Кики взяла шляпу за поля и замахнулась.
— Эй, Кики, ты что? Нашла себе игрушку! А если улетит не пойми куда, что тогда делать будешь? Прекращай баловаться! — Дзидзи, забеспокоившись, одним махом перескочил с помела на плечо Кики.
— Да все хорошо будет, это же летающая тарелка! Смотри, она аж подрагивает, так в полет отправиться хочет. Положись на меня, ветер всегда был моим надежным союзником! А-ха-ха!
Кики что было сил взмахнула рукой с зажатой в пальцах шляпой. Та вырвалась из руки Кики и с жужжанием, рассекая ветер, полетела в небо.
— А-а! Ты в самом деле это сделала! — в ужасе вскричал Дзидзи.
— Ну, полетели! Вперед, в погоню за летающей тарелкой! Дзидзи, держись покрепче! — Кики ухватилась за метловище покрепче и во весь дух помчалась вперед, вслед за шляпой. Вот она все ближе и ближе, и — хоп! — Кики ухватила шляпу за поля.
— Ну вот, все как я и говорила! А-ха-ха! Ну-ка! — Кики со смехом перехватила шляпу и еще раз отправила ее в полет, а затем снова помчалась вдогонку во весь опор. В этот раз шляпа повела себя иначе: она, бешено вращаясь, камнем полетела вниз. Кики живо развернулась на месте и, так же вращаясь волчком, ринулась к земле.
— И-и-и! Прекрати! — завизжал Дзидзи.
— А-ха-ха-ха, как замечательно!
Кики и на этот раз ловко поймала шляпу. А потом, держа ее в руке, медленно поплыла по небу.
— Вот она, смотри, а-ха-ха! — Кики взмахнула шляпой, показывая ее Дзидзи. — Ну, давай-ка еще раз! Вжух!
И Кики снова отправила шляпу в полет. Та понеслась, как на крыльях урагана. Кики подгоняла и подгоняла помело, но шляпа никак не давалась ей в руки.
Наконец шляпа понемногу угомонилась и, несколько раз перекувыркнувшись в воздухе, приземлилась прямо на самую макушку дерева, росшего посреди обширного парка. Кики поспешила полететь к ней, и тут из дома, стоящего неподалеку, раздался детский голосок:
— Ура-а!
Кики зависла в воздухе и заглянула в окошко, из которого доносился голос.
— Мама, у меня получилось, я сыграл! Послушай! — кричал, обращаясь вглубь квартиры, маленький мальчик со скрипкой в руках.
— Ну-ка, ну-ка? — К нему, видимо, из кухни подошла его мама, на ходу вытирающая мокрые руки.
Мальчик встал на изготовку, на мгновение застыл, а потом принялся сосредоточенно играть.
— Фью-у-у-у… Свии-и-и… Фью-у-у-у… Сви-и-и-и-и-и-и… Фью-у-у…
Он перестал водить рукой, вздернул подбородок.
— Ну как, выходит же? И очень неплохо выходит! — сказал он.
— И в самом деле выходит, а ведь мелодия не из простых. Молодец, ты порадовал меня. — Мама похлопала мальчика по плечу.
— Понимаешь, я услышал, как с улицы донесся посвист ветра! Вот так же, фью-у-у, сви-и-и… Я и решил попробовать сыграть, подражая ветру. И тогда получилось! — Выпалив все это, мальчик подпрыгнул на месте от радости.
Услышав его, Кики молча возликовала. Она сдернула с макушки дерева застрявшую на ней шляпу и заторопилась к дому, стоящему у начала Оливовой аллеи.
Кики постучала в небесно-голубую дверь небесно-голубого дома, ей открыл молодой человек и пристально посмотрел ей в лицо. Когда Кики протянула ему шляпу, он весело проговорил:
— О, вот и ко мне лето пришло. Лето от Сое.
— Так и есть. Это шляпа — летающая тарелка, она прилетела к вам с летним ветром.
Мужчина, прищурившись, посмотрел на небо и пробормотал:
— Так, значит, летающая тарелка?.. Надо бы ее надеть да прогуляться вместе с Сое на летающей тарелке по берегу моря. Жду не дождусь выходных. Кстати, ведьмочка, как думаешь, каким будет твое нынешнее лето?
— Мое непременно будет замечательным! Уверена, меня ждет много чудесного! — задорно ответила Кики, подпрыгнув на месте.
Кики полетела обратно домой. Белая ленточка, полученная в отдарок, развевалась на ветру и шелестела — шур-шур-шур. И ленточка на шее Дзидзи тоже — шур-шур-шур…
Фью-у-у-у… Сви-и-и-и…
Фью-у-у-у… Сви-и-и-и… Фью-у…
Я искупаюсь в синем небе
И оно меня окрасит в свой цвет.
И понесет меня ветер, понесет-понесет!
Фью-у-у-у… Сви-и-и-и… Фью-у…
Кики складывала в песню слова, которые сами собой приходили ей на ум. А потом тихо продолжала петь, повторяя снова и снова: «Понесет-понесет…»
Вернувшись домой, Кики и Дзидзи сели за свой поздний завтрак; вдруг из-за двери раздался голос:
— Игиги! Игиги!
Кики на цыпочках, крадучись подошла к двери и одним рывком распахнула ее.
— А-а, поняла, сегодня лошадка, да? Я угадала?
Перед ней стоял Оле из булочной «Камень, ножницы, буханка». Ему совсем немного оставалось до третьего дня рождения.
— Нет, я жирафик! Игиги, игиги!
