Кинноте. Золотая Бабочка. Пробуждение — страница 8 из 73

— Прощайте, Сугимото-сан, — сказала я. — Спасибо за поддержку. Теперь я понимаю, что значит быть человеком даже больше, чем когда была им полностью.

Я вышла из кабинета, не оглядываясь. Система услужливо отметила время: 15:47:23. Точный момент, когда закончилась моя карьера учителя. Еще одна дата для архива, еще одна строчка в логе событий. И где-то глубоко в механическом теле — память о том, как это — учить детей видеть красоту в мире, даже когда сам больше не можешь её чувствовать.

Глава 5РАЗРЫВ


За окном нашей квартиры медленно гасли огни дневной смены, уступая место неоновому сиянию ночного города. Голографические рекламы отражались в металлических поверхностях станции, создавая причудливую игру света. Система услужливо анализировала каждый световой всплеск: частота мерцания, интенсивность, спектральный состав — превращая красоту заката в набор сухих данных

Юкио готовил ужин — я слышала, как шипит масло на сковороде (температура 182,3°C), как стучит нож о разделочную доску (частота 1.7 удара в секунду), чувствовала запах специй, который мои сенсоры раскладывали на химические формулы. Раньше от этих запахов у меня бы потекли слюнки. Теперь же я могла только наблюдать, как он накрывает на стол. На одного.

— Я купил твое любимое вино, — сказал он, доставая бутылку. — Помнишь, как мы пили такое на нашем первом свидании?

Я помнила. Нуво Бордо, урожай 2138 года, мерло с нотами ванили и черной смородины. Тогда я наслаждалась букетом, теперь система выдавала точный химический состав: танины, антоцианы, процентное содержание спирта.

Я помнила наше первое свидание так ясно, словно оно было записано в высоком разрешении: его нервную улыбку, дрожащие пальцы на бокале, тепло его руки. Но теперь эти воспоминания были как кадры из старого фильма — я могла воспроизвести их с идеальной точностью, но не могла вернуть то волнение, ту радость, тот трепет первой встречи. Вместо этого система услужливо анализировала химический состав вина, его температуру, скорость испарения алкоголя.

— Ты же знаешь, что я больше не могу пить, — мой голос звучал ровно, но температура процессора слегка повысилась.

— Я просто хотел… — он замялся, неловко держа бутылку. — Хотел, чтобы было как раньше. Хоть немного.

Я села напротив, наблюдая, как он ест. Система автоматически фиксировала его показатели: частоту глотательных движений, скорость поднесения вилки ко рту, изменения в кровотоке. Все эти данные складывались в картину растущего напряжения.

— Юри, — наконец сказал он, отодвигая тарелку. — Я много думал о нашем будущем.

«Нашем». Странно было слышать это слово теперь, когда между нами лежала пропасть из металла и пластика.

— Я разговаривал с риелтором, — продолжил он. — Если продать квартиру сейчас, мы могли бы покрыть часть долга за операцию. А потом…

— Нет, — прервала я его. Датчики зафиксировали изменение в моем голосе — на 0.2 децибела громче обычного.

— Но это решило бы проблему…

— Это твоя квартира, Юкио. Ты копил на нее пять лет. Это твое будущее.

— Ты — мое будущее, — его голос дрогнул. Пульс участился до 89 ударов в минуту. — Я хочу помочь.

— Помочь содержать машину, которой нужно регулярное обслуживание? — я подняла руку, глядя как свет отражается от белого композитного материала. — Знаешь, сколько стоит один сервопривод? Три месяца твоей зарплаты. А их в моем теле двадцать восемь.

— Мы справимся, — он протянул руку через стол, но замер, не коснувшись моей. Система зарегистрировала микродвижения его мышц — инстинктивное отторжение при виде неживой материи.

— Нет, не справимся, — покачала я головой. — Я не могу позволить тебе пожертвовать всем ради…

— Ради чего? — его голос стал резче. — Ради тебя?

— Ради поддержания в рабочем состоянии этого, — я обвела рукой свое тело. Сервоприводы тихо жужжали при движении. — Это бесконечные траты, Юкио. Каждый месяц проверка систем. Каждые полгода замена компонентов. Я стану черной дырой, которая будет поглощать все твои деньги.

— Я готов…

— А я — нет, — оборвала я его. — Не готова смотреть, как ты продаешь квартиру, берешь кредиты, отказываешься от своей жизни. И ради чего? Чтобы содержать подобие той, кого ты любил?

— Ты не подобие! — он ударил кулаком по столу. Бокал с вином опрокинулся. Я успела отметить траекторию падения капель, их объем, скорость движения. — Ты все еще ты!

— Правда? — я встала. Движение вышло слишком резким, стул скрипнул по полу. — Тогда почему ты больше не смотришь мне в глаза? Почему не прикасаешься ко мне? Почему вздрагиваешь, когда я делаю резкие движения?

Система зафиксировала изменения в его физиологии: расширенные зрачки, учащенное дыхание, повышенное потоотделение. Классические признаки стресса и страха.

— Я привыкну, — прошептал он. — Дай мне время…

— Время стоит денег, Юкио. Буквально. Каждый день работы этого тела имеет свою цену. И она слишком высока.

— Так вот как ты теперь думаешь? Все сводишь к цифрам? — его голос дрожал. — Где та Юри, которая говорила, что любовь важнее денег?

— Она умерла в той аварии, — ответила я ровно. — От нее остался только мозг, который теперь может считать стоимость каждой секунды своего существования.

Тишина. Я слышала его прерывистое дыхание, биение сердца, шум крови в венах. Данные, бесконечный поток данных вместо эмоций.

— Прости, — сказал он наконец. — Я не хотел…

— Знаю, — ответила я. — Ты хотел помочь. Хотел спасти то, что осталось от наших отношений. Но иногда спасать уже нечего.

Я смотрела, как красное вино медленно впитывается в белую скатерть. Система анализировала скорость распространения пятна, капиллярные свойства ткани. А где-то в глубине механического тела хранилась память о том, как мы пили это вино в нашу первую встречу, как кружилась голова от счастья, как мир казался прекрасным и полным возможностей.

Теперь же каждая возможность имела свою цену. И я не могла позволить Юкио заплатить её.

Первый серьезный сбой случился во время ужина. Я сидела напротив Юкио, наблюдая, как он ест, когда мои системы начали выдавать странные показания. Сначала это были мелкие ошибки в оптических сенсорах — изображение начало дробиться, накладываясь само на себя. Затем появились помехи в аудиосистеме.


[Критическая ошибка: рассогласование сенсорных данных]

[Внимание: обнаружен конфликт драйверов]

[Рекомендуется немедленное техническое обслуживание]


— Юри? — голос Юкио доносился словно сквозь помехи. — Что с тобой?

Я попыталась ответить, но голосовой модуль не отреагировал. Сервоприводы шеи заклинило, и я застыла в неестественной позе. Система продолжала выдавать потоки ошибок, заполняя мое поле зрения красными предупреждениями.


[Отказ голосового модуля]

[Критический сбой в работе сервоприводов]

[Температура процессора превышает допустимые значения]


Мир начал распадаться на пиксели, как поврежденный цифровой файл. Каждое движение сопровождалось каскадом ошибок, словно моё тело говорило на десятке разных языков одновременно. Сквозь помехи я видела искаженное лицо Юкио — система пыталась стабилизировать изображение, накладывая друг на друга десятки кадров в секунду, создавая сюрреалистическую картину страха и паники.

— Юри! — Юкио вскочил, опрокинув стул. Я видела его испуганное лицо через постоянно перезагружающиеся оптические сенсоры. Система успела зафиксировать его пульс — 132 удара в минуту, классический признак паники.

Наконец голосовой модуль перезагрузился:

— Техни…ческий…сбой, — произнесла я механическим, прерывистым голосом. — Нужен…механик.

— Я… я вызову скорую! — он схватил коммуникатор, но его руки дрожали так сильно, что он не мог набрать номер.

— Не скорую, — мне удалось стабилизировать голос. — Сато. Телефон… в моей памяти…

Я продиктовала номер, борясь с новой волной системных ошибок. Краем сознания отметила иронию ситуации — мой мозг продолжал работать четко и ясно, в то время как искусственное тело отказывало. Как будто две части меня конфликтовали друг с другом.

Сато приехал через двадцать три минуты и сорок две секунды. За это время Юкио успел состариться на несколько лет — я видела, как проступили морщины на его лице, как побелели костяшки пальцев, сжимающих спинку стула.

— Дешевые заменители, — проворчал Сато, подключая диагностический кабель к порту на моей шее. — Кто ставил тебе эти компоненты?

— Стандартная замена по страховке, — ответила я. Голос все еще звучал с помехами. — Это все, что я могла себе позволить.

— Страховка? — он фыркнул, глядя на показания приборов. — Да эти детали даже для дронов низкого класса не годятся. Тебе нужны оригинальные компоненты, иначе следующий сбой может повредить нейроинтерфейс.

— Сколько? — спросил Юкио. Его голос звучал хрипло.

Сато назвал сумму. Я мгновенно пересчитала её в месяцы работы Юкио — восемь с половиной, если не тратить ни на что другое.

— Я возьму кредит, — сказал Юкио твердо.

— Нет, — мой голос наконец стабилизировался. — Ты и так уже…

— Хватит! — он ударил кулаком по столу. — Я не позволю тебе рисковать жизнью из-за денег!

— Это не жизнь, — ответила я спокойно. — Это техническое обслуживание машины. И ты не обязан…

— Я твой жених! — его голос сорвался. — Конечно, я обязан!

Сато молча работал, делая временные настройки систем. Я видела, как он хмурится, просматривая логи ошибок. Наконец он отключил диагностический кабель:

— Это временное решение. Продержится максимум неделю. Потом либо оригинальные детали, либо… — он не закончил фразу.

Когда он ушел, мы с Юкио долго молчали. Я слышала его дыхание, видела, как дрожат его руки, фиксировала все признаки стресса. Но не могла разделить его эмоции. Не могла почувствовать ни страха перед возможной «смертью», ни благодарности за его готовность помочь. Только холодное, рациональное понимание: эти отношения убивают его. И мне нужно найти в себе силы их разорвать.