Старший инспектор районного отдела милиции Скачкова шла от них в глубоком раздумье. Что дал ее визит к Бирюковым? Ничего. Почему Анатолий так не хотел идти домой? Неизвестно. Детская романтика? Нет, романтикой тут и не пахло.
А через три дня Скачковой позвонил завуч школы и сообщил, что Анатолий Бирюков опять в бегах...
В душе Скачковой поднялась досада. Как же это она, опытный работник детской комнаты милиции, не сумела разгадать причину недовольства Бирюкова? Да и чем он недоволен, в конце концов? Семьей? Школой? От чего он бежит и куда бежит?
Евдокия Сергеевна решила, как говорится, нажать на все педали. Наружной службе милиции и дружинникам дали указание присматриваться к подросткам, им сообщили приметы Бирюкова. Кроме того, Скачкова, собрав около двадцати девчонок и мальчишек — юных друзей милиции, включила в поиск и их.
Первый сигнал подали именно они: увидели Анатолия в кафе. Потом Бирюкова заметили на рынке. Он был не один. С ним шныряли два таких же подростка. Его выслеживали возле кинотеатров и магазинов. С электрическими фонариками лазили по подвалам и чердакам. Скачкова приходила домой поздно. Торопливо сбрасывала испачканное платье, принимала ванну, потом в тоскливом одиночестве ужинала на кухне (муж уже привык к тому, что она задерживается на работе допоздна) и шла спать.
Анатолия нашли на девятый день. Инспектор милиции привел его в детскую комнату, спросил у Скачковой:
— Этот?
— Он самый, — подтвердила Евдокия Сергеевна. А когда инспектор ушел, сказала:
— Садись, Толя, поговорим.
Паренек сел и горько заплакал. Он размазывал слезы по грязному лицу и никак не мог унять тяжелых, безутешных рыданий.
Вот тут только Скачкова узнала «тайну» их семьи.
Высокий и смуглый Гриша был сыном Татьяны Всеволодовны, а Толик пришел в семью со своим отцом. Эта семья сложилась пять лет назад. Отец, преподаватель института, занимался сыном мало. А Татьяна Всеволодовна во многом отдавала предпочтение своему родному сыну. Новые рубашки, брюки, куртки носил Гриша. Анатолию они доставались после брата. Нельзя сказать, что Бирюковы получали денег мало. Но каждую «лишнюю копейку» они несли в сберегательную кассу — копили на автомобиль.
В прошлый раз Анатолий ушел из дома от обиды. Григорию мать купила новый «студенческий» портфель.
— Старый портфель отдай Толе, — скомандовала она.
— Да тот портфель совсем истрепался, — возразил, было, Анатолий.
— Гриша учится лучше тебя, вот ему и обновка.
Это было несправедливо. Слова мачехи больно ударили Анатолия по сердцу.
Вскоре после возвращения беглеца домой у Григория был день рождения. В подарок он получил голубой дорожный велосипед с переключением скоростей. Кто из мальчишек не мечтает о таком шикарном «велике»?
— Мам, а мне купишь такой? — робко спросил Анатолий.
— Ну вот еще! Два велосипеда в одной квартире!
— Слушай, Толя, ведь это же был подарок на день рождения! — возразила Скачкова, до этого молча слушавшая рассказ Анатолия.
— Я знаю. Я знаю... — загорячился Анатолий. — День рождения, конечно... Только я ушел из дома не потому. Она в тот вечер порвала мамину карточку.
— Умершей матери?!.
Долго еще говорила с ним Евдокия Сергеевна. И домой пошла вместе с ним.
Мачеха встретила Анатолия с прохладцей.
— А, явился — не запылился? Чего ты бегаешь, семью позоришь? Э-эх, дитятко! Ступай в ванну.
А когда Евдокия Сергеевна попыталась по душам поговорить с Татьяной Всеволодовной, та просто огрызнулась:
— Да ладно вам учить-то меня! Уж как-нибудь в своей семье разберемся, что к чему.
Скачкова поняла: и второй побег Анатолия ничему не научил эту женщину. Она пошла к председателю совета общественности. В него входило несколько офицеров-отставников, три старых рабочих-пенсионера и бывший учитель математики. Объяснив суть дела, Скачкова попросила пригласить на совет мачеху Анатолия.
Но на заседание совета пришел Иван Федорович Бирюков. Едва открыв дверь, он окинул членов совета беглым взглядом и затем... вышел. Скачкова — в коридор.
— В чем дело, Иван Федорович?
— Зачем вы меня вызвали к этим пенсионерам?
— Я не вас приглашала, а вашу жену.
— В воспитании детей мы равны! — отрубил Бирюков. — Говорите, что от нас требуется. На совет я не пойду.
— А я бы хотела, чтобы вы послушали мнение общественности...
— Всего хорошего! — и Бирюков ушел.
Правда, Бирюкова все же «вытащили» на заседание комиссии по делам несовершеннолетних. И там ему пришлось услышать немало горьких слов.
Прошло две недели. И совершенно неожиданно в детской комнате милиции появилась Татьяна Всеволодовна Бирюкова. Она остановилась посреди комнаты и убито произнесла:
— Толик опять сбежал... Дружки его сманили. Те, с которыми он знался, когда дома не жил.
— Кто они, откуда?
— А я почем знаю...
Дело принимало крутой оборот.
