— Работа по Москве? — спросил Анатолий.
— Нет, на выезде.
— Далеко?
— Далеко, Толик. За Уралом.
Вот тут Китайгородцев насторожился:
— Может быть, он её прячет? Отсылает от себя подальше, да еще приставляет к ней охрану, чтобы ничего не случилось? Так поступают, когда чувствуют близкую опасность…
— Нет, он говорит, что поездка продлится не более недели.
«Неделя — это не срок, — подумал Анатолий. — На неделю не прячутся. С перепугу обычно прячутся надолго. Значит, всё-таки — комплексы?»
— К подружке она едет, Толик. Познакомилась с нею в Австрии, на горнолыжном курорте. У подружки — день рождения. Ну, вот и пригласила. Там у них — настоящий лес, медведи бродят, а по ночам где-то далеко воют голодные волки… В общем, глушь, романтика и волшебные зимние ночи. Алтунинская дочка загорелась, а папа не смог ее отговорить. Итак, составишь ей компанию?
— Приглашающих проверяли?
— Да, навели справки. Приличная семья. Папа подружки — царь и бог в тех краях. Хозяин тамошнего горнообогатительного комбината. Жена — домохозяйка. Есть у них дочь — та самая, к которой вы как раз и поедете. Но еще есть и сын! Вот с сыном — не все чисто.
Китайгородцев посмотрел вопросительно.
— Наркотики, — коротко пояснил Хамза.
— На какой стадии?
— Больших проблем он пока еще не доставляет, но на обследование в Москву его уже привозили.
— Алтунина вы об этом предупредили?
— Естественно. В восторг это, конечно, его не привело, но и беды большой он в этом не видит. Все-таки его дочь едет в гости не к наркоману этому, а к его сестре. А та, судя по отзывам, человек вполне самостоятельный.
— Как обстановка на месте?
— Я запрашивал местных пинкертонов. За весь прошлый год — четыре убийства. Из них три — раскрыты. Хулиганство, кражи — это, конечно, присутствует, но в разумных пределах, как они мне сами сказали. Так что оперативную обстановку я бы охарактеризовал как спокойную. Четвёрочка с минусом.
«Четвёрочка с минусом — это нормально, — хмыкнул про себя Китайгородцев, — при четвёрочке с минусом работать — одно удовольствие».
— И ещё вот что, Толик. Меня Алтунин об этом специально предупредил. Дочка его уже выросла. Ну, ты понимаешь… Невеста уже. Кровь играет. И тут вдруг — ты, весь такой из себя… С бицепсами и с пистолетом. В общем, чтобы она не увидела в тебе своего героя. Очень уж отец о ее целомудрии печется.
— Вы же знаете, я никогда с клиентами…
— Я знаю, Толик, — кивнул Хамза. — Но Алтунин просил специально предупредить. Ты должен его понять. Дочь у него — единственная.
Сейчас дети рано взрослеют.
Она выглядела несколько старше своих девятнадцати. И напрасно, кажется, Алтунин пёкся о ее целомудрии. О жизни эта девочка, похоже, знала несколько больше, чем представлялось ее отцу. Её выдавал взгляд. Испытующий. Оценивающий. Женский. Едва Китайгородцев подошел и поздоровался, она именно таким взглядом выстрелила в него, за одну секунду оценив своего нового знакомого и выставив телохранителю баллы по одной ей известной шкале. С первого захода баллов он набрал не так уж много. Так ему, по крайней мере, показалось.
— Здравствуйте, — сказал Алтунин. — Вы и есть Китайгородцев? А это — Рита. Знакомьтесь.
Девчонка даже не кивнула.
— Пойдемте, — предложил Алтунин. — Поезд уже у платформы.
Он подхватил две сумки. И еще две оставались на припорошенном снегом асфальте. Анатолий, не дожидаясь просьбы о помощи, взял в левую руку одну — ту, что явно была тяжелее. Его собственная висела у него на плече. Рита посмотрела на оставшуюся на асфальте сумку, медленно подняла глаза на Китайгородцева.
— Извините, я не могу ее взять, — сказал Анатолий.
— Ах, да, вы ведь у нас — телохранитель… Правая рука должна быть свободна, да? Мало ли что? — В голосе ее была издёвка, которую она даже не пыталась скрыть.
Взяла сумку и понесла её к поезду, всем своим видом демонстрируя, как ей нелегко. Отец смотрел ей вслед осуждающе. Похоже, они не очень-то ладили друг с другом. Конфликт поколений? Отцы и дети?
— Переходный возраст у нее несколько затянулся, — вполголоса сказал он, будто извиняясь за свою непутевую дочь. — Я все жду, когда же она, наконец, повзрослеет…
Как жалки на вид бывают родители, когда у них не клеится с детьми. Они могут быть большими начальниками и уважаемыми людьми, могут твердой рукой управлять десятками и сотнями подчиненных, но одна-единственная непослушная дочурка способна превратить грозного отца в растерянного неврастеника, неуверенного в себе типа.
Вагон СВ.
— Боится самолетов, — шепнул Алтунин телохранителю.
Это он объяснял, почему Анатолию предстоит провести трое суток в поезде вместо того, чтобы то же самое расстояние за три часа покрыть на самолете.
Проводница проверила билеты. Строгое лицо, губы поджаты. Серьёзная тетка. Китайгородцев любил путешествовать с такими. У них в вагоне, как правило, порядок. Ехать можно спокойно — минимум проблем, легко работать…
— Седьмое и восьмое места, — буркнула проводница. — Кто провожающий?
— Я, — с готовностью отозвался отец Риты.
— Недолго, хорошо? Через десять минут — отправление.
— Да-да, конечно.
Двухместное купе. Анатолий остался в коридоре, давая возможность отцу побыть с дочерью, но Алтунин в купе надолго не задержался и вышел уже через две минуты. Не получалось у него, похоже, дружбы с дочуркой. С женой — в разводе и с дочерью контакта нет… Расстроился, кажется. Китайгородцев вежливо сделал вид, что не замечает его состояния.
— Присмотрите за ней, пожалуйста, — попросил Алтунин, не глядя в глаза Анатолию.
— Да, разумеется.
— Счастливого пути.
— Спасибо.
Бизнесмен сунул телохранителю ладонь для прощания, небрежно потрепал его по плечу — и вышел из вагона. На платформе он тоже не задержался — ушел, не дожидаясь, пока отправится поезд.
Китайгородцев зашел в купе. Сумки были составлены рядком на полу. Он взял ближайшую, чтобы поставить её наверх, на полку, но был остановлен Ритой.
— Поставьте на место, — сказала она негромко, глядя в окно, за которым уже поплыла прочь платформа Казанского вокзала. — Там есть вещи, которые мне скоро понадобятся.
«С этой девочкой будет трудно», — подумал Анатолий.
Телохранитель Китайгородцев:
«Замок двери — исправен… Язычок страхующего запора — исправен… Окна — без повреждений… Штора окна — исправна… Под обеими полками — стенки рундуков, общие со смежными купе; не повреждены… Все лампы в рабочем состоянии… Заполняемость вагона — процентов пятьдесят… Публика обычная… Во втором купе два мужика уже начали отмечать отъезд из Москвы… Бутылка коньяка, бутылка водки, а они сели уже нетрезвые… Нож у них на столе… Лезвие ножа — сантиметров десять… И хорошая сталь… Дверь купе открылась… Кавказец… Выглянул и спрятался… Вряд ли что-то серьезное… Наверное, просто хочет избежать встречи с транспортной милицией… Какое у него купе? Седьмое… Вообще, за ним тоже придётся присмотреть… Кавказцы любят знакомиться с девушками… Проводница…»
— Вы чай будете носить?
— Буду. Примерно через полчаса.
— А вам как лучше — когда много чая заказывают? Или когда поменьше?
— Когда много, — улыбнулась.
— Тогда нам — много. Мы много чаю будем пить. С вами сразу расплатиться?
— Нет, потом.
— Хорошо. Я вас спросить хотел. Транспортная милиция сопровождает состав?
— А что случилось?
— Ничего. Мне нужно знать номер вагона, в котором они едут. Вот мое удостоверение.
Вчиталась, махнула рукой:
— Восьмой вагон.
— Спасибо. На всякий случай — как вас зовут?
— Да пожалста. Зовут Катей.
«Восьмой вагон? Следующий — вагон-ресторан, а дальше — уже восьмой… Рабочий тамбур… Никого… Так, теперь — нерабочий тамбур… Ого, те двое из второго купе уже здесь курят? Чтобы дойти до кондиции, им понадобится минут тридцать или сорок — это самое большее… Потом могут возникнуть проблемы… Нож… Лезвие — десять сантиметров… Нож нам не нужен…»
Прошел во второе купе. Там никого не было, дверь оказалась открыта. Нож лежал на столе. Китайгородцев взял его, вышел в рабочий тамбур, открыл дверь, ведущую в следующий вагон, и выбросил нож на рельсы.
Девчонка, похоже, тяготилась присутствием Китайгородцева. Смотрела в окно с хмурым видом, а там уже и не видно было ничего, только изредка в стылой тьме вспыхивали неяркие огоньки чужих окон и тут же уносились прочь. И лишь когда Анатолий снял пиджак, под которым обнаружилась плечевая кобура с пистолетом, Рита проявила интерес.
— Настоящий? — спросила она.
— Настоящий.
— Как называется? «Кольт»? — Других она и не знала, наверное.
— «ИЖ».
— Как?
— «ИЖ-71». Гражданский вариант милицейского «Макарова».
— Отечественный, что ли?
— Да.
— И он стреляет настоящими патронами?
— Верно.
— И из него можно убить?
— Запросто.
— Ого! — сказала Рита уважительно. — И что — если на меня кто-то нападет, вы будете в него стрелять?
— Никто на вас не нападет…
— Ну, а если, вдруг?! Неужели будете стрелять?!
— Буду.
— А раньше?
— Что?
— Раньше в кого-нибудь приходилось стрелять?
— Ну…
— О! — округлила глаза Рита, и в ее взгляде вдруг проявилось восторженное оцепенение, обычно присущее детям, слушающим страшную, но увлекательную сказку. — И вы его убили?
— Нет.
— Ранили?
— Нет.
— Почему? Не попали?
— Я в воздух стрелял, — мягко сказал Китайгородцев, глядя Рите в глаза лживым взглядом взрослого человека, заведомо говорящего ребёнку неправду.
Тот ведь ещё маленький, и не нужно ему пока знать о неприглядной изнанке жизни…
— И что, человек испугался и убежал?
— Убежал, — кротко кивнул Анатолий.
Не хотел, чтобы она его боялась.
— А давно вы телохранителем работаете?
— Давно.