – свода законов наших предков. Отец, вернее, отчим у меня был не чеченец – черкес, к тому же коммунист. Адата он не придерживался, но уважение к старшим и забота о родителях – разве это не общий закон для всех людей?
– А отец что, матери не опора?
– Он погиб в прошлом году. Мать одна осталась. – Заметив вопросительный взгляд капитана, добавил: – Он был инвалидом войны. Потом директором школы. Погиб, спасая людей из рейсового автобуса, который сползал в пропасть.
– Так отец у тебя герой, а я думаю, почему тебя из Чечни призвали? Все чеченские новобранцы в армию из Киргизии или Казахстана прибывают. Значит, не всех Сталин депортировал. Слыхал, Хрущёв издал указ о возвращении депортированных народов, списав депортацию на перегибы культа личности?
– Не слыхал, – ответил Гейдар без всяких эмоций. – У нас никого не сослали, так как и родни ни у матери, ни у отца практически не осталось.
– А что так? Кавказец без родни – что стул без ножки.
– У матери всё село оползнем с гор снесло, а у отца самые близкие погибли на войне, а остальные далеко. Поэтому мне не на кого мать бросить. Да и что об этом говорить, кто нас в Москве видел, чтобы в ансамбль приглашать?
– Как знать, как знать, но моё мнение, что танцор ты от бога. Не зарывай талант в землю. В армии не получится – на гражданке иди в ансамбль, радуй людей своим талантом.
Уже в части выяснилось, что чутьё капитана не подвело. Действительно, на Гейдара пришло предписание направить его служить в музыкальную роту в Подмосковье.
– Ты, Уламов, просто нарасхват, – сказал командир части. – То запрос пришёл на шофёра первого класса. Посмотрели, а, кроме тебя, у нас никого нет. Теперь вот в музыкальную часть требуют. Просто незаменимый человек. А сам-то ты чего хочешь?
– Готов служить Советскому Союзу, где прикажут, но хочу быть водителем. После армии буду поступать в автодорожный институт.
– Вот тут ты, солдат, прав, – поддержал его командир, – мужское решение. Зачем мужику по сцене перед публикой скакать? Он рождается на свет для серьёзного дела. Но вот что мне с приказом о музроте делать?
– А вы пошлите Сергеева. Он хороший музыкант. Может в духовом оркестре ударником быть.
– Точно, пошлю его, а спросят, почему не танцора прислал, – скажу, что ты ногу травмировал, а там уж и забудется.
Сашка был в полном восторге от направления в музроту.
– Ну, Гейдарка, я твой вечный должник. Это ты у нас на все руки мастер, а я ни кем, кроме музыканта, быть не хочу. Жаль с тобой расставаться, правильный ты парень. Таких друзей поискать, но земля круглая, может, когда и встретимся. – И, сунув в руки друга бумажку со своим московским адресом, побежал собирать вещмешок.
Глава 2. Первая любовь
Гейдара направили служить в соседнюю часть, в которой недавно появился новый командир – полковник Воронов, которому был нужен личный водитель. Поговаривали, что полковник до этого служил за границей в Венгрии и принимал участие в подавлении венгерского восстания, вспыхнувшего вскоре после двадцатого съезда. Ходили слухи, что полковник, отличившийся в этих военных действиях, уже шёл на повышение и должен был получить очередное звание, но что-то пошло не так. Его отозвали из Венгрии и отправили служить в Горьковский военный округ.
Часть стояла в красивом лесу, отгороженная от мира кирпичным забором, за которым располагались две пятиэтажные казармы, выкрашенные в унылый серый цвет, двухэтажный дом для семей офицеров, солдатская столовая, клуб, хозяйственные постройки, ангары для военной техники и большой плац для строевой подготовки. Территория части была просторной и чистой, но удивительно неуютной. «Пустынно, как у нас в селе, только вместо гор лес вокруг», – подумал Гейдар, пересекая двор части и направляясь в сопровождении дежурного на приём к полковнику. Полковник – светловолосый подтянутый человек со шрамом от ожога на правой скуле – встретил Гейдара строго и сдержанно:
– Доложи, кто и откуда, какой водительский стаж и хорошо ли знаешь машину?
– Рядовой Уламов из села Боевое, из-под Грозного, чеченец, окончил среднюю школу в 1956 году. Опыт вождения четыре года, из них восемь месяцев имею права водителя первого класса. Машину типа ГАЗ знаю хорошо, могу сам отремонтировать, – по-военному отрапортовал Гейдар.
– Почему в документах национальность – черкес?
– Национальность записана по отчиму Уламову, но мать и отец у меня чеченцы.
– Что, отчим заставил записаться черкесом?
– Нет, он не заставлял. Так они с матерью решили, мне же было всё равно.
– Почему теперь не всё равно?
– Не хочу предавать память предков.
– Так, понятно. Теперь второй вопрос. Откуда у тебя, вчерашнего выпускника школы, такой стаж вождения?
– У отчима была машина, и мы её вместе водили. Потом год после школы возил председателя сельсовета.
– Родной отец погиб?
– Да, под оползнем в горах, мне всего месяц был, так что я его не помню. Меня усыновил отчим, он воевал, потерял во время войны ноги и одну руку. Был директором школы в нашем селе. Ему отдали старый ГАЗ, и мы с ним её восстановили.
– Как же он без тебя теперь управляется?
– Он тоже погиб год назад, спасая в горах людей.
По просьбе полковника Гейдар вкратце рассказал, как погиб Руслан.
– Геройский у тебя был отчим. Земля ему пухом, но и ты тоже не робкого десятка, раз, рискуя собой, помог людям. На тебя, похоже, можно положиться. Принимай моего «козла». День даю на техосмотр – и сразу в дорогу. Послезавтра совещание в округе. Поедем, а пока дневальный отведёт тебя в казарму. Размещайся.
Когда Гейдар, лихо развернувшись, стоял уже на пороге, полковник спросил вдогонку:
– Рядовой Уламов, постой, мне докладывали, что ты и на фестивале молодёжи в Москве был, это правда?
– Так точно, – отчеканил Гейдар, – был.
– Вот и славно. На политзанятиях расскажешь бойцам, что там было на фестивале. Ты-то что там делал?
– Танцевал лезгинку, товарищ полковник.
– Понятно, на то ты и кавказец. На ноябрьские праздники станцуешь. Передам завклубом, а пока – на службу. Запомни, лени и разгильдяйства не потерплю. Шагом марш!
Гейдар был приятно удивлён, когда узнал, что его разместили не в общей солдатской казарме, а в небольшой комнате, где стояло всего шесть кроватей.
– Размещайся, – сказал дневальный, – здесь расквартирована хозрота. Живёт писарь, связист, завклубом и два повара, – поведал ему дневальный. – Везёт халявщикам, и тебе, парень, повезло. Мало кто так в армии устраивается. Полковник сказал, что негоже тебе с утра до вечера строевой заниматься. Будешь не высыпаться и, чего доброго, машину разобьёшь.
Вечером, познако