Долго искали Анатолия. Наверное, искали бы еще дольше, да он сам пришел. И рассказал, где был, что воровал — и с кем.
То, что сознался, было уже хорошо. Значит, самого гнетет такая жизнь. Но как уберечь его от дурного влияния, как спасти? И Евдокия Сергеевна предложила создать на лето особый, как назвала его потом, оздоровительный лагерь для таких, как Бирюков.
Идею Скачковой одобрили. Лагерь работал все лето. И все лето там находился Бирюков.
— Только бы он сумел окончить восьмилетку, — думала о нем Евдокия Сергеевна. — Сразу же устрою его на завод! — Она верила в силу рабочего коллектива, знала, что, почувствовав себя взрослым и самостоятельным, Анатолий забудет свои неумные выходки.
Так и получилось.
Евдокия Сергеевна помнит, как, одетая в штатское, она сидела среди рабочих в зале заводского клуба. Нескольких пареньков, в том числе и Анатолия, посвящали в рабочие.
Она в тот день так и не показалась Бирюкову...
И вот — это приглашение на свадьбу.
Евдокия Сергеевна держала в руке короткое письмо и, довольная, улыбалась.
— Миш, что мне посоветуешь?
— Решай, как всегда, сама.
— А я уже решила. Обязательно пойду: ведь Анатолий мне — как сын!
Брак по расчету
Со следователем Рауфом Галязовичем Султановым мы встретились в купе скорого поезда Казань — Москва. Было начало сентября, на железных дорогах и в аэрофлоте в это время спад пассажиров. Школьники и студенты уже разъехались по местам, а отпускников и командировочных не хватает, чтобы заполнить все места в купейном вагоне. Мы с Султановым занимали купе вдвоем.
Как давние знакомые, разговорились.
— Читал в газете вашу «Пригоршню зерна», — сказал Султанов. — Вы, кажется, из Саратова ее писали.
— Да, — подтвердил я, — была у меня в августе такая командировка. Надо было дать корреспонденцию о больших потерях зерна на полях и дорогах Саратовской области.
— Одно меня удивило в этой статье: как вам удалось высчитать, сколько хлеба можно выпечь из пригоршни зерна?
— Специалисты высчитали. Между прочим, это был самый трудный момент в работе над корреспонденцией.
И я коротко рассказал, как на одной из степных дорог под Саратовом мы выгребли из ямки два ведра пшеницы, которая выплескивалась сюда из кузовов проходящих машин. Шофер, с которым мы ездили по районам, зачерпнул полные пригоршни крупных литых зерен и сказал:
— Это ведь хлеб. Тут, поди, булка хлеба выпечется, а?
Я не знал, сколько хлеба можно выпечь из пригоршни зерна. В Саратове потратил целый день на выяснение этого вопроса. Все же удалось установить, что в пригоршню можно захватить семьсот граммов пшеницы. После простого размола из этого количества зерна выйдет примерно шестьсот граммов муки, а хлеба из шестисот граммов муки получится почти полтора килограмма. Надо учитывать припек. Ну, а полтора килограмма хлеба — это суточный рацион средней семьи. Вот что теряем мы, рассыпав лишь одну пригоршню зерна.
— Любопытно! — воскликнул Султанов, когда я закончил рассказ. — Точно так же у меня вышла однажды задача с портфелем... Вот как вы, например, думаете — сколько метров тонкой ткани для женского платья можно упрятать в один портфель?
— Это смотря какой портфель.
— Правильно. И какой толщины ткань. Но все это величины приблизительные. А мне надо было по возможности точно знать, сколько ушло ткани в портфель — в такой, знаете, современный портфель, пузатый, или, если хотите, крутобокий.
— И что же?
— Узнал. В него вошло пятьдесят метров ткани.
— И вы схватили вора за руку?
— Э, нет. Дело-то было гораздо сложнее. Вот нам сейчас принесут чай, и если хотите, я вам расскажу всю эту историю.
Рауф Султанов провел рукой по густым волнистым волосам, в его карих глазах мелькнула усмешка.
— Трудное это было для меня дело. Полгода я на него потратил. Порой даже думал, что запутался в нем безнадежно. Но потом снова набирался терпения, намечал новые ходы и постепенно приближал события к развязке.
Поезд «Татарстан», которым мы ехали, высоко держит честь своей фирмы. Чай, например, здесь подают не в стаканах. В каждое купе проводница приносит большой фарфоровый чайник хорошо заваренного чая, ставит фарфоровые чашки, выкладывает на салфетку ложечки. Сахар лежит в вазочках на столике.
Через полчаса проводница спросит, не надо ли еще чайник чая, и больше не беспокоит пассажиров.
Получив чайник, чашки и ложки, мы с Рауфом поняли, что теперь нас никто не потревожит до утра.
Не спеша попивая чай, Султанов изложил мне историю одного следствия, которое мне тоже показалось уникальным...
— Началось все совершенно случайно, — сказал будто между прочим Рауф. — Зашел я в ГАИ, где для меня готовили справку по одному делу. В коридоре встретил пожилого мужчину, который поздоровался со мной. Бегло ответив на приветствие, я попытался вспомнить, кто этот человек. И лишь вечером в памяти всплыла фамилия — Закиров. Закиров, Закиров... А ведь я его знал.
Утром позвонил в ГАИ, спросил причину визита Закирова.