Но иллюзия не желала рассеиваться, через мокрую футболку прямо в живот и грудь задувал холодный ветер, и все они продолжали молчать.
– Я замерзла, – сказала Майка и подняла сумку, загорелое облупившееся на солнце плечо под мокрым ремнем казалось теплым и живым. – Я ухожу.
Ремень все никак не хотел держаться в выемке между ключицей и мышцей, поднимающей лопатку, и постоянно соскальзывал.
– Что тут у вас происходит? – Агата подошла к ним с другой половины корта и потянулась за своей зеленой теннисной сумкой. – Ребят, что с вами? Вы чего?
Она не изменилась, она не походила на старую фотографию, не молчала с жутким отсутствующим выражением лица, нет, она вела себя как обычно, в своей привычной манере. Майка скосила глаза на ее запястье. А еще на ней не было часов, как у ребят, и хотя Майке не хотелось принимать от этой рыжей штучки никакую помощь, она почувствовала облегчение.
В отличие от остальных, это все еще была Агата Пажмантер, капризная, своенравная, но та самая, что и раньше. Правда, в какой-то момент она тоже странно покачнулась на пятках – может быть, что-то промелькнуло в глубине голубых глаз Агаты, а может быть, так сработала интуиция самой Майки, но ей вдруг показалось, что, несмотря на то, как же все-таки здорово держалась рыжая, чтобы уйти с корта, ей тоже требуется поддержка. И еще какая. Тогда Майка машинально поправила соскальзывающий ремень спортивной сумки, незаметно взяла рыжую за руку, и, чувствуя плечо Агаты рядом со своим, спешно направилась к калитке.
Калитка захлопнулась за ними, будто герметичная дверь, с резким звуком, отделяя чашу корта с воронами и морским запахом от всего остального мира. Когда они уже отошли на несколько шагов и Майка, набравшись храбрости, все-таки оглянулась, ее обожгло холодом, потому что блондинка и ее ученики все так же стояли на одном месте, словно восковые фигуры, застывшие под действием какой-то магии, но головы их теперь были повернуты в другую сторону – в сторону девочек.
Машинально поправив соскальзывающую сумку, подумав, что это, наверное, психика включила компенсаторный механизм и, следуя своей чудной логике, просто-напросто прислала ей в помощь тик, Майка резко отвернулась от корта, как ребенок, увидевший что-то, что видеть ему было нельзя, но пойманный за этим занятием, и поспешила вслед за Агатой. Та почти бегом направлялась в сторону ФОКа. Ток. Где-то за их спинами, на часах у ребят красная стрелка все еще ходила по кругу, как сумасшедшая. Тик-ток.
Глава 5. Самый неподходящий человек во Вселенной
Ее всегда завораживало и манило пустое, отдающее эхом воскресное утро в ФОКе. Если кто-то и приходил тренироваться, это лишь сильнее оттеняло пустоту здешних коридоров, помещений и сердец охранников. Вот только сегодня умиротворяющее одиночество и пустота, к которым Майка обычно стремилась в течение недели, показались ей как бы отдающими гнильцой.
Ей хотелось услышать будничный топот ног пробегающей в раздевалку женской волейбольной сборной, веселый хохот школьников, которые занимались здесь футболом по вторникам и четвергам, ритмичный отскок теннисного мяча от деревянных полов закрытого корта, стук дверей в кафе, стук дверей холодильника с напитками. И поэтому, войдя в пустую женскую раздевалку со спортивной сумкой на плече, Майка едва сдержалась, чтобы не нарушить тишину – ватную, повисшую в воздухе, как ядовитый газ, – и не прокричать во все легкие имя Агаты.
Но кричать было нельзя, это казалось опасным, неизвестно, кого в этот странный, длинный-предлинный день мог привлечь шум. Она найдет рыжую и так, потому что та, скорее всего, просто переместилась на второй этаж в более укромную раздевалку, где вероятность быть найденной снижалась, хотя, чего уж там, все равно существовала. Все равно существовала.
От этой мысли Майке стало неуютно, и она поежилась. Она буквально кожей чувствовала, как увеличилось расстояние между ней и кортами, и тем не менее тонкая энергетическая нитка, протянутая блондинкой после того, как она пульнула в Майку мячом, хоть и натянулась, никуда не исчезла.
Быстро достав из стального шкафчика слинг, напоминающий по форме и цвету перезрелый банан, Майка щелкнула его застежками, проверила содержимое, в первую очередь убедилась, что на месте мамина кофта, перекинула ремешок через плечо, посмотрела, не осталось ли чего в шкафчике, и хлопнула дверцей, произведя такой страшный бах, что он разнесся на весь ФОК.
Где-то тоже заскрипела и хлопнула дверь, будто призрак в старом замке цепями поворочал; может быть, это охранник? Пожалуйста, Господи, пусть это будет охранник, хотя понятно же: если бы он здесь был, то проверил бы ее пропуск еще на входе, да?
Майка с опаской выглянула в холл, вжала голову в плечи и, как испуганный страус, поскакала на второй этаж. После тренировки ей еще не встретился ни один охранник.
Держась за рейки узкого балкончика почти под потолком, она толкнула обитую медным листом дверь с круглым занавешенным окошком посередине и вошла в раздевалку.
Раздевалка была пустой и освещалась одной помигивающей лампой. Несколько длинных рядов шкафчиков шли от двери до тусклого окна. Из открытой душевой парило и лился теплый желтый свет, вода с успокаивающим шипением падала на плиточный пол, и было слышно, как там кто-то плещется – Агата!
Майка сразу увидела ее зеленую адидасовскую сумку на одной из лавок перед шкафчиками, значит, рыжая красотка размышляла схожим образом: она тоже не хотела пересекаться ни с блондинкой, ни с Кошкой и пришла сюда. Майка опустила свою сумку со спортивным снаряжением на лавку и сняла слинг. Чем дольше она вот так вот стояла, растрепанная, грязная, жалкая, слушая, как плещется в душевой Агата, тем глупее себя чувствовала, потому что с каждой секундой оцепенение, странное оцепенение улетучивалось, а на смену ему приходило тепло.
Ну неужели все, что произошло на корте, нельзя объяснить рационально? Наверняка же можно. А ее, Майку, просто атаковал очередной приступ психоза на фоне поехавшей с горя крыши, и если она позволит себе поверить в то, что это были вороны, которые умеют превращаться в людей, то потом ей в голову, не дай бог, придет, что в мире есть магия; а раз в мире есть магия, значит, возможны и чудеса, а раз возможны чудеса, то, может быть, и папа с мамой просто-напросто заблудились где-то между уроборосными измерениями и ждут, что она их найдет, увидит, услышит – здесь, на этой земле…
От одной мысли о возможности снова встретиться с родителями, попытаться их спасти, поглядеть на них хотя бы одним глазком Майка покачнулась, как на автомате сбросила с себя мокрую заляпанную теннисную форму, вытащила из сумки резиновые курортные шлепанцы, видавшие виды, обернулась полотенцем и зашла в душевую.
Едва к ней вернулись эти старые знакомые мысли, внутри, как всегда, проснулась боль, много боли и страшная тяга дотронуться, и удержать, и не отпускать то, чего давно не было. Но вместо этого, как бетонная плита, сброшенная строительным краном, на сердце обрушилась покинутость, страшная покинутость.
Дышать было тяжело, и голова кружилась от недостатка кислорода. Вот поэтому, как говорила психолог, нельзя надеяться, нельзя ждать, нельзя искать знаки и верить в магию, нужно просто жить так, будто они никогда не встретятся.
Никогда не встретятся.
Никогда.
Ни…
Стоя под струями воды, со своими длинными медно-рыжими волосами, идеальной формы ногами и высокой грудью, Агата в своей роденовской наготе казалась еще красивее, чем в одежде, и, как ни странно, именно легкий укол зависти помог Майке отвлечься от тяжелых мыслей.
– Майя! Наконец-то! Ты видела это? В небе? – Рыжая провела рукой по лицу, пытаясь разглядеть Майку за струйками воды, набегающими на глаза. – Я уже начала волноваться, что вперед тебя ушла. Стою и вот думаю: надо, наверное, было завойсить тебе сообщение. Где ты ходила? Прости, что я без тебя убежала… но меня эти вороны напугали, ты видела этих ворон? Кошмар какой-то, ты видела?..
– Ты уверена, что там были вороны?
– Так, стоп! То есть? Ты мне щас, типа, говоришь, что не видела черные плащи в воздухе? Ты сегодня без шампуня? – Агата выключила свой душ и поставила на перегородку между душевыми черную бутылочку с шампунем. – Можешь мой вон взять, у меня все равно много осталось. Да не стесняйся ты, бери, не стесняйся, я все равно скоро поеду закупаться… не стесняйся!
– Я не стесняюсь.
– Так, еще раз. Я думаю, мы видели как раз то, о чем все так много говорят в подкастах и на ютубе. Всякое там смешение измерений и пространств, понимаешь? Ну, как в Европе и Америке… Вопрос только в том, в каком измерении люди спокойненько берут и превращаются в ворон и обратно.
– Прости, слушай, ты же уже ополоснулась или так и будешь стоять голой? – перебила Майка. Она сбросила с себя полотенце и включила душ, сердцем и душой ощущая под взглядом рыжей всю неухоженность и некрасивость своего тела.
Та, кажется, не сразу сообразила, о чем ее спрашивают, а когда поняла, запнулась на полуслове и залилась краской:
– Ой, да, сорян!
– И… ты не могла бы отвернуться, пожалуйста?
– Да, прости! Конечно.
– Мне кажется, не было там никаких людей-ворон, Агат. Ну сама подумай, ну как такое возможно-то? Черные фигуры в плащах – это какая-нибудь там тень, ну или еще что-то в этом роде. Там же был дождь, сложно что-то конкретно разглядеть, легко всякий бред себе нафантазировать.
Удостоверившись, что Агата затянула пояс на своем шикарном махровом халате и повернулась лицом к выходу из душевой, Майка открыла бутылочку черного цвета, вдохнула кокосовый аромат и намылила шампунем голову. Пена затекала ей в уши, щипала глаза, попадала в нос, и, чувствуя, как тупая боль в груди постепенно сходит на нет – в комфорте, в тепле, в компании другого человека, Майка смыла пену, выключила душ и попыталась отряхнуться, разбрызгивая вокруг себя капли, как мокрая собака. Густой, расслабляющий пар душевой делал случившееся на корте почти нереальным. А страх, липкий, жгучий, отрывавший своим черным жующим ртом от тебя куски сердца в горящем самолете, несомненно, оставил след, но на земле совершенно ушел.