Клан двурогих — страница 2 из 4

Глава 1 Суранский обоз

Гаук Отранский сильно сдал за эти пять лет, и трудно было узнать в этом старике прежнего благородного Гаука, высокомерного и всегда уверенного в себе человека. Видимо, годы, проведенные в скитаниях по родной земле, порабощенной врагами, не прошли бесследно для владетеля. Кеннет смотрел на Отранского сочувственно, Тах же беззаботно разглядывал стены пещеры.

– Не слишком ли рискованно ваше появление в Лэнде?

– Если уж ты нас не узнал, благородный Гаук, то кто нас здесь узнает спустя столько лет?

Тах говорил правду, благородный Гаук в первую минуту действительно не узнал в этих рослых молодых людях прежних знакомцев. И хоть сходство Таха с Бесом Ожским было бесспорным, но кто сейчас помнит капитана меченых? Разве что окрестные крестьяне, но эти если и узнают, то не выдадут.

– Мы, владетель, мирные торговцы из Азрубала, – усмехнулся Тах. – У нас охранная грамота самого Рикульфа из Гитардов. Мы даже везем письмо Родрику из Октов от старого боевого друга.

– Ловко, – согласился Гаук. – И что же в этом письме?

– В основном жалобы на беспредел, творимый Конаном из Арверагов в отношении других кланов. Достойный Рикульф подозревает Конана в намерении присвоить навечно звание императора, данное ему на время военных действий, и поработить свободолюбивых гуяров.

– Письмо подлинное?

– Самое что ни на есть, – подтвердил Тах.

– И вы собираетесь вручить его Родрику?

– Можешь не сомневаться, благородный Гаук, более надежных посланцев у достойного Рикульфа, который метит в суранские короли, еще не было.

– Тогда вам следует поберечься. Конан сейчас в Бурге, с таким письмом ему в руки лучше не попадаться.

– А мы как раз рассчитываем попасться, – прищурился Тах, – если не самому Конану, то одному из его людей. Нам почему-то кажется, что гуярский император должен быть посвящен в суть интриг, которые плетут его враги.

– Бес Ожский работает с дальним прицелом?

– С очень дальним, благородный Гаук, – подтвердил Тах. – Пусть эти негодяи грызутся между собой, нам от этого только польза.

– Не нарвитесь на нордлэндских владетелей, их немало сейчас крутится вокруг Конана. Выслуживаются суки.

– Кое с кем из этих тварей мы собираемся посчитаться, – глаза Кеннета сверкнули в полумраке.

– Как здоровье благородной Сигрид? – спохватился Отранский. Вот уж действительно, совсем оброс мхом в этой пещере.

– Благородная Сигрид здорова, – улыбнулся Тах, – а Гильдис просила передать тебе привет, благородный Гаук, от себя, и от двух твоих внуков.

– Уже двух! – приятно удивился Отранский.

– Гауку скоро будет пять лет, а Грольфу два с половиной года, – гордо поделился Тах.

– Значит, все живы-здоровы? – расчувствовался до слез старый владетель.

– Старый Хой захворал, – вздохнул Кеннет, – поэтому мы и решили тебя навестить владетель.

– Жалко Хоя, верный человек, – покачал головой Отранский. – Хотя пожил он немало – еще с Тором Нидрасским осваивал Суранские степи. Ну, даст Бог, поправится.

– Людей у тебя много, благородный Гаук? – спросил Тах.

– По первому зову десятка четыре наберу.

– А Нордлэнде и Вестлэнде?

– И там есть, – кивнул головой владетель. – Гунар сын Скиольда, вы его должны помнить, последний уцелевший гвардеец Гарольда, служит сейчас Гольфдану Хилурдскому. Ему можно доверять полностью. Но будьте осторожны, гуяры только на вид простодушны. Более коварных и жадных псов мне видеть не доводилось. А лэндская или суранская кровь для них дешевле воды.

– Проскочим, – уверил Кеннет. – Мы уже сталкивались с гуярами.

– А ваши люди?

– Обычные охранники-суранцы, но им хорошо заплачено, так что не продадут.

– Ну что же, – тряхнул поредевшими кудрями Отранский, – храни вас Бог. На обратном пути я встречу вас в Хальцбурге.

– Стоит ли так рисковать собой, благородный Гаук? – попробовал возразить Кеннет.

– Волков бояться – в лес не ходить. Должен же я передать внукам гостинец, чтобы не забывали деда.

Суранский торговый обоз не был такой уж диковинкой на дорогах Лэнда и особого внимания не привлекал. Десять человек охраны были достаточной силой, чтобы отпугнуть случайных бродяг, а охранная грамота Рикульфа из Гитардов служила пока надежной защитой от поползновений гуяров. Император Конан из Арверагов покровительствовал торговле, и в этом его поддерживали вожди и старейшины других кланов. Поход в Суран сложился для гуяров на редкость удачно, кланы поделили между собой богатые города, обобрали их население, и теперь хлопотали, чтобы на остриженных и обритых хоть немного отросла шерсть. Тем более что купцы из Аквилона и Зиндана буквально облепили вестлэндские порты, скупая захваченную добычу и требуя все новых суранских товаров.

– Обобрали несчастных гуяров до нитки, стервецы.

Немолодой воин поставил глиняную кружку на стол и подмигнул молодым людям. По сурански он говорил с сильным акцентом, но понять его можно было. Разговор завязался в придорожном трактире, где остановились на отдых липовые торговцы.

– Вы суранцы плохие воины, – сказал он, презрительно глядя на Таха. – Хотя ты, черноголовый, кажется, не суранец вовсе.

– Я горданец, – сообщил Тах. – Было такое племя в Суранских степях.

– Было да все вышло, – криво усмехнулся гуяр и отхлебнул из кружки. – Теперь мы встали вам на горло твердой ногой. Это я вам говорю, Освальд из клана Арверагов.

– Твой хозяин Конан мог бы одеть тебя поприличней, – небрежно бросил Тах.

– Конан мне не хозяин, – возмутился Освальд. – Это у вас, суранских псов, есть теперь хозяева – мы, доблестные гуяры. Что же касается меня, то я человек вольный, не менее вольный, чем Конан.

– Конан, однако, побогаче будет, – усмехнулся Кеннет.

– Это уж как водится, – неожиданно легко согласился гуяр. – Конан из семьи Асхилов, а эти всегда норовили хапнуть побольше. Ну а в этот раз они тащили замками и целыми городами. А разве ж я не такой арвераг, как Конан?

– Порядочному человеку везде трудно, – сочувственно вздохнул Тах.

– Вот, – воодушевился Освальд, – и я о том же. Я собственным мечом прорубал стены городов