Оле вытянулся всем телом, замахал руками, затопал ногами. В последнее время он отчаянно полюбил играть с Кики в звериную угадайку, и они делали это каждое утро.
— Ой, я проиграла! Ну, значит, сегодня утром я гуляю с жирафом!
Кики живо выскочила на улицу. Она наклонилась, просунула голову между коротеньких ножек Оле и одним махом подняла его вверх на своих плечах.
— Игиги, жирафик! Игиги!
Кики побежала между грядок с лекарственными травами. Травы весело шелестели, от них поднимался приятный аромат, по стеблям прыгали зеленые кузнечики.
— А знаешь, у жирафов шея дли-инная! Они ведь листья прямо с деревьев едят!
Оле вытянул руки, проводя ладошками по веткам растущих на аллее деревьев. Кики запрыгала мячиком, заразившись весельем Оле.
Ведьмочка обогнула грядку с лекарственными травами, разбитую вдоль улицы, резко развернулась на месте и вбежала в булочную.
— Доброе утро!
Фукуо, отец Оле, который стоял, наблюдая за печью и хлебами в ней, обернулся и произнес:
— Ого, Оле, как ты вырос!
— Я не Оле! Я жирафик! — гордо выпятил грудь Оле.
— Повезло тебе, Оле! — Мама Оле, Соно, протянула руки и обняла его.
— Ноно, а ты кем хочешь стать? — спросила Кики, снимая Оле и обращаясь к Ноно, его старшей сестре, которая скромно стояла в уголке кухни.
— Зайчиком… — тихонько призналась Ноно.
— И что, будешь прыгать, скок-поскок?
— Нет, буду хрумкать, дергая носиком! — Ноно пару раз хрумкнула, показывая, но тут же перестала. В последнее время и Ноно, и Оле, вопреки всем ожиданиям, стали куда послушнее и примернее, чем раньше.
На следующий день Кики пришло письмо из далекого города Наруна, куда Томбо уехал на учебу.
Привет, Кики, как у тебя дела? А как там Дзидзи? У меня все хорошо, как всегда. Первый семестр в новой школе пролетел как на крыльях, я и оглянуться не успел, а вот уже и подошли летние каникулы. Наконец-то пришло мое время! Первые летние каникулы должны стать незабываемыми.
— Ну конечно. Мы вместе позаботимся о том, чтобы сделать их незабываемыми… — прошептала Кики и ненадолго прикрыла глаза. Однако дальше в письме было написано следующее:
Поэтому я и решил с завтрашнего дня пожить на горе Амагаса, ее еще называют «Зонтик от дождя».
— Что?.. Пожить на горе? О чем он?
Кики впилась в строчки неверящим взглядом, продолжая читать:
Амагаса находится в восьми километрах от Наруны, где я сейчас учусь, на северо-западе. Это единственная гора во всей округе, вокруг нее сплошь равнина, на которой и вырос город. Высота горы — около двух сотен метров над уровнем моря, и она вся сплошь покрыта густым лесом. Однако на самой макушке возвышается особенно высокое дерево, похожее на зонтик, потому-то гору так и назвали. Я каждый день смотрел на нее из школьного окна, и почему-то мне очень захотелось на нее взобраться. Вернее сказать, у меня даже такое чувство возникло, будто гора сама меня к себе зовет. Так что теперь, когда наступили летние каникулы, я хочу туда пойти в одиночку. И ничего, что приятели недоумевают, зачем я вообще собрался на эту скучную гору…
Глядя на нее издалека, я обратил внимание, что гора вся густо поросла самыми разными деревьями, она просто утопает в зелени. Даже и не знаю, есть ли там вообще какие-нибудь тропинки.
Я поговорил со своим классным руководителем, учителем Эге, он сказал: «Ну, раз тебе так хочется, непременно надо сходить» — и одолжил мне палатку. Для начала я собрал еды и воды на три дня, а также решил взять все необходимое, что только пришло в голову: свечу и спички, электрический фонарик и походную горелку, блокнот и карандаши, ботанический и энтомологический атласы, а также мой талисман, с которым я не расстаюсь, и еще много-много всего.
— «Для начала»?.. «На три дня»? Что значит «для начала»? — недовольно пробормотала Кики.
Кстати, я ведь до сих пор еще не рассказывал тебе про учителя Эге. Когда он видит что-нибудь интересное, то замирает и восклицает: «Эге!» — поэтому его так и назвали. Вот он выдыхает это свое «эге!», потом всматривается и повторяет, говорит, только так и можно рассмотреть что-то по-настоящему. В такие моменты у него глаза просто сверкают. Понятно, что не мне с моими стрекозиными очками такое говорить, но у него в такие моменты глаза словно меняются: будто становятся фасеточными, как у насекомых. Мы все тоже заразились этой его привычкой, теперь если сталкиваемся с чем-нибудь, от чего дух захватывает, разом выдыхаем: «Эге!» — и глаза у всех так и распахиваются. Мы, когда видим, как он с неподдельным интересом рассматривает очередную находку, и сами волнения сдержать не можем.
Так вот, когда я думаю о горе Амагаса, мне тоже хочется замереть и воскликнуть: «Эге!» Не побоюсь сказать, что она сама меня к себе зовет… Стучится прямо ко мне в душу… Меня ничто не остановит, я просто обязан на нее взойти. Желание исследовать эту гору просто преследует меня.
Посылаю тебе вместе с письмом карту города Наруна, которую я сам нарисовал, посмотришь.
Вот в таком вот городе я и живу. Правда, рисовальщик из меня так себе…