Какие-то тактические и временные моменты, сплачивающие казахов вместе, конечно, находились. В конце 1980-х годов такими моментами были протесты против назначения первым секретарем ЦК Компартии Казахстана Геннадия Колбина — русского, не знающего казахского языка и вообще переброшенного в Казахстан с Ульяновского обкома КПСС; а также движение за закрытие испытательного ядерного полигона в Семипалатинской области. Но потом Колбина сменил Нурсултан Назарбаев, полигон закрыли — эти сплачивающие моменты отпали.
Других же не просматривалось. Казахстан не мог быть такой сплачивающей ценностью, поскольку в нем жили не только одни казахи, а еще целый список национальностей, многие из которых были в республике старожилами, пользовались уважением и авторитетом. Отнять у них Казахстан и отдать только казахам означало посеять раскол и противостояние в республике, острую межнациональную вражду. И без того в 1990-е годы начался сильный отток населения, главным образом русского, образованного и квалифицированного, заменить которое казахами тогда было невозможно. Нурсултан Назарбаев это прекрасно понимал и потому говорил о казахстанцах — сообществе граждан независимого Казахстана всех национальностей. Он даже создал Ассамблею народа Казахстана, специально для политического представительства интересов различных национальных меньшинств с правом выбора депутатов Мажилиса Парламента Казахстана. Тормозились и другие требования со стороны казахских нацпатов, вроде скорейшего введения казахского языка в качестве общеобязательного, перевода его с кириллицы на латиницу. Потребовалось более 20 лет, чтобы казахский язык действительно стал языком государства и госслужбы, хотя Казахстан так и не избавился от русско-казахского двуязычия, а за латиницу взялись только в последние годы, да и то местами скандальным образом. Это также делалось в качестве уступок нацменьшинствам с целью недопущения обострения межнациональных отношений. Назарбаеву удалось избежать возникновения острой межнациональной вражды, чреватой серьезными проблемами и потрясениями, но, надо отметить, дорогой ценой: у казахов была отнята наиболее очевидная ценность для национального сплочения — собственное национальное государство.
Между тем, задача сплочения казахской нации стояла остро. В ней было несколько линий внутреннего размежевания. Во-первых, между казахскоговорящими и русскоговорящими казахами, то есть между аульными «нағыз»-казахами и городскими «шала»-казахами, которые резко отличались уровнем благосостояния, уровнем образования, бытовыми привычками и мировоззрением. Проблема «шала»-казахов долго обсуждалась, и на эту тему была книга Жумабая Жакупова[65], правда, теперь почти вышла из сферы общественного внимания. Все же политика насаждения казахского языка как государственного и обязательного для госслужбы дала свои плоды и подняла уровень владения казахским языком в городах, в том числе и среди неказахского населения. Но пропасть между аульными и городскими казахами, в особенности жителями Астаны (Нур-Султана), так ликвидирована и не была. Более того, в последние годы она только углублялась. К примеру, средний доход жителя сельской местности в Казахстане составлял в 2019 году около 40 тысяч тенге в месяц, тогда как в столице в среднем 308 тысяч тенге, а среди работников финансового сектора — 1815 тысяч тенге. Во-вторых, размежевание по жузам, племенам и родам. Казахский национализм приветствовал бурное развитие интереса к корням и родословной (шежире), однако же побочным результатом этого интереса стало некоторое возрождение межплеменной розни. Она таится в недрах казахского общества, словно огонь в толще торфяника, готовая в любой подходящий момент взорвать казахское общество изнутри. Сама по себе она вряд ли станет причиной раскола и вражды, но в подходящих условиях политического и социально-экономического кризиса, вне всякого сомнения, станет мощным инструментом для размежевания, противостояния и сведения счетов. Стоит отметить, что и перед коллективизацией разделение казахов по родам вызывало их разобщение. В инструкции по производству обследования летнего расположения и путей кочевания казахского населения, которую в 1927 году выпустил ЦСУ КАССР, об этом говорилось прямо: «Построение организационных планов статистических обследований должно считаться с этой особенностью общественного строя казакского населения, тем более что обычно население, хорошо зная и достаточно охотно освещая жизнь и хозяйственную деятельность сородичей, хотя и живущих на весьма далеком расстоянии, одновременно уклоняется от показаний о других родовых группах, хотя бы и соседних по местоположению»[66]. Хороший пример того, что разделение по племенам и родам не объединяло, а разобщало казахов. Возрождение этого деления, почти стертого за годы советской власти, также возрождало и это разобщение, то есть разрушало казахскую нацию.
Так что ситуация, в сущности, была и есть на грани катастрофы. Причин и поводов для раздоров было и есть предостаточно, а вот причин и поводов для единения было и есть исчезающе мало.
