— Кого бы ни обидели в лесу, — обидели меня! — щелкнула клювом сова и снова закрыла свои янтарные глаза.
Может, она потому не захотела заступиться за мальчика, что он отнял у нее добычу? Сова охотится и на мышей, и на мелких птиц.
Любопытный бельчонок, свесив голову с ветки, прислушивался к разговору, и щенок обратился к нему:
— Ну, а ты, рыженький? Почему бы тебе не заступиться за мальчика? Ведь тебе он не сделал зла!
Бельчонок, смутившись, закрыл пушистым хвостом мордочку. За него ответила белка:
— Кого бы ни обидели в лесу, — обидели меня!
Может, она это сказала потому, что любит орехи, а Витя искалечил ореховый куст?
Кого же еще спросить? Лося страшно — вдруг забодает! Глухари глуховаты, ужи скользкие, а зайцы трусливые.
В отчаянье щенок бросился к лисе.
— Прошу вас, хитрейшая, скажите слово в защиту мальчика. Ведь вам лично он не сделал зла!
Но и лисица ответила так же, как другие:
— Кого бы ни обидели в лесу, — обидели меня!
Заяц грызет кору осины, клест клюет семена ели. Кто обидел осину, тот обидел зайца, кто обидел ель, тот обидел клеста!
Кто обидел орешник, тот обидел белку, кто обидел чернику, тот обидел лису. Лисица охотится за тетеревом; тетерев летом кормится черникой; черника, спутник ели, чувствует себя как дома в тенистом бору.
Ягода дает имя лесу. Ученые говорят: ельник — черничник.
Все в лесу — от зеленой ветки и черной бусины ягоды до птицы и зверя — связано между собой.
Пусть щенок не знал этих лесных законов, но и он понял, что здесь защитника Вити ему не найти.
Перед самым дубом на кустике рябины одиноко сидела птица в черной бархатной шапочке, с желтой манишкой на груди.
Трепеща крылышками, она поднялась в воздух и стала кружить над поляной, пронзительно крича:
— Пятеро малышей остались сиротами! Я требую справедливости!
Это был горемычный папа-синица, главный истец.
Но истцом был и вырванный с корнем куст черники, и покалеченный орешник, и лягушка с перебитой лапой, и муравьи из разоренного муравейника.
Десятки голосов повторили вслед за птицей:
— Мы требуем справедливости!
Лесной старейшина молчал, его помрачневшая листва казалась лиловой. Тяжелые тучи закрыли небо. Надвигалась гроза.
Зашатались от ветра деревья, заметались кусты, затрепетали травы. Птицы, сорвавшись с ветвей, носились над поляной, словно огромные черные стрелы.
Ослепительная молния прорезала небо, и щенок, зажмурясь, припал к земле. А она содрогнулась от грохота.
То ли это ударил гром, то ли разгневанный лес вынес свой приговор…
Бабушка огорчилась, когда Витя, вернувшись из лесу, отказался обедать.
— Сейчас мне не хочется. Потом.
— Как же это так? Гулял, гулял, да аппетита не нагулял! Подожди, я схожу в магазин, куплю тебе чего-нибудь вкусненького!
Бабушка обещала скоро вернуться, но разразилась гроза. От ударов грома звенели стекла, дребезжала в буфете посуда. Вите было тоскливо и одиноко.
Гроза прошла, а бабушка все еще не приходила. Даже щенка нет, — с ним было бы веселее. Когда же бродяга вернется домой?
Витя распахнул окно настежь и увидел летящего голубя.
Некоторые поселковые мальчишки держали голубей, но их голуби умели всего-навсего летать по кругу. А у этого
дикаря что-то белело в лапках, будто он нес письмо. Странно!
И совсем странным показалось Вите, что лесной дикий голубь не боялся человека, а летел прямо к нему.
Над головой мальчика прошелестели сизые крылья, и таинственная записка, которую нес голубь, упала на пол.
Это была не бумага, а свернутая в трубочку береста. Витя торопливо развернул ее и прочел:
«Ты обидел лес. Попробуй без него обойтись. Что ты потерял — узнаешь, когда пробьет двенадцать часов!»
Никакой подписи. Письмо скрепляла алая ягодка земляники, похожая на сургучную печать.
— Какая чушь!
Витя сердито швырнул бересту под стол. Откуда ребята пронюхали про то, что случилось в лесу? Ловкачи, даже дикого голубя выдрессировали! Интересно, кто это его разыгрывает: Мишка, Юрка или Олег?
Узнать можно было по почерку. Витя снова подобрал с пола белую трубочку и вздрогнул.
Неужели он в первый раз ошибся? Неужели вместо обычных для бересты черных черточек ему почудились буквы, а из букв сложились слова? Перед ним был самый обыкновенный кусочек бересты.
Бом! — глухо ударили стенные часы.
Их стрелки — большая и маленькая — соединились на цифре двенадцать.
Теперь Витя уже не сомневался в том, что его разыгрывают. Бьет двенадцать, а разве он что-нибудь потерял, хотя в загадочном письме было написано… Да, было, было! Но куда же девались буквы и земляничка-печать?
Витя подбежал к окну, чтоб на свету рассмотреть бересту.
Бом! Бом! — били стенные часы.
И старое дерево за окном в такт закачало ветвями. Земля вокруг ствола треснула, трещины потянулись в стороны, как лучи.
