Вслед за ПЕРЕСТРОЙКОЙ объявляется ГЛАСНОСТЬ. Сообщники по политбюро категорически против, но Горбачев доходчиво им объясняет, что иначе совершенно невозможно получить западные кредиты, без которых, как хорошо известно товарищам, не обойтись. Из лагерей освобождаются со скрипом и неохотой политические заключенные. Гласность выплескивает на страницы книг, журналов и газет, на экраны телевизоров всю страшную правду о семидесятилетием владычестве банды преступников, именующей себя коммунистами, над раздавленной и изнасилованной страной. КПСС — в панике. Сначала отдают на растерзание Сталина, которого обгладывают до костей и съедают сами кости. В ужасе КПСС пытается укрыться за черной дымовой завесой антисемитизма, отдавая толпе на растерзание не только давно уже съеденного Троцкого, но и Свердлова, чье имя еще носили города, заводы и боевые корабли. Но вместе со «зловещими евреями» из ленинского окружения мгновенно разорвали на куски и самого вождя мирового пролетариата. Далее отступать было некуда. Перепуганная партия, отказавшись от 6-й статьи Конституции, спряталась «в окопы», пытаясь сформулировать какую-то новую идеологию «во спасение» и выдвинув в сторожевое охранение уже совершенно карикатурных деятелей вроде Нины Андреевой и Ивана Полозкова. Армия, униженная Афганистаном и оплеванная при возвращении на Родину, открыто брюзжала, чугунно сопротивляясь каким-либо переменам и гласности. Сенсационный полет немецкого пилота Руста, пролетевшего через все зоны ПВО и посадившего свой самолет прямо на Красной площади в Москве, позволил Горбачеву сменить всю военную верхушку во главе с маршалом Соколовым. Новым министром обороны был назначен генерал Язов, никому ранее неизвестный командующий Дальневосточным округом и чем-то приглянувшийся Горбачеву во время поездки во Владивосток. Вместе с новым назначением Верховный Совет подписал Указ о ликвидации звания маршала Советского Союза в мирное время, дававший понять общественности мира, что былое значение армии в новом перестроечном обществе значительно понижено. Именно поэтому во главе ее и поставлен генерал, не принимавший ранее участия в военно-аппаратных играх и интригах, и «незамазанный афганской авантюрой». Однако и ссориться со старой армейской верхушкой Горбачев не захотел.
Оставшийся не у дел бывший начальник Генштаба маршал Ахромеев был назначен на специально созданный пост военного советника при Горбачеве, а рьяный исполнитель откровенных военных авантюр генерал-лейтенант Громов, командующий войсками в Афганистане, вместо отдачи под суд был произведен в генерал-полковники и назначен командовать Киевским военным округом. Но если партия, идеологически уйдя «в окопы», сохранила незыблемой всю свою структуру от ЦК до райкомов, если потрясенная и взбудораженная армия вынуждена была пожертвовать своей верхушкой, но сохранила свои мощные политорганы и прямое подчинение партии, то КГБ — самая зловещая из опор режима — не подвергся даже косметическим преобразованиям. Глава этого заведения генерал армии Чебриков по доброй сталинско-брежневской традиции был членом всемогущего Политбюро, постоянно напоминающего своему генсеку, что с ним будет, если он не оправдает оказанного ему доверия. Пытаясь вырваться из железных объятий своих сообщников, Горбачев, смело маневрируя, придумывает «институт президентства» и становится первым Президентом СССР. Должность выборная и уже никакой чрезвычайный пленум не может его с этой должности снять, если он не оправдает доверия Политбюро. Генерал Чебриков (правая рука покойного Андропова) идет с «повышением» в группу генеральных инспекторов, оставляя пост Председателя КГБ своему заместителю Владимиру Крючкову.
Как и большинство его предшественников, Крючков прошел закалку в сталинском комсомоле и бериевском МГБ. В 1956 году, во время народного восстания в Венгрии, будучи секретарем (от КГБ) советского посольства в Будапеште, вместе с послом Юрием Андроповым сделал все для кровавого подавления восстания. Особой его заслугой, первенство в которой, разумеется, досталось самому Андропову, было завлечение в советское посольство и арест венгерского премьера Имре Надя-первого, сделавшего попытку порвать с тоталитарной сталинской империей. (Ходили слухи, что Надь был повешен прямо на территории советского посольства, чему Андропов и обязан своей дальнейшей головокружительной карьерой.) Так это было или иначе, но Андропов не забыл своего сообщника и, став в 1967 году шефом КГБ, немедленно назначил Крючкова сначала начальником Первого Главного Управления КГБ (внешняя разведка), а затем одним из своих заместителей. Профессиональная деятельность Крючкова на вверенном ему поприще руководителя воспетой дешевыми детективами и телесериалами советской разведки ознаменовалась небывалым количеством провалов н повальным бегством огромного числа наших «штирлицев» на Запад. Однако это нисколько не отразилось на его карьере. Напротив, после организованного им убийства брежневского шурина генерала КГБ Цвигуна, Крючков с Андроповым вторично повязались кровью гнусного антиправительственного заговора. Став (с подачи Горбачева) Председателем КГБ и, естественно, членом Политбюро, произведенный в генералы армии, Крючков, казалось, сохранял в общем хаосе полное хладнокровие. Он не устраивал истерик, как многие партаппаратчики, не срывался на рык, как представители вооруженных сил, а молча и целенаправленно продолжал свою деятельность. Осведомительные сводки ясно говорили, что оснований для паники нет. Все партийные н государственные структуры остались незыблемыми. Демократические крикуны слабы и немногочисленны. Это очень даже хорошо, что они проявили себя. Списки наиболее опасных составляются и корректируются, вкладываются в компьютеры и рассылаются во все региональные Управления.
К сожалению, констатируют сводки, старая коммунистическая идеология и фразеология, так и не обновленная из-за общей деградации идеологических структур ЦК КПСС, действительно перестала действовать на широкие массы, чем и пользуются так называемые «демократы», воспевая совершенно чуждый нашему народу образ жизни. Для спасения режима необходима новая идеология, которую можно было противопоставить воплям о свободе, демократии и частной собственности. Пока в КГБ ломали голову над новой идеологией, понимая, что на одном антисемитизме далеко не уедешь, события стремительно начинали выходить из-под контроля. Как ветром сдуло марионеточные коммунистические режимы в Восточной Европе. Рухнула Берлинская стена и объединилась Германия. На телевизионных экранах всего мира калейдоскопом пошли кадры: трупы застреленных супругов Чаушеску, гебистские генералы с сорванными погонами, дающие дрожащими голосами показания следователям, плачущие от страха, недавно еще всемогущие генеральные секретари и партаппаратчики, арестованные или тайно вывезенные в СССР на Военных "самолетах". Громом прогремел указ нового президента. Польши знаменитого Леха Валенсы о лишении профессиональных партийцев пенсий и конфискации незаконно принадлежащей им недвижимости. Все это показывало парализованному от шока коммунистическому аппарату в нашей- стране, что его ждет в самом ближайшем будущем, если он будет продолжать трусливо отсиживаться в «окопах». Но генсек-президент еще в их руках. Обласканный президентом США и западно-европейскими лидерами, он получает, как и обещал, миллиардные кредиты, которые КПСС, молча и сопя от удовольствия, спешно распихивает по своим многочисленным бездонным карманам. В каждом своем выступлении президент-генсек подчеркивает свою приверженность социалистическому выбору и уверяет, что прячущаяся за его спиной партия может быть реформирована на основе обновленного марксизма.
Это повергает в шок уже почти весь мир, но дает возможность партаппарату чувствовать себя увереннее. Отчаянные крики демократов, что надо спасать не партию, а страну, президент-генсек не слышит. И.это вызывает недоумение, ибо страна действительно гибнет; а партия продолжает процветать. Начиная со страшной Чернобыльской катастрофы, погибающая сверхдержава сотрясается экономическими, политическими и стихийными катастрофами. Взрываются шахты, заводы и поезда, тонут атомные подводные лодки и шикарные океанские лайнеры, бьются самолеты. Страшные землетрясения накрывают Армению, Грузию и Азербайджан. Отовсюду идут сообщения об оползнях, смерчах, наводнениях и эпидемиях. Но и это не самое страшное.
Империя начинает рассыпаться. Первыми поднимают голову Прибалтийские республики, объявляя преступным давний сговор Молотова — Риббентропа, лишивший их независимости. Закавказские республики вторят им, напоминая, что они были оккупированы и лишены независимости в 1921 году. То же творится и в Молдавии, и в республиках Средней Азии. Все это дает шанс издыхающему режиму продлить свое существование. На смену затасканным марксистско-ленинским догмам приходят громкие фразы о «тысячелетней русской государственности», о «незыблемости Союза ССР», о «Великой России». Коммунисты быстро перекрашиваются в «державников», и страну потрясает новый поток хотя и плохо продуманных, но хорошо организованных преступлений. В Азербайджане, в страхе перед приходом к власти демократического Народного фронта, партия и КГБ организуют страшную резню армян. Диверсанты из КГБ взрывают телецентр. Под предлогом наведения порядка в Баку врывается армия, убивая всех подряд и приводя к власти члена ЦК КПСС Муталибова. В Тбилиси армия откровенно расстреляла мирную демонстрацию у здания местного ЦК, применив при этом разрывные пули и боевые отравляющие вещества. Резня начинается и в Средней Азии — страшная, азиатская резня друг друга, что помогает старому партаппарату сохранить власть под грубо перелицованными вывесками. Растет напряжение в Прибалтике, куда стягиваются войска специального назначения. Прибалтика — это не Кавказ и Средняя Азия. Она близка к Европе и географически, и по духу. Здесь нельзя действовать методами резни и погромов, но по-другому действовать режим не умеет…
Мрачными памятниками сталинской псевдоархитектуры во всех городах страны высятся огромные здания ЦК и обкомов. Зашторенные зеркальные окна, массивные казенные подъезды, охраняемые солдатами КГБ и ОМОНа с автоматами наперевес. Партия ушла в «окопы». Что творится за этими окнами? Какие указания передают телетайпы, какие приказы передаются по незаконно контролируемой правительственной спецсвязи? Куда спешат черные «Зилы», «Чайки» и «Волги»? Чем занимается миллионная армия аппаратчиков, инструкторов, лекторов? Какие сигналы идут через щупальца огромного спрута, парализовавшего всю экономическую жизнь страны? «Я знаю, чем они занимаются! — воскликнула по этому поводу мужественная московская журналистка Татьяна Иванова, — они бастуют!», но была права лишь отчасти. Потерпев сокрушительное поражение на выборах, обанкротившаяся КПСС, вместо того, чтобы публично покаяться и тихо уйти с политической сцены, занялась откровенным саботажем по старому сталинскому сценарию организации всенародного голода. Магазины даже в столицах бесстыдно сверкали абсолютно пустыми прилавками. В провинции выстраивались огромные очереди за хлебом. Исчезли и промтовары — от тканей до холодильников и телевизоров. В аптеках исчезли даже анальгин с аспирином. С партийных трибун в этом открыто обвинялись первые робкие кооперативы, затерроризированные налогами и милицией. Пришедшие номинально к власти, советы были бессильны что-либо противопоставить партийному монстру. Мужественные журналисты прорывались на переполненные товарами склады; снимали свалки с выброшенными тоннами продуктов; в советах требовали расследования, нити которого обрывались на порогах обкомов. КПСС ждала, ко