Для решения этой проблемы единства казахской нации была призвана история. Крупный исследователь европейского национализма Бенедикт Андерсон показал, что национальная история является тем средством, которое нацию скрепляет. В ней отражается национальная судьба и характер, преемственность поколений, желательно с глубокой древности, формулируются претензии на право обладания определенной территорией, на определенную политическую и культурную роль. Именно история соединяет нацию в единое целое и объединяет людей, к этой нации относящихся[67]. Казахский национализм ради создания казахской нации как национально-политической основы Казахстана должен был создать и национальную историю казахов.
Но тут возник целый ряд серьезных проблем, попытки решения которых и привели к возникновению мифа о «казгеноциде». Первая проблема состояла в том, что хотя историю отдельных племен, ныне входящих в состав казахов, можно проследить с довольно давних пор, появление собственно казахов — объединения кочевых степных племен — произошло довольно поздно, в XV веке, на развалинах Золотой Орды. Вторая проблема состояла в том, что почти всю свою историю казахские племена и межплеменные объединения (жузы) жили обособленно и не слишком дружно, а периоды казахского политического единства, когда все эти племена подчинялись какому-то одному хану, были сравнительно кратковременными. Третья проблема, пожалуй, самая серьезная, состояла в том, что государственное устройство оказалось данным казахам извне. Ханская власть безраздельно принадлежала Чингизидам, наследникам ханов Золотой Орды и последовавших за ней государств, чей род төре был обособлен от других казахских родов. Кроме того, с первой половины XVIII века, после тяжелого поражения от джунгар, Младший и Средний жузы приняли русское подданство и начался длительный период, когда казахи жили под русской властью. Из 600 лет существования казахов, по конец XX века, чуть менее половины этого времени казахи прожили в зависимости от другой, внешней для себя власти.
Да что там русское подданство казахов! Они свою автономную республику не создали сами, а получили от Совнаркома РСФСР, который учредил ее декретом от 26 августа 1920 года. Впоследствии, в декабре 1936 года, КазАССР была преобразована в Казахскую ССР решением VIII Чрезвычайного Съезда Советов СССР, вместе с принятием новой Конституции СССР. Законодательный орган этой союзной советской республики — Верховный Совет Казахской ССР в 1991 году принимал решение о провозглашении независимости Казахстана. Иными словами, казахи получили готовое государство и им оставалось лишь подписать бумагу о провозглашении независимости. Да и то они это сделали самыми последними из всех союзных республик. Когда об этом факте напоминают казахским нацпатам, они только угрюмо отмалчиваются. Оно и понятно: сказать тут нечего.
Эти проблемы, конечно, пытались решить. Например, делались попытки удревнения тюркской истории, так, чтобы можно было представить казахов наследниками тюркских или прототюркских народов головокружительной древности. Особенно много этим занимался известный казахский писатель Олжас Сулейменов. Также, к примеру, делались многочисленные попытки «национализирования» Чингисхана и доказательств того, что он на самом деле был казахом, в чем особенно отличился Калибек Данияров. Делались попытки сделать историю казахо-джунгарских войн основой для казахской национальной истории, для чего в казахской историографии была написана история Анракайской битвы, якобы произошедшей в декабре 1729 — январе 1730 года, с участием отрядов от всех трех жузов и под командованием хана Абулхаира, в которой казахи нанесли поражение джунгарам. Якобы произошедшей — потому, что ни одного прямого документального подтверждения этой битве найдено и представлено не было. Эта битва должна была идеологически символизировать мощь и единство казахов, но ее история имела очень шаткие доказательства, допускавшие сильные сомнения в ее подлинности. Ограничимся лишь некоторыми примерами, чтобы в эту побочную тему не входить подробно.
Так что все это мало что давало, поскольку эти попытки создать древнюю и славную историю казахов не только не были приняты за пределами Казахстана, но и зачастую отвергались и осмеивались в самом Казахстане. Задач по сплочению казахской нации они не решали. Более или менее реалистичный взгляд на казахскую историю показывал нечто совсем другое, чем то, что хотели бы утвердить идеологи казахского национал-патриотизма: казахские племена и роды все время своей истории жили врозь, управлялись иноземными правителями и подолгу жили в государствах, не ими созданных. Да и свое нынешнее независимое государство с его обширной территорией казахи получили лишь по милости советской власти и лично тов. Сталина.
Все это казахам, в том числе и самым рьяным казахским национал-патриотам, прекрасно известно. Но любое напоминание об этом неизменно приводит их в состояние истерики и глубокой обиды. Вполне очевидно, что такие факты просто убийственны для национального мировоззрения. Согласимся, что непросто быть представителем народа-неумехи, не способного печь протопить каменным углем, о чем вспоминает Камаш Бегимов