рели чересчур медленно. Пепел, который эйнзацгруппы (мобильные мотоподразделения) длинными полосами рассыпали вдоль дорог, упорно не уходили в землю; черные ленты скорбно вились по зазеленевшим лугам. Кальтенбруннер предлагал «ускоренные методы» – взрывать целыми лагерями, топить баржами, пока еще есть выход к морю. Мюллер предложил опробовать артобстрел и налет авиации, например на лагерь Заксенхаузен.
Не забыли и об отдельных личностях: 8 апреля повесили фиктивного главу заговорщиков адмирала Канариса. Был убит и арестованный в прошлом году Альбрехт Хаусхофер.
Каких разных людей порой соединяет рука палача!..
К 1945 году Гиммлер был сказочно, фантастически богат. Но «рыцарь СС» не был скуп и не собирался сидеть на своих сундуках. «Главное богатство – люди», – повторял Гиммлер чье-то изречение. И «люди СС» еще с февраля 45-го года начали расползаться, уходить «крысиными тропами»: кто покрупнее – за границу; мелочи было приказано «временно затеряться среди солдат вермахта».
(Очень скоро Южная Америка и Ближний Восток будут поражены гиммлеровской «инфекцией» и начнут болеть собственными разноцветными диктатурками.)
С 43-го года была запущена операция «Бернгард» – по производству фальшивых денег. Отто Скорцени поручили подобрать в концлагерях граверов, линотипистов, художников, наборщиков. Особенно хорошо удавались фунты стерлингов. Эксперты швейцарских банков не могли отличить их от настоящих.
Фальшивки удачно смешивались с настоящими (от проданного антиквариата до переплавленных золотых коронок) ценностями и тоже начинали утекать в надежные места. Часть их, на сумму в пять миллиардов долларов, легла в банки нейтральных стран. Досье со списками подставных лиц Гиммлер заблаговременно приказал утопить возле чехословацкой границы, в озере Топлинзее.
Гиммлер сам называл эти деньги «грязными». По его понятиям он имел право и на «чистые деньги». Под «чистыми» он подразумевал золотой резерв НСДАП (слитый, например, из «аризированного» имущества и мародерских рейдов по «культурным местам» поверженной Европы).
Гиммлер понимал, что, как только фюрер отойдет в мир иной, у этого золота останется только один «хранитель», а значит – хозяин. И этому хозяину, чтобы чувствовать себя спокойно, нужно с ним, Гиммлером, ладить. Борман это тоже понимает. Но Борман сидит с фюрером в бункере, в окруженном Берлине, и, как доносит Бергер, пока Гитлер жив, выхода Борману оттуда нет. По всему выходило, что фюрер в этой критической ситуации проявил-таки всю неоднозначность и даже загадочность своей натуры и выбрал подлинным, а не дутым (вроде Геринга) наследником такого же «неоднозначного» и «многогранного» Роберта Лея и… И черт бы их обоих подрал! Гитлера Гиммлер патологически боялся именно из-за того, что никогда не мог просчитать, предугадать, «предвидеть». Лею за то же самое он скорее симпатизировал. Теперь что-то должно было перемениться.
Поведение Лея 23–24 апреля кого угодно могло сбить с толку, но только не Гиммлера. А вот шпионов оно со следа смело. Один из красавцев-адъютантов Лея был любимым учеником Отто Скорцени в его разведшколе во Фридентале, но тоже не сумел сориентироваться в ситуации, когда эксцентричного рейхсляйтера понесло прямиком на русские танки.
Последнюю инспекцию альпийских шахт Борман провел 18–19 марта. 21 марта у него состоялся разговор с Гиммлером и Леем, и они согласились, что самым надежным каналом переправки людей и части капиталов НСДАП и СС являются субмарины нового типа U-38.
Что же касается основного золотого резерва НСДАП, то тут всю техническую сторону с самого начала крепко держал в своих руках Борман. Он сам подбирал узников Дахау для работ в шахтах и для команды охраны. Гиммлер мог только предполагать, что в этом последнем деле Борману помог «перебежчик» Мюллер, хотя, зная Бормана, Гиммлер не удивился бы, если бы Борман справился сам. Увы! Там, где хозяйничал Борман, даже СС вынуждены были отступить. И хотя «Альпийская крепость» охранялась исключительно частями СС, в некоторые районы рейхсфюреру доступа не было, понятно, что в те самые, где и находились заветные шахты НСДАП. Сам же Борман был убежден, что не только предусмотрел все по сохранению тайны партийных сокровищ, но своим полным контролем над технической стороной дела в конце концов сумеет вывести из игры и Лея.
В шахтах оставалось к 22 апреля около тысячи человек, плюс триста человек охраны. Эти триста после завершения работ должны были ликвидировать заключенных в шахтах, затем, когда они поднимутся наверх, их уничтожит другая группа. Борман был настолько уверен в себе, что обе операции намеревался «запустить» сам, личным приказом. Вот эта-то самоуверенность его и подвела. Борман не предусмотрел двух вещей: скорости наступления советских войск на Берлин и… непредсказуемости фюрера.
Когда Гитлер передал заветную папку Лею, Мартин не счел свое дело проигранным, поскольку держал эту папку в голове. И пусть он без связи сидит с фюрером в бункере! Когда придет время «Ч», Лею без него не обойтись, а значит, можно будет и диктовать условия. Не Гиммлеру же Лей станет раскрывать карты!
Похоже, Гиммлер рассудил так же. Когда Гитлер оставил Бормана в бункере, Гиммлер понял, что тайна золота НСДАП покинула стены убежища и теперь порхает на «Шторхе» в громыхающих небесах Германии. Помянув недобрым словом фюрера, Генрих Гиммлер, должно быть, помолился о здравии раба Божьего Роберта и… стал ждать. Нет, он, конечно, не сидел сложа руки, а оперативно рассовал своих шпионов во все броне– и авиаэскорты, составленные для сопровождения Лея, и одного даже сумел навязать тому в телохранители. Но… хитрый Лей все же вывернулся и упорхнул. Надолго ли?!
Когда Лей улетел из Рехлина с одним человеком – своим бывшим заместителем по ГТФ Рудольфом Шмеером, Гиммлера даже разобрал смех. Любопытно, что они предпримут дальше? Ведь если Борман исключен лично фюрером, то Лею остается или взять автомат и вдвоем со Шмеером уложить под землей полторы тысячи человек, или обратиться за помощью к СС.
Вообще Гиммлер был сейчас очень доволен – и тем, что «пересидел» Бормана, и тем, как влопался Лей – «мой самый великий идеалист», как высокопарно именовал его фюрер.
Было раннее утро 24 апреля, 1945 года.
Легкий «Шторх» неторопливо шел над «Альпийской крепостью» в спокойном сейчас небе и так же неторопливо и плавно пошел на снижение.
Этот самолет обладал очень низкой посадочной скоростью и напоминал монопланы времен Первой мировой войны; Лей чувствовал себя в нем особенно уверенно и свободно. Он легко посадил машину на узкой полосе, к радости Рудольфа Шмеера, который до сих пор не ведал, для чего Лей предпринял этот сложный и рискованный полет.
Выбравшись из кабины, Лей стащил с головы шлем и потянулся:
– Уставать стал быстро, – пожаловался он Шмееру. – Сбросить бы лет десять! Все-таки в сорок совсем не то ощущение, что в пятьдесят. Знаешь, чего мне сейчас хочется? – усмехнулся он. – Лечь бы вон на тот холм, закрыть глаза и – чтобы явился за мной ангел и унес. Отсюда ведь до Царствия Небесного рукой подать. Ангелу моему было б облегчение. Зато черт замучился бы тащить, а?! Как ты считаешь?
Шмеер пожал плечами. Лей был совершенно трезв, и этот юмор выглядел странно, не как юмор даже, а как некая прелюдия…
– Вы меня к чему-то готовите? – осторожно спросил он.
Лей повернул голову. Этот взгляд Шмеер долго потом не мог забыть. В нем были удивление, печаль и какая-то обреченность, так не подходившая в целом к по-прежнему энергичному и уверенному выражению лица.
– Нам с тобой, Руди, предстоит сейчас одно дело, – вздохнул Лей. – Может быть, ты и прав: я и сам к нему внутренне готовлюсь. Так вот слушай: Здесь, в районах АК-9, АК-3 и АК-8 прорублены двенадцать шахт. В них находятся тайники с партийной казной – всё в золоте и платине. В шахтах еще остаются отряды из заключенных, при них – охрана, в соотношении один к трем. Эти люди, как ты понимаешь, подлежат уничтожению. Операцией до 22 апреля занимался Борман, но фюрер его отстранил и всю дальнейшую судьбу казны поручил мне. Но один, как говорится, в поле не воин. А вдвоем с тобой мы, возможно, и справимся.
Он сделал паузу, минуты в три. Шмеер молчал.
– Значит, поступим таким образом. Ты останешься здесь, а я полечу в Бергхоф. Оттуда я смогу запустить операцию: об этом мы с Борманом прежде договорились – я это сделаю без него. Операцию я начну ровно в двенадцать, а в двадцать один ты должен быть около шахты с номером четыре. Ты найдешь ее по этой карте; она к нам ближняя. За девять часов охранные команды переведут рабочих в одну эту шахту. Дальше по условному сигналу должна начаться ликвидация. Объединенная охранная команда имеет приказ подняться наверх только после полного завершения ликвидации. Мы поступим так: в восемнадцать, вместо условного сигнала, ты сообщишь охранной команде, что после первого же выстрела в шахту будет пущен газ. Именно для этого ты мне и нужен здесь, старина.
– Охранники были набраны из бывших уголовников? – предположил Шмеер. – Они, скорее всего, струсят и полезут наверх.
– На это я и рассчитываю, – кивнул Лей. – Как только они вылезут, то автоматически сделаются нарушителями приказа, и им не останется ничего, кроме как дезертировать. Дорога от этой шахты одна. Когда они выйдут по ней из района АК-8, а это будет в завтрашнему утру, – я отдам приказ группу ликвидировать. Конечно, – продолжал Лей, – могут возникнуть и непредвиденные обстоятельства, но… положимся на волю Божью. После того, как сообщишь в шахту о газе, спрячься где-нибудь и дождись, пока они выйдут. Потом вернись и проверь, не обесточен ли подъемник. Схему, рацию, карты я тебе оставлю. Затем возвращайся сюда. Тебя будет ждать самолет. Ночью ты должен быть в Бергхофе. И… пожалуйста, не задавай мне сейчас вопросов. Просто будь предельно осторожен. Не рискуй. Повторяю, что-то может пойти не так, как я предполагаю, например, они могут поднять разведчиков для проверки и обнаружить, что газ – это блеф, но… Во-первых, темно, во-вторых, приказ все равно будет нарушен… Но если что-то все же пойдет непредсказуемым образом, повторяю – не рискуй. Просто дождись самолета и вылетай в Бергхоф. Я поищу другое решение.