Дерево медленно отрясало землю со своих корней, похожих на узловатые ступни. А потом, протянув ветку-руку, вытащило из забора жердь и, опираясь на нее, как на посох, тяжело зашагало по дорожке. Тень волочилась сзади, точно черный дырявый шлейф.
Бом! Бом! — били часы.
Дерево величаво склонило вершину, оно прощалось с домом. И дом, огорченно захлопав ставнями, отвесил дереву низкий поклон.
Витю очень сильно тряхнуло. Он налетел на стол, потом его отбросило к шкафу, от шкафа к дивану.
И тут началось…
Не только во дворе, но и в комнате происходило что-то странное.
Выбросив белый фонтан опилок, рассыпался стол, развалился шкаф, стулья, брыкаясь, как жеребята, стали выпрыгивать в окно.
Разбилось зеркало, с которого сползла деревянная рама, рухнул ставший безногим диван.
Хлопая страницами, как птицы крыльями, улетали папины книги, мамины альбомы, Витины учебники, тетрадки и дневник.
Шахматные короли и шахматные королевы проскакали верхом перед строем пешек, выстроившихся на последний парад. Белый король ехал верхом на белом коне, черный король на вороном.
Бом! — в последний раз пробили часы, и футляр их лопнул, как скорлупа спелого каштана.
Так вот какое наказание присудил Вите лес!
Все лесное его сторонилось, вещи, сделанные из лесных материалов, или убегали, или рассыпались, стоило Вите к ним прикоснуться, даже просто взглянуть на них!
Теперь Витя понял, как много он потерял.
Где новенькие лыжи, подаренные папой? Выскользнув в окно, они, как по снежным сугробам, мчатся по облакам!
Где самокат, где выпиленная из фанеры модель самолета, где деревянная кровать, на которой он, Витя, спал?
Как же он осенью пойдет в школу без учебников, без тетрадок, без пенала, без ручки, от которой осталось одно стальное перо!
А что скажет мама? Оказывается, искусственный шелк делают из древесины, и мамины красивые платья полопались, словно радужные мыльные пузыри!
Но, может быть, все это ему только снится?
Витя потер глаза, ущипнул себя за нос, похлопал по бокам. И сразу же из его карманов, словно рой разноцветных бабочек, выпорхнули спичечные этикетки.
Лишиться коллекции, которой завидовали все поселковые мальчишки! Ну нет!
Витя подпрыгнул, пытаясь поймать этикетки. И как только ноги мальчика соскользнули с коера на половицу, под ним с грохотом провалился пол…
А спустя полчаса к дому примчался сбежавший из леса щенок. Ему не пришлось подлезать в подворотню: исчезла калитка, исчез забор.
Шерсть у щенка встала дыбом: он не узнавал знакомого двора. Вместо скамейки — на дорожке четыре дырки, огромная лужа там, где раньше стояла бочка с водой, огромная яма там, где раньше росло дерево.
Садовая яблонька осталась, но ее облепили отвратительные волосатые гусеницы.
— Теперь я тебя съем! — злорадно шипела гусеница, подползая к румяному яблочку. — Улетели твои защитники птицы! И я тебя съем!
Бедное яблочко в ужасе попятилось. Хвостик оторвался от ветки, и яблочко покатилось вниз.
Бац! Бац! Бац! — ударяясь о землю, падали с яблони яблоки.
— Есть тут кто-нибудь живой? — пролаял щенок.
Из пустой оконницы выглянула кошка. Кошачья привязанность к дому не позволила ей покинуть эти развалины.
— Что случилось? — кинулся к кошке щенок, — Где наш мальчик?
— Зачем мне вспоминать о том, кто плохо со мной обращался? — промяукала кошка. — Если он тебе нужен, ищи его сам!
Пришлось щенку вести розыск по следу.
Понюхав землю, щенок перебежал улицу. Опять понюхал, свернул направо, потом налево, потом еще раз налево и остановился перед поселковым кино.
Сторожить дом, который развалился, не было смысла. Но, прежде чем войти в магазин, надо было обдумать, что сказать бабушке. Как объяснить ей, почему развалился дом?
В раздумье Витя прислонился к водосточной трубе неподалеку от старика, который внимательно рассматривал витрину.
Так что же придумать, чтоб бабушка поверила? Ура! Он скажет, что дом развалила гроза!
— Сынок, — окликнул Витю старик, — будь добр, глянь: есть ли товар на витрине? Первый раз поглядел— вроде стояли баночки. А сейчас — точно в глазах помутнение — ни одной не разгляжу!
Да, минуту назад Витя сам видел, что здесь были выставлены и маринованные маслята, и связки сухих белых грибов, и варенье малиновое, и варенье черничное, и варенье брусничное… А сейчас витрина была пуста.
— Спросите кого-нибудь другого, я дальнозоркий, — пробормотал Витя, торопливо заворачивая за угол.
Свидание с бабушкой отменялось. Тому, кто поссорился с лесом, не стоило заходить в магазин! Но куда деться? Что, если пойти на дневной сеанс в кино?
Здание каменное, на стул можно не садиться, а постоять на половике в проходе. Плохо, что билеты бумажные. Древесину, из которой делают бумагу, дает людям лес…
Но возле кино Витя встретил приятеля Борю, и все устроилось.