«Твоя сестра, Желтая Луна, узнает нас по светло-голубой шерсти, — сказал Акчинук. — И тогда она точно вернет тебя обратно на небо и уже никогда не отпустит ко мне!»
Они решили посыпать друг друга черным песком, чтобы старшая сестра, сколько бы ни смотрела — не сумела их разглядеть.
Ночь прошла, а они так и остались: как будто кто-то пролил черную краску на их голубую шерсть.
С тех самых пор живет Желтая Луна одна. Иногда она смотрит во все глаза в поисках своей младшей сестры, иногда сощурится — может, хоть так, думает, удастся увидеть ее.
А бывшая Лазоревая Луна и Акчинук уже давным-давно сами стали песком. Но на Острове до сих пор стоит арка, построенная Акчинуком, и кто только ни проходит сквозь нее, а так ничего и не происходит.
Но на Острове до сих пор живут дети их детей — детей — детей и так уже много тысяч поколений черно-голубых, пушистых, с четырьмя лапами и лунной кровью.
Мамору проснулся, и они поплыли дальше, и плыли еще десять дней, и не было ни островов, ни разговоров. Мамору думал о будущем. Кит думал о мамору. И так они долго и глубоко думали, что даже иногда забывали, где они и куда направляются. И только иногда Кит звал мамору:
— Ты там?
— Я тут, — отвечал мамору. И так они продолжали свой задумчивый путь. Но на десятый день, а, вернее, на десятую ночь, мамору сел на корточки, обхватив лапами колени. И посмотрел на небо. Невдалеке от Большой Медведицы мерцала звезда. Мерцала-мерцала и погасла. Мамору задумался и сказал:
— Вот послушай, Кит…
— Ну? — лениво спросил Кит. Он немного устал и ему уже хотелось спать. Но они так долго думали и так давно не разговаривали, что Киту стало интересно, что же там такое, на уме у мамору.
— Даже если звезды гаснут, а они огромные и бесконечные. Бесконечные, я думал, и огромные… — загрустил мамору и замолчал.
Кит не сразу понял, что именно хотел сказать мамору. И потому спросил:
— Ты что же — боишься? Боишься погаснуть?
— Раньше я боялся только превратиться в камень, — ответил мамору. — А сейчас, когда я думаю об Острове, я не боюсь стать камнем. Я боюсь не увидеть, что будет с моим Островом, кто поселится на нем, какие дома построят, какие норы и гнезда.
— Что это с тобой на ночь глядя? — сердито спросил Кит. — Если ты хочешь знать, что я думаю об этом, то, тысяча акул! — я ничего не думаю! Но я слышал, что любовь сильнее тех законов, по которым гаснут звезды, и люди, и острова.
— Хм… — произнес мамору. — Мне кажется, об этом я еще не думал. И как только ты все знаешь, Кит? Обо всем слышал?
— Тысяча акул! — ответил Кит.
Тем временем они приблизились к Острову Серой Травы.
— Может быть, этот остров — твой?
— Не похоже, — вздохнул мамору.
Но пора было останавливаться на ночлег, и они причалили к Острову Серой Травы. Мамору снова и снова слушал внутри себя слова Кита: «…сильнее тех законов, по которым гаснут звезды». А потом он вспоминал: «И люди… и еще что-то… да! И острова! И звезды…и люди…и звезды…» И к этим словам присоединились другие, новые, неизвестные — Гидгих, Ахсинун, Сунам…И мамору даже не успел понять, что спит и видит сон.
Гидгих и Ахсинун
Однажды жили на Острове рыбак Гидгих и его жена Ахсинун. У них было двое детей — мальчик Сунам и девочка Кумаа, но владыка неба, воды и земли позвал их в деревню мертвых. Остались рыбак и его жена без детей, но каждый день думали они про Сунам и Кумаа — как они там без них, совсем маленькие еще.
По вечерам Гидгих плел сети, Ахсинун чистила рыбу, они разговаривали о прошедшем дне, о завтрашнем, и, если дождь был не сильным, они выходили к океану — постоять в тишине.
А там, в океане, на глубокой глубине жила Большая Черная Рыба. Она поднималась со дна только в ясные лунные ночи — посмотреть на Остров, да так, чтобы ее, Рыбу, никто бы не разглядел.
В одну из таких ночей увидела она рыбака и его жену. Влюбилась Большая Черная Рыба в Гидгиха. И стало ей на глубокой глубине маятно, тоскливо, одиноко, словом, невыносимо.
Черная Рыба принялась каждую ночь подниматься со своей глубины в надежде еще раз посмотреть на рыбака. И как только она его видела, так радостно становилось и спокойно в темной рыбьей душе. С каждой новой ночью крепла ее любовь к рыбаку и росла ее ненависть к его жене. В конце концов, захотела Черная Рыба избавиться от Ахсинун. Семь ночей подряд в тайне от всех размышляла она, как бы совершить задуманное, но так ничего и не пришло ей в голову. Тогда решила Рыба отправиться к сестрам: всего их три, а хитрости на сотню акул хватит. Сестры у нее были старые — много глубин повидавшие, много волн испытавшие. «Они, — подумала Черная Рыба, — точно знают, как избавиться от ненавистной жены рыбака».
Опустилась Рыба на глубокую глухую глубину — глубже той, где она сама жила. Приплыла к самой молодой из трех сестер — Желтой Рыбе, все ей рассказала, ждет. Сестра подумала и говорит: «Есть у меня кое-что. Только ты не выспрашивай, не высматривай, плыви к себе, поднимайся. А завтра будет твой рыбак прощаться с женой».
Утром, когда Гидгих уже ушел, увидела Ахсинун, что у дома стоит женщина в желтой одежде. Женщина смотрит на Ахсинун, просит воды попить. Удивилась жена рыбака — откуда на Острове взялась эта незнакомая женщина, но спрашивать ни о чем не стала. Принесла воды.
— Спасибо за воду, — сказала женщина. — Вот тебе в благодарность подарок: шкура морского зверя. Как ляжешь спать, накройся этой шкурой и придет к тебе во сне твой сын Сунам, расскажет, как он живет без тебя.
Обрадовалась Ахсинун, легла, закрыла глаза, накрылась шкурой. Но вдруг шерсть на шкуре вздыбилась, задымилась, вспыхнули глаза — желтые, с красными зрачками, вытянулись лапы, прорезались когти, открылась черная бездонная пасть.
В этот миг дрогнула правая рука рыбака. Выронил он сети и побежал к дому. Схватил гарпун, убил морское чудовище. Из шкуры сшили они Ахсинун шапку. Обнимаются, радуются, что все обошлось.
Но Черная Рыба не рада, совсем не рада. Отправилась она на глубокую, глухую, непроглядную глубину ко второй сестре — постарше — к Синей Рыбе. Все ей рассказала, ждет. Сестра подумала и говорит: «Знаю-знаю одно средство… Только ты не выспрашивай, не высматривай — плыви к себе, поднимайся. А завтра может твой рыбак могилу готовить».
На следующее утро, когда Гидгих ушел, увидела Ахсинун, что стоит у дома старуха в синей одежде. Старуха смотрит на Ахсинун, просит еды немного. Удивилась жена рыбака — откуда на Острове взялась эта незнакомая старуха, но спрашивать ни о чем не стала. Принесла еды.
— Спасибо, — сказала старуха. — Вот тебе в благодарность бусы из синего морского камня. Как наденешь их, придет к тебе твоя дочь, Кумаа, расскажет, как она живет без тебя.
Обрадовалась Ахсинун, надела бусы, ждет, когда придет к ней Кумаа. Но бусы стали покрываться чешуей и все туже затягиваться вокруг шеи Ахсинун.
В этот миг дрогнула левая рука рыбака, выронил он мешок с уловом, побежал домой. Схватил морского змея и разорвал его на две части — только синяя кровь и капает — не остановить. Сделали они из змея пояс рыбаку, радуются, что все обошлось.
Но нет покоя Черной Рыбе. Отправилась она на глубокую, глухую, непроглядную, неизмеримую глубину к самой старой сестре — Серой Рыбе. Все ей рассказала, ждет. И говорит Серая Рыба:
— Сестры мои молодые еще, ума не набрались, хитростью не разжились. А ты меня послушай. Пока жив рыбак, никто и ничто не сможет причинить Ахсинун зла. Рыбак сам должен ей в руки смерть дать. Вот тебе льдина с рыбьим молоком. Найди рыбака, отдай ему молоко и скажи, что это морской тоён шлет ему в благодарность за то, что он ловит всегда столько рыбы, сколько надо ему и Ахсинун — и ни хвостом больше. Скажи, что это рыбье молоко для его жены, что, выпив его, она принесет рыбаку ребенка.
На следующее утро, когда Гидгих закинул в океан сеть, появилась из воды голова Черной Рыбы. «Вот тебе, — говорит, — благодарность от морского тоёна. Спрячь, — говорит, — этот сосуд за пазухой, чтобы не разбился и отдай жене». Все сделала Рыба, что ей насоветовала сестра и, довольная, отправилась на свою глубокую глубину.
Рыбак взял льдину с рыбьим молоком, положил ее за пазуху. Но рыбы, не знакомые с теплом человеческого тела, не знали, что от радости сердце рыбака забьется быстро и горячо, и льдина растает, и молоко разольется, и яд проникнет в кожу Гидгиха.
Вскоре жители всего Острова сбежались к океану: там, на волнах раскачивался каяк, а в каяке лежал мертвый рыбак.
Горю Ахсинун не было ни конца, ни предела. Большие круглые слезы роняла в океан и Черная Рыба. Так рыдала она семь дней, пока не решила вернуть рыбака обратно из деревни мертвых на землю.
В ясную лунную ночь поднялась Черная Рыба из глубокой глубины, смотрит на Остров, зовет Ахсинун.
Услышала Ахсинун свое имя, пришла к океану. Видит — у самого берега сидит на воде Большая Черная Рыба и говорит:
«Хочешь вернуть Гидгиха? Ну, конечно, хочешь. А я знаю, как».
Ахсинун по колено зашла в океан — поближе к Рыбе. Ее сердце забилось быстро и тяжело.
— Я покажу тебе путь в подводную деревню мертвых. Там ты встретишь своего рыбака. Возьми его за руку и веди через всю деревню, на самый край. А по пути в узкой реке пусть он поймает рыбу — любую, какая попадется. Там, на краю деревни, стоит скала. В скале — пещера. В пещере — лестница. Поднимитесь по лестнице — до конца. На самой вершине скалы Гидгих должен выдохнуть весь воздух из себя в пойманную рыбу, и сбросить ее вниз, на самое дно скалы. И должен он наполнить себя воздухом живых. И тогда он вернется.
Ахсинун слушала и не могла поверить своему счастью, и не знала, как благодарить Большую Черную Рыбу.
— Погоди, — сказала Рыба, — это не все. Вот тебе два рыбьих пузыря с солнечным светом. Один для тебя, другой — для Гидгиха. Только этот свет поможет вам выйти из деревни мертвых, тот, кто лишится света, лишится и выхода в мир живых.