В уголовном розыске редко когда заканчивался рабочий день в восемнадцать ноль-ноль. Преступный элемент просыпается и творит недоброе поздно, ближе к вечеру, и у оперов начинается настоящая работа. Порой несколько мероприятий по задержанию происходит одновременно, и тогда задействуют все силы личного состава. Кушаков любил участвовать в силовых задержаниях. Не боялся идти вперед. Действовал предельно жестко, не давая ни единого шанса противнику. Любил некоторую показушность в своих действиях. И часто получал от руководства благодарности за «смелые и умелые действия при задержании преступника».
Сегодня же у него были иные планы. Нужно идти к шефу, так его называли подчиненные, но чаще — просто «Петрович». Тот начинал службу с участковых, с «земли», от «сохи». Дотошный, внимательный к мелочам, принципиальный. Требовательный к себе и к подчиненным. Перед начальством шапку не ломал. Весь отдавался службе, оттого и семейная жизнь не складывалась. Три брака распались. В свои сорок пять лет у него было четверо детей от прежних браков, внук и много алиментов, в половину денежного содержания.
Ростом в метр семьдесят пять, с чуть оплывшей талией, шеей бывшего борца, широкими плечами. Уши, как у всех борцов, были поломаны. Нос из-за пары переломов чуть приплюснут и сдвинут. Лысый, зато брови кустиками нависали над глазницами. Выцветшие голубые, глубоко посаженные глаза тяжелым взглядом буравили собеседника. Одна из любимых присказок Петровича была: «Верить никому нельзя! Ни агенту, ни преступнику, ни начальнику, а особенно — жене!»
Чтобы не свалиться от усталости, Петрович иногда употреблял стопку-другую, но не пьянел, лишь зверел. Вот тогда ему под горячую руку нельзя было никому попадаться. Ни подчиненному, а особенно — преступнику. Подобно горилле, враскачку, как ходят профессиональные борцы, он молнией бросался и сбивал с ног любого бандита. А подчиненные, попав под раздачу, стремглав выбегали из кабинета.
Больше всего Петрович не любил бездельников и лентяев. Даже если к нему кто-то попадал по знакомству, он не давал спуску, а те, кто пытался прикрыться высокопоставленными связями по молодости лет и глупости, вылетали из отдела через месяц. Но своих подчиненных он отстаивал перед любыми начальниками. Даже когда приезжала комплексная московская проверка, Петрович буром пер на них, доказывая, что его сотрудники пусть и недоработали в оформлении бумаг, но главное — дело, а не оформление, раскрытие преступления.
— Разрешите, товарищ подполковник! — постучался в его кабинет майор Кушаков.
У Петровича стол был завален документами. Он снял очки, устало потер переносицу:
— Чего тебе, Рома?
— Я пораньше слиняю, у меня на другом конце города встреча еще сегодня. Можно?
Начальник поднял глаза к потолку, поводил вправо-влево, что-то прикидывая, и ответил:
— Два мероприятия. Два задержания. Вроде все на месте. Справимся без тебя. Утром справку о встрече на стол. Если в прошлом месяце на «потеряшке» ты вылез, то в этом хрен у тебя получится профилонить. Порву на британский флаг. Понял?
Услышав про «британский флаг», Роман широко улыбнулся:
— Так точно, понял!
— Чего зубы-то сушишь? Врешь, поди, что к агенту на встречу. По девкам небось рванул? Колись!
— По агентурным делам. Крест на пузе! — отрицательно покачал головой Кушаков.
Петрович опустил очки на переносицу, махнул рукой, мол, ступай, и вздохнул:
— Жениться тебе пора, Рома. Уже за тридцатник. Пора.
— Какая жена выдержит мужа, когда его сутками дома нет, а когда придет домой на чуть-чуть, от него как от бича пахнет!
— И то верно, — кивнул Петрович. — Мало у кого из оперов один брак. Но все равно — женись. А то без жены мужика тянет на всякие непотребства. — Подумал немного и добавил: — Да и женатого тоже. Все, топай, не мешай работать!
По дороге домой Кушаков купил пельменей на ужин. Родители жили неподалеку, он часто забегал к ним перекусить. Даже если никого не было дома, контейнер с едой для сына всегда стоял в холодильнике, надо было только поставить в микроволновую печь. Но сейчас у Романа билась только одна мысль. Он был охвачен азартом охотника, адреналин как перед захватом. Вперед, вперед!
Обжигаясь, он не ел — хватал огненные пельмени, запивал тут же холодным кефиром. Ноутбук давно прогрелся, загрузился, был готов к работе.
Роман забил в поисковой строке «русскоязычная газета объявлений Лондона». Из немногих объявлений он нашел одно, которое ему понравилось: nahodka.uk. Все по-русски, аналог «Из рук в руки». Несколько часов он изучал этот сайт, архив сайта, делал пометки. Затем зашел в онлайн-переводчик «русский-английский» и набрал для перевода текст:
«Здравствуйте! Я — сотрудник правоохранительных органов из города N. Имею доступ к государственной тайне. Хочу предложить сотрудничество. Готов передать интересующие вам сведения. В случае, если вы согласны, прошу на сайте объявлений https://nahodka.uk/ в разделе «разное» каждый вторник в течение двух месяцев публиковать: «Продаю щенка, 2 месяца. Помесь сенбернара и гончей». И указываете электронный адрес, на который я напишу письмо». Текст подписал: «Алексей Романов». Продумывая ход назад, в случае, если что-то пойдет не так, он решил, что кандидатура соседа по кабинету майора Романова подходит как нельзя кстати. Тот собирается на пенсию, хочет подзаработать денег на домик у моря.
Затем нажал на кнопку «перевести», и текст высветился на английском. Надел резиновые перчатки, что купил по дороге в аптеке, достал новую пачку бумаги, вскрыл ее, вставил бумагу в принтер. Распечатав, аккуратно вынул листок.
Набрал в поиске адрес английской разведки МИ-6. Лондон, набережная Альберта, 85. Посмотрел на многоуровневое здание, почитал историю постройки, даже о том, как советской противотанковой ракетой боевики Ирландской республиканской армии жахнули по нему и попали под основание спутниковой антенны.
Скопировал адрес МИ-6 в английской транскрипции. В тех же резиновых перчатках достал из пачки конверт, вставил в принтер, тот напечатал адрес английской разведки.
Стараясь не дышать на конверт, чтобы не оставить образчик ДНК, свернул письмо, аккуратно положил его в конверт и запечатал. Потом положил в газету, которую бросают в великом множестве в почтовые ящики, снял перчатки.
Вымыл вспотевшие руки, умыл лицо, посмотрел в зеркало в ванной. Зрачки были расширены от возбуждения. Такие глаза он наблюдал неоднократно у преступного элемента после употребления анаши, гашиша или «экстази — МДМА».
С Романа крупным градом повалил пот. Во рту снова пересохло. Пальцы стали подрагивать мелкой, чуть заметной дрожью. Он еще раз умылся, снова посмотрел в зеркало и тихо проговорил вслух:
— Точно как наркоман. Чего ты волнуешься? Возьми себя в руки, тряпка! Ты же не Родину продаешь, а идешь в атаку, вызываешь огонь на себя. Чтобы поймать подлых шпионов, которые лезут к нам. Так что, Ромчик, ты не изменник, а герой! Разведчик!
Снова прошел к компьютеру. В переводчике набрал фразу на русском языке: «Добрый день! Пожалуйста, когда будете в Англии, опустите письмо в почтовый ящик. Это очень важное дело! Спасибо». Перевел на английский. Несколько раз прочитал, потом распечатал и, разорвав лист на четыре части, рассовал по карманам одежды, в которой ходил на службу. Почистил историю браузера и поиска, выключил компьютер и пошел спать. Утром, по дороге на работу, за поворотом, когда никто его не мог видеть, выбросил перчатки в урну.
Следующие два дня перед выставкой прошли в тревожном ожидании. Газета с письмом хранилась в мусорном ведре дома.
Но Кушаков не сидел на месте. Он действовал. Памятуя, что каждое мероприятие нужно подготовить, посещал место предстоящей встречи. Навыки перевоплощения у него были не просто из любительского театра, его обучали корифеи из наружного сыска во время учебы в Санкт-Петербурге.
Сделать лицо безликим, нацепив дешевые очки без диоптрий, неряшливость в одежде, грязная, стоптанная обувь, несколько иных штрихов, и окружающие видят типичного «ботаника», который с удовольствием ходит по музеям. Обычный посетитель таких заведений. Он здесь смотрится органично.
В таком обличье Роман и ходил в Культурно- исторический центр. Он изучал выставочные залы. Зал Ленина, зал, посвященный Великой Отечественной войне, современным войнам. Роман всматривался в фотографии погибших земляков. Тех, кто ушел на фронт или был призван в горячие точки бывшего Советского Союза, в Афганистан и там сложил головы. Длинный, высокий стеллаж черного цвета, поделенный на ячейки, в каждой по фотографии погибшего. Все молодые лица. Перед каждой фотографией маленькая лампочка в виде свечечки, и свет из нее бьется как настоящее пламя.
Забыв на несколько минут, зачем он сюда пришел, Роман медленно двигался вдоль фотографий, пытался всмотреться в лица погибших за Родину, словно ждал, когда они с ним заговорят. Помотал головой, стряхивая с себя наваждение, — он не для этого здесь, и улыбнулся:
— Ничего. Я тоже совершу пусть не подвиг, но поступок.
Сторонний наблюдатель увидел бы, что молодой человек, явно с плохим зрением, почти носом чертит по витринам, прищуривается, пытаясь рассмотреть экспонаты за стеклом. Такие вызывают не интерес, а сочувствие.
Сам же Кушаков вел напряженную работу. Он запоминал, где расположены камеры, охрана, нет ли сотрудников госбезопасности на объекте заинтересованности. Если бы прибывающие иностранцы представляли интерес для контрразведки, то чекисты тоже готовились бы к проведению выставки заранее.
Но все было тихо. Рабочие готовили зал современного искусства к выставке. Освобождали площади. Перемещали съемные панели, сверялись с чертежами, выставляли оборудование, на котором будут размещаться картины, перенастраивали освещение, попутно двигали камеры наблюдения, направляя на предстоящую экспозицию.
По радиостанциям они переговаривались с сотрудниками охраны. Камеры старые, аналоговые, углы оставались вне поля зрения. И они были затемнены, чтобы не отвлекать внимания от вернисажа.