Однако и в этом неудачном произведении было то, за что Грэя Грина оценили впоследствии: остраненный взгляд на надводный мир, словно впервые увиденный подводным разумным обитателем. Батальные сцены Второй мировой кажутся такими же странными и неземными, как бои с марсианами в «Войне миров»; и еще эти люди, к которым невозможно привыкнуть…
Этот роман как бы пришел из конца сороковых, настолько он старомоден; и в нем чувствуется реальный военный опыт автора. Ставим вторую зарубочку.
Да, именно это мы и хотим сказать: скорее всего, Грэй Грин – псевдоним не одного Халлдора, а творческого дуэта, отца и сына, Олафура и Халлдора (кстати, пока они были американцами, они носили фамилию Лакснесс по месту рождения). От отца – изощренная фантазия, военный и американский опыт, методичность и занудство в лучшем смысле; от сына – разнузданное воображение, умение увидеть жизнь под невозможным углом зрения, умение создать отстраненность и остраненность мира буквально двумя штрихами…
Пока на первых ролях был отец, получились «Химик» и «Броненосцы»; но со временем роли поменялись. И стал «Кетополис».
Не будем хоть как-то пытаться пересказывать эту эпопею: пересказ получится и бледнее, и длиннее оригинала – а главное, непонятнее. Многое в «Кетополисе» заключено в придаточных предложениях, отсылках к несуществующим книгам, детских воспоминаниях второстепенных персонажей, рисунках ковров – и так далее. Поскольку – и это признал сам автор – сюжет создается по мере написания текста с помощью неназванного гадательного устройства (есть предположение, что это книга «Моби Дик» и колода карт Таро), то нет нужды говорить, что финал непредсказуем. Но это вовсе не значит, что сюжет хаотичен, – напротив, он отличается ажурностью переплетений сюжетных ветвей, изяществом поворотов, а неожиданность ходов никак не выглядит хаотичной.
Что заставляет задуматься о сущности гадания…
На сегодняшний день написано три книги «Кетополиса», на русский переведена лишь первая: «Киты и броненосцы». Автор в промежутках между поездками в Антарктиду и в нетуристические регионы Меланезии пишет четвертую. Всего обещано пять книг.
С нетерпением ждем.
Часть IВ СЕТЯХ
[1901 год. Кетополис. Фотографии в коричневых тонах, сепия. Клетчатые пиджаки, лаковые штиблеты, котелки. Дамы в платьях с турнюром. Женские шляпки. Экипажи. Паровые мобили, похожие на коляски без лошадей. Револьверы. Снова экипажи. Газовые фонари. Электричество. Лейденская банка. Автоматы – продавцы газет. Слухи. Вы слышали, второго дня… Ужас! Ужас! Морские офицеры в форме, с кортиками, гуляют под ручку с дамами. Над крышами завис дирижабль. В театре «Ла Гвардиа» дают «Коральдиньо». Играет Генрих Тушинский. Гений! Гений! Да, гений, но как он пьет… вы слышали? Разбил швейцару лицо. Неслыханно! Мерзкий скандал. А завтра у него дуэль. О, даже так? Перед спектаклем. Неужели со швейцаром? Что вы, это был бы ле моветон, как выражаются наши друзья-галлийцы… С морским офицером. Но ведь господин Канцлер запретил офицерам драться! Война. У бедняги нет выбора. Задета его честь. Если откажется, он погиб в глазах света. Уничтожен! Уничтожен! Но что еще хуже, он погибнет в глазах Заславской. Опять эта Ядвига. Шлюха. Снова она. Сам Анджей Любек ухаживал за ней. Вы знаете? Это давно не секрет. Предлагал миллион. Она отказалась, надменная. Фабрикант рыдал у ее ног. Жестокая. Бедный Анджей пробовал стреляться… Идиот, с его капиталами.
А бедняга-офицер пойдет на каторгу. Увезут прямо с места дуэли. Да, да, вы не ослышались. Господин Канцлер подписал приказ. Какие формальности в наше время? Остенвольф у стен Патройи. У него какие-то новые автоматоны. Ужас! Ужас! Вы слышали свежую запись Шаляпина? Эти новые звуковые пластинки великолепны… Я не слушаю. Что вы, один скрежет. Голос совершенно плоский. Не скажите! Шаляпин… У Шаляпина бас, а где вы слышали там бас? В лучшем случае – далекое эхо через телефонный аппарат. Это провинциально. Нет, опера! Только опера. О, это восторг! Шаляпин в роли Левиафана – чистый, незамутненный… Провал? Ну уж нет, позвольте не согласиться! Провал, это когда… В никелевых карьерах мятеж! Каторжники взбунтовались! Покупайте «Огни Кето»! Покупайте!
Боевые паровозы. Дикари с духовыми трубками. Идут за автоматонами и жарят на кострах наших доблестных морских пехотинцев. Что вы, какой же это бред?! Мне рассказывали…]
Мое имя Никто: история офицера (I)
Океанский бриз рвет полы черной морской шинели.
Светает. Утоптанная трава, рядом – обрыв, волны бьются о серые камни. Летят брызги. «О скалы грозные дробятся с ревом волны».
Офицер бросает шинель на руки вестового, остается в мундире. Без перчаток пальцы занемели, мерзнут. Офицер дышит на них. Белесый пар улетает в сторону. Холодно. Секундант Тушинского в черном сюртуке, в плаще, в шляпе, которую придерживает рукой. Худое костистое лицо. «Делайте п-поправку на ветер!» – говорит секундант офицера. Тушинского все нет. Наконец слышен шорох колес и рокот двигателя, шумный свист пара. На дороге, ведущей из города, появляется черный мобиль на резиновом ходу. Шофер в коже, в круглых очках, насмешливо улыбается. Кабина за ним закрыта темными шторками. Машина дребезжит на камнях, лихо разворачивается, испускает гудок. Стравливает пар. Смех. Женский, грудной. Звучит насмешкой? Нелепо, странно. Секунданты переглядываются.
– Где д-доктор? – спрашивает секундант офицера у секунданта Тушинского. Тот молча качает головой. Не знаю. Секундант офицера срывается, бежит к стоящей вдоль обрыва веренице машин. Ветер доносит его сорванный нервный голос:
– Где доктор? Ах, б-боже ты мой!
Тушинский все не выходит. Опять смех. Наконец ведут доктора. Он цапельно перебирает ногами. Кто-то открыл шампанское – слышен хлопок, голоса: о! за вас! за вас, друзья! Доктор пьян. Это худой старик в цилиндре. Белые усы и борода клинышком. У него брюки в тонкую полоску, выше щиколоток, тусклые лакированные ботинки. Доктора держат под руки. Один из людей отделяется от группы и бежит к офицеру. Это его секундант.
– Где п-пистолеты?! – нервничает секундант.
– А кого убили? – спрашивает доктор с интересом.
Издалека, от города, доносится первый удар – медленно раскатывается в стылом воздухе. Офицер поднимает голову. Бьют часы на ратуше. С заминкой – гораздо ближе – начинают бить часы за Старым портом. Бомм. Бомм. Боммм. Размеренные низкие удары, усиленные эхом. С английской четкостью отстукивают положенное хронометры далекого адмиралтейства. Офицер считает: шесть, семь… С последним ударом дверь мобиля распахивается, на подножку встает человек. Это стройный мужчина в модном пальто. Он изящно откидывает руку с папиросой, замирает так. Тушинский!
– Эффектно, – говорит кто-то за спиной офицера. Порыв ветра разрывает аплодисменты в клочья. Тушинский раскланивается.
– Я не опоздал? – разносится его мягкий голос.
– Вовремя, – говорит офицер хрипло. Тушинский вздрагивает.
Секунданты ведут переговоры. Офицер поднимает взгляд. Небо – сырое и серое. Парусина, провисшая от дождевой воды.
Над побережьем вытянутым пятном плывет дирижабль. Трансокеанский, с материка. Если повернуть голову, то вдалеке, за рядами крыш, видно ледяную иглу Хрустальной башни – воздушного вокзала. Но офицер этого не делает. Офицер закрывает глаза.
…Цеппелин занимает полнеба. Брюхо у него серое и грязное. Раздувшаяся туша. Он медленно приближается к причальной башне. Это один из верхних этажей. Цеппелин движется медленно. Наплывает. Лица людей за стеклом. P-раз! Рты раскрываются одновременно – люди кричат, но не слышно ни звука. Внезапная глухота. Отражение цеппелина движется в стекле. Дирижабль так огромен, что рассудок тянется словно резиновый.
Вытянутое тело с надписью LES TRANSPORTS NATIONAUX AÉRIENS втискивается в башню. Стекло крошится. Кронштейны гнутся и стонут. Маленькие люди начинают судорожный бег. Их фигурки мечутся и дергаются.
Взрыв. Вспышка. Стена разом лопается. Плиты хрусталя выскакивают из створок и летят вниз. Ниже, ниже, ниже – до самой земли. Здесь стриженая трава и посыпанные песком дорожки. Плиты беззвучно падают и так же беззвучно разбиваются. Осколки медленно проносятся перед лицом дамы с белым зонтом, протыкают насквозь собаку, человека в рединготе, летят дальше. Черные росчерки крови летят вслед.
Офицер стоит и смотрит. Вспышка – почему-то серая – вспухает на башне. Это видно издалека. На тонкой ножке вырос чудовищный нарыв. Весь Кетополис смотрит на это.
И ни звука.
Офицер открывает глаза. Возвращаются смазанные голоса и шум ветра. Грохот прибоя, далекий смех. Хлопки шампанского. От вереницы машин тянутся к месту дуэли любопытные. Офицер поводит плечами, морщится.
К нему подбегает бойкая журналистка:
– «Огни Кето», позвольте представиться, меня зовут… господин лейтенант! да постойте же!
Офицер отмахивается.
Секундант Тушинского беседует с Тушинским. Секундант офицера стоит неподалеку. Доктор привалился к его плечу и дремлет.
Суровый господин с жесткими пшеничными усами. Перед ним – раскладной пюпитр для письма, бумага и чернильница со стеклянным витым пером. Налетает ветер, воет, теребит бумагу, но листки не уносит, бумага закреплена. Господин в летах, грузен. Спокойствие и равнодушие.
Он держит в руках луковицу часов, цепочка уходит под жилет. Господин защелкивает часы и убирает в жилетный карман.
Этот важный господин – распорядитель дуэли.
– Господа… господа, прошу ко мне! – повышает голос распорядитель, чтобы перекрыть вой ветра. – Начинаем.
Он зачитывает вслух, о чем договорились секунданты, подводит итог:
– Был выбран поединок на пистолетах. Что ж, вполне ожидаемое решение. Остались некоторые формальности… Каким оружием желаете воспользоваться? На ваш вкус, господа: дуэльный набор от Мортимера – рекомендую, классика! – или превосходная пара галлийской работы. Что выбираете? Господин акте