Оставалась последняя надежда на телефон. Аппарат из пластмассы, монетка металлическая. Про то, что будка из дерева, Витя забыл.
Конечно, для Сергея Николаевича это будет неприятная новость: почему именно в его школе появился заколдованный ученик?
Так пусть он скорей, пока не узнало роно, расколдует Витю. Если Сергей Николаевич не сможет этого сделать, тогда все пропало! Витю уже не расколдует никто.
За дверью будки тревожно залаял щенок, но мальчик не обернулся. В аппарате звякнуло: его соединили, сейчас он будет говорить.
— Мне нужно Сергея Нико-о-ооо…
У Вити перехватило дыхание. Куда девалась телефонная будка? Он стоял под открытым небом. И самое ужасное: грозно нахмурив брови, к нему приближался милиционер.
— Все фокусничаете? Казенное имущество портите? Давайте пройдемтесь, составим на ваши фокусы протокол.
Рука милиционера легла на плечо Вити. Однако юркий мальчишка вырвался. Еще минута, и он был бы далеко!
Но из-за угла показалась груженная дровами подвода. Рядом с лошадью задумчиво шагал возчик, держа вожжи в руках.
Подвода загородила беглецам дорогу. Щенок проскочил между колесами, а Витя с разбегу ударился об угол подводы и упал.
Но разве могла раздавить деревянная подвода того, кто поссорился с лесом? Она превратилась в пыль, и ноги лошади, освободившейся от груза, стали на радостях подплясывать сами собой.
— Эй! Не балуй! Чего расплясалась, старая кляча? — натянул вожжи возчик.
Он не подозревал, что творится у него за спиной. По улице, соблюдая прежнюю дистанцию, катились лишь четыре металлических обруча от колес.
Три поваренка онемели от удивления. Девушка всплеснула руками, и ее туфли упали в сумку почтальона. Кепка у маляра сползла на затылок. Заведующий меховым магазином дрожащими руками протирал очки.
Одна дворничиха не забыла про Витю. Дворников, как ты сам знаешь, ничем не удивить.
— Начальник! — сказала она милиционеру. — Мне фокусами глаза не замутишь. Будем заворачивать, начальник, вон на тот двор.
На дворе между двумя кленами хозяйки натянули веревки, развесили для просушки белье, одеяла, ковры.
Первым прошмыгнул под веревками щенок. За ним, спасаясь от дворничихи, успел прошмыгнуть Витя.
А дворничиха не успела. Клены разбежались в разные стороны, веревки лопнули, и все, что на них было развешано, свалилось на дворничиху, накрыв ее с головой.
Дворничиха выбыла из игры, но милиционер не выбыл. Он упорно преследовал Витю, который, как заяц, метался по двору.
Это был большой и веселый двор. Малыши пекли из песка пироги, ребята постарше играли в мяч. Две девочки, одна с розовым бантом, другая с голубым, качались на деревянных качелях, взлетая под облака.
Бедные! Как они вскрикнули, когда доска выскользнула у них из-под ног.
Два банта, розовый и голубой, промелькнули в воздухе, словно два огромных мотылька…
Счастье, что подскочивший милиционер правой рукой успел подхватить ту, что с розовым бантом, а левой ту, что с голубым.
Так он и стоял, держа на руках двух девочек, а к нему со всех сторон бежали жильцы.
— Ура! — плясали вокруг милиционера мальчишки.
— Какая силища! Скажите, вы мастер спорта? — спрашивали его мужчины.
— Голубчик, — обнимали его матери, — вы спасли наших детей!
Толпа окружила милиционера, который глазами тщетно искал Витю: мальчика уже и след простыл.
— Теперь мы спасены! — сказал Витя щенку, когда они выбрались на проселочную дорогу. — Милиционеру нас уже не догнать!
Но выглядели беглецы жалко. Щенок хромал, подметая языком дорожную пыль. У его хозяина хохол был мокрый от пота.
В изнеможении Витя прислонился к телеграфному столбу. И что же? Даже телеграфный столб не пожелал быть его соседом!
У столба выросли крохотные ручки, которыми он вывинтил электрическую лампочку. Опустившись в землю по шею, столб положил лампочку на дорогу.
Потом подал знак, покачав проводами, и вместе с ним провалились под землю все остальные столбы.
Авария на линии! Телеграфная связь прервана. Вечером не будет электрического света ни на шоссе, ни в домах!
— Нет, так продолжаться больше не может! — схватился за голову Витя. — Я иду в лес, я должен объясниться с ним!
Раньше дорога была простой и короткой. Через поле спуститься тропинкой к речке, где на песке загорают ребята, где сидят с удочками молчаливые рыбаки.
А потом по деревянному мосту перейти на другой берег — крутой и высокий. Там и растет лес.
Но деревянный мост не станет служить тому, кто поссорился с лесом. Вите и щенку пришлось переправляться через речку вплавь.
Когда они вылезли на берег, вода с них стекала ручьями. Щенок шумно отряхнулся, мальчик выжал рубашку и взбил хохол.
— Уважаемый лес! — встав в позу, торжественно произнес Витя. — Право же, я не нарочно! Выслушайте меня, наш дорогой зеленый друг!
Но лес не считал Витю своим другом и не хотел его слушать, не хотел с ним знаться.
Первыми тронулись в путь пионерки-березки и пионерки-осинки. За ними плавно, как девушки в хороводе, проплыли елочки. Зашумели ветвями, запели прощальную песню сосны и дубы.
Напрасно скулил щенок, напрасно просил Витя, протягивая к деревьям руки:
— Не уходите! Не надо! Я больше не буду!
Лес уходил. Лес не верил его словам. Улетали птицы, убегали звери. Никто не захотел остаться: ни цветы, ни грибы, ни шишки, ни пни.
От Витиных ног зеленой волной отхлынула трава.
Мальчик оглянулся, и ему стало страшно. Ни дерева, ни куста, ни травинки. Пустыня…
Только две тени — его да щенка — чернели на голой, сожженной солнцем земле.
Но вот на землю упала третья тень.
По пустыне шла девочка с ведерком в руках и листом папоротника за ухом.
— Мальчик! — сказала она звонко и нежно, как поют птицы. — Ты не знаешь, мальчик, почему от нас ушел лес?
«Лесовичка!» — узнал девочку Витя. Так прозвали дочь лесника ребята, потому что она первой приносила в школу лесные новости: когда задымил орешник, когда прилетели пеночки, когда из норы вышел барсук.
Витя с ней был мало знаком, она училась в другом классе. Но сегодня ему хотелось поговорить с Лесовичкой. Вот кто сможет его расколдовать!
— Почему ушел лес? Все из-за меня! — честно признался Витя. — Это я поссорился с ним.
И Витя рассказал девочке свою необычайную историю.
— Значит, больше не прилетит к нам весной соловушка? — тихо спросила девочка.
Витя помотал головой.
— И больше я не услышу, как лес шумит?
Витя помотал головой.
— И больше я не увижу, как распускаются березки?
Длинные девочкины ресницы заморгали. Витя ждал, что она сейчас заплачет, но Лесовичка сдержалась.
— Эх, ты! Даже березки мне не оставил! А что будешь делать сам?
— Не знаю. Здесь мне нельзя оставаться. Я все развалю, всем напорчу. Наверно, уеду куда-нибудь!
— А на чем ты поедешь? На лодке — утонешь. На железной дороге будет крушение: шпалы под рельсами деревянные.
— Тогда на самолете!
— Ну, и в другом месте напортишь. Некуда тебе ехать. Раз ты поссорился с лесом, — ты поссорился с людьми.
Девочка встала, и Витя низко-низко опустил голову. Вот и Лесовичка уходит, не хочет водиться с ним.
Но девочка не ушла. Вынув из ведра металлический совок, она присела на корточки и стала копать землю.
Щенок смотрел, смотрел на ее работу и тоже стал рыть землю. Только, конечно, лапами, а не совком.
— Что ты там делаешь? — робко спросил девочку Витя.
— Я тоже хочу сажать, да боюсь… Помоги мне расколдоваться!
— Некогда сейчас расколдовываться! — отрезала девочка. — Надо полить лунки, а то лес не вырастет. А ну, заколдованный, бери ведро и ступай к реке за водой!
Спускаясь по косогору, Витя услышал тревожные гудки.
— Сажусь на ме-е-ель! — уныло басил пароход.
А работяга буксир, еще недавно тащивший тяжелую баржу, печально гудел в ответ пароходу:
— Уже сижу на мели, уже сижу-у-у!
Пока на берегу рос лес, река была полноводной; ушел лес, и река обмелела — ушла из нее вода.
Витя с трудом разыскал под корягой яму, где можно было наполнить ведро. Ему пришлось перешагивать через рыб, которые корчились на песке, судорожно двигая плавниками.
Рыб было так много, что дно высохшей реки казалось серебряным. И все рыбы смотрели на Витю своими стеклянными глазами, словно спрашивая:
«Мальчик! За что ты нас погубил?»
А с другого берега несся жалобный шелест стеблей пшеницы.
— Мальчик, за что ты меня погубил? — плакалось пшеничное поле. — Теперь меня сожжет засуха, меня засыплют пески!
Желтое море песков подступило к пшеничному полю. И пески все росли, и пески все ползли вперед, как живые. Их гнал ветер. Ведь больше не было леса, который встает зеленой стеной наперерез ветру, а корнями усмиряет пески.
И ветер радовался, что нет леса, и ветер не хотел, чтоб он вырос.
Ветер по пятам гнался за Витей и шептал:
— Мальчик! Мне жаль тебя. Как не стыдно заставлять маленького тащить такое тяжелое ведро! Вылей из него воду! А Лесовичке ты скажешь, что в реке не нашлось воды…
Конечно, ведро было тяжелое. Хотя Витя менял руки, но и правое плечо устало, и левое устало, даже затылок и тот устал!
Конечно, можно было сказать, что от реки не осталось и лужи. Если Лесовичка захочет проверить, ей уже не набрать ведра!
Но Витя шел мириться. А мириться всегда надо честно: кого бы ты ни обидел — человека или лес.
— Отстань от меня, шептун! — буркнул Витя и потащил дальше свое тяжелое ведро.
Пески затопили и тот берег, по которому шел Витя. Мальчик тонул в них по колено. Горячий ветер обжигал его лицо, и, мучаясь от жажды, Витя стал все чаще и чаще посматривать на ведро.
Там заманчиво поблескивала вода. От нее пахло свежестью. Вите казалось, что на свете нет ничего вкуснее этой простой воды.