А еще при мне был мой талант. Ну, то есть… на самом деле я был не очень уверен, преимущество это или скорее наоборот. Дело в том, что…
Тут я замер.
В зоне ожидания у соседнего выхода на посадку стоял человек. В костюме и солнцезащитных очках. Стоял и таращился на меня. Как только я обратил на него внимание, он отвернулся, изображая полное равнодушие.
Его темные очки вполне могли оказаться линзами воина, одними из немногих линз, доступных для использования не-окуляторам. Я окаменел: этот тип что-то бормотал себе под нос.
А может, в беспроводной микрофон…
«Вот же битые стекляшки!..» – мысленно ругнулся я, вставая и надевая рюкзачок. Я принялся лавировать в толпе, пробираясь прочь от выхода на посадку, и поднял руку к лицу, собираясь снять линзы курьера.
Но… что, если дедушка Смедри все же попытается выйти на связь? Без голубеньких стекол он нипочем не отыщет меня в оживленном аэропорту. Хошь не хошь, а линзы на носу придется оставить…
Здесь я должен на секундочку прервать свой рассказ, чтобы предупредить вас: я часто прерываю повествование, дабы упомянуть о какой-либо мелочи. Это одна из моих скверных привычек, вроде склонности носить разномастные носки, и настолько же раздражает людей. Мне тут себя винить не за что, скорее уж общество виновато… Я имею в виду носки. Привычка прерывать рассказ – целиком и полностью мой собственный косяк.
…Так вот, я ускорил шаг, слегка пригнув голову и не снимая линз. Я не успел уйти далеко, когда заметил группу мужчин в черных костюмах и розовых галстуках-бабочках: они стояли на движущемся травалаторе чуть впереди. И при них было несколько сотрудников службы безопасности в форме.
Я замер на полушаге. Вот и все мои рассуждения насчет того, что-де можно не беспокоиться о полиции. Кое-как справившись с накатившей паникой, я по возможности незаметно развернулся и поспешил в обратном направлении.
Надо было мне сообразить: правила игры могут начать меняться. Библиотекари потратили три месяца на охоту на нас с дедом. И как ни противна была им мысль об использовании местных силовиков, упустить нас они хотели еще меньше!
С другой стороны ко мне приближалась еще одна группа агентов. Добрая дюжина воителей в линзах. Скорее всего, вооруженных стеклянными мечами и иным продвинутым оружием.
Оставалось только одно, и я…
Рванул в туалет.
Там было полно народу, пришедшего по зову природы. Я устремился к дальней стене. Сбросил рюкзачок на пол и прижал обе ладони к кафелю на стене.
Несколько человек с удивлением на меня покосились, но к подобному я давно привык. Люди смотрели на меня косо всю мою жизнь – а на что еще рассчитывать парнишке, который без конца ломает вещи, даже самые неломающиеся? (Мне было семь, когда моему таланту заблагорассудилось начать разносить тротуар у меня под ногами. Я шел, оставляя за собой полосу переломанной плитки, совсем как тот робот-убийца из кино… ага, такой себе разрушитель в кроссовочках тридцать седьмого размера!)
Я зажмурился, сосредотачиваясь. В те давно прошедшие времена таланту было позволено управлять моей жизнью. Я понятия не имел, что могу его контролировать. Я даже не был убежден, что талант у меня вправду имеется.
Все изменило появление дедушки Смедри в моей жизни. Случилось это за три месяца до моих метаний по аэропорту. Дед вовлек меня в операцию по проникновению в одну из библиотек и возвращению Песков Рашида, по ходу подведя к мысли, что я могу пользоваться своим талантом, вместо того чтобы быть его безвольным проводником.
Итак, я сфокусировал внимание, и из глубины груди по рукам пронеслись парные выбросы энергии. Плитки под моими ладонями отлетели от стены и осыпались на пол, разбиваясь со звоном, точно сосульки, когда их сбиваешь с перил. Я усилил концентрацию. Сзади послышались вскрики. Вот-вот ворвутся Библиотекари и схватят меня…
Стена пошла трещинами и рухнула, вывалилась наружу, от меня прочь. Из лопнувшей трубы ударил фонтан воды. Я не стал оглядываться на кричащих людей, лишь нагнулся за рюкзачком.
Лямка тут же лопнула. Я тихо выругался и схватил другую. Она тоже порвалась.
Ох уж этот талант! Благословение и проклятие! Он больше не правил моей жизнью, но и я еще не до конца его себе подчинил. Мы с ним действовали, скажем так, на паях. Вроде того, что я получал все права где-то каждые вторые выходные и еще на некоторые праздники.
В общем, рюкзачок пришлось бросить. Благо мои линзы были рассованы по карманам куртки, а других жизненно важных ценностей у меня не имелось. Я сиганул в открывшуюся дыру, через кучи мусора и дальше – в сокровенное чрево аэропорта. (Хм… из туалета в чрево – как-то противоестественно получается, надо бы наоборот, но тут уж ничего не поделаешь…)
Я оказался в каком-то вспомогательном тоннеле, скудно освещенном и не особенно чистом. Я рванул бегом и не снижал скорости несколько минут. Надо думать, я выбрался из терминала и теперь двигался техническим проходом в соседнее здание.
В конце тоннеля обнаружились несколько ступеней наверх и большая дверь. За спиной раздавались крики, я рискнул обернуться. По проходу следом за мной торопились несколько человек.
Крутанувшись, я стал дергать ручку двери. Выход был заперт, но с дверьми у меня всегда разговор был короткий. Ручка отлетела, я машинальным движением бросил ее за плечо и пнул дверь. Она распахнулась – прямо в просторный ангар.
Надо мной нависли многотонные туши самолетов, в их кабинах было темно. Я помедлил, снизу вверх разглядывая громадные машины и чувствуя себя букашкой в окружении могучих зверей.
Встряхнувшись, я вернулся к реальности. Я еще не избавился от погони. По счастью, в ангаре, кажется, совсем не было людей. Я захлопнул дверь и приложил руку к замку, прибегая к помощи своего волшебного таланта, чтобы намертво заблокировать ригель. Потом перескочил ограждение и приземлился на короткий пролет ступеней, спускавшихся к полу ангара.
Пол оказался пыльным, за мной оставались следы. Выбежать из ангара на летное поле означало, скорее всего, подставиться под немедленный арест – учитывая нынешнее состояние службы безопасности аэропорта. Спрятаться? Тоже очень рискованно…
Час от часу не легче – мое кредо, такой вот девиз всей моей жизни. Что бы я ни делал, как бы ни поступал, в результате ситуация оказывалась только опаснее исходной. Как говорится, из огня да в полымя! Зря ли эта присказка в Тихоземье стала такой популярной…
(Тут надо заметить, что жители Тихоземья не очень-то изобретательны в том, что касается идиом. Я бы выразился иначе: «Из огня да в полымя, а оттуда в пруд с акулами при бензопилах с цепями из царапучих котят!» Впрочем, этот образ трудноват для восприятия…)
С той стороны в дверь молотили кулаками. Я посмотрел на нее и принял решение. Попробую спрятаться!
Я перебежал к небольшой двери в стене ангара. Сквозь щели пробивался свет: должно быть, дверь выводила на летное поле. Я старательно оставлял за собой следы, размашистые и четкие. Приготовив таким образом обманку, я вспрыгнул на какие-то ящики, перебежал по ним и вновь спустился.
Дверь тряслась под ударами. Долго она не продержится. Я укрылся за колесом «Боинга-747», сдернул линзы курьера и сунул руку за отворот куртки. Там на подкладку было нашито немало потайных кармашков для сбережения линз, обшитых особой тканью производства Свободных Королевств.
Вытащив очки с зелеными стеклами, я торопливо надел их.
Дверь наконец поддалась.
Я даже не обернулся, сосредотачиваясь на покрытии пола. Потом активировал линзы, и они породили порыв ветра. Вихрь пронесся по полу, стерев некоторые следы. Это были линзы ветродуя – подарок дедушки Смедри, полученный мной через неделю после первого внедрения к Библиотекарям.
К тому моменту, когда дверь распахнулась и преследователи, бормоча и ругаясь, вывалились наружу, на полу остались лишь те следы, которые я желал им показать. Я съежился за спасительным колесом, придерживая дыхание и пытаясь утихомирить колотящееся сердце. По ступенькам громыхали башмаки солдат и полицейских.
Тогда я вспомнил о своих линзах поджигателя.
Я осторожно выглянул из-за колеса «Боинга-747». Библиотекари попались на удочку: вся толпа устремилась по следам к двери, ведущей наружу. К сожалению, они не мчались сломя голову, как мне бы того хотелось, а иные еще и подозрительно озирались!
Я вновь спрятался прежде, чем меня успели засечь. Мои пальцы нашарили линзу поджигателя – у меня оставалась только одна, – и я нерешительно вытянул ее из кармашка. Она была совершенно прозрачна, с единственным алым пятнышком в центре.
В активированном состоянии линза работала почти как лазер, выбрасывая луч высокотемпературной энергии. Я мог обратить его против Библиотекарей. В конце концов, они уже несколько раз пытались меня убить. Они заслужили!
Я помедлил… и тихонько убрал линзу на место, а на нос водворил свои линзы курьера. Если вы читали повесть о спасении Песков Рашида, вы уже знаете, что у меня вполне определенные взгляды на героизм. Герой – это не тот человек, который ударит высокоэнергетическим лазером в спину солдатам. Особенно когда среди них – ни в чем не повинные сотрудники службы безопасности аэропорта.
Сантименты, сантименты, вечно я из-за них попадаю в неприятности! Вы, вероятно, помните, где я в итоге окажусь? Меня привяжут к алтарю, сложенному из устаревших энциклопедий, а сектанты из библиотекарского ордена Разбитых линз изготовятся пролить мою кровь, кровь окулятора, во исполнение нечистого ритуала…
Вот до чего героизм меня доведет. Ирония состоит в том, что он же спас мне жизнь в тот день в ангаре аэропорта. Ибо, не надень я линзы курьера, я бы пропустил случившееся дальше.
«Алькатрас?» – прозвучал голос у меня в голове.
Я чуть не вскрикнул от изумления.
«Эй, Алькатрас! Ау!.. Есть кто на связи?»
Голос был нечеткий, искаженный помехами. И он не принадлежал моему деду. Тем не менее происходил он из линз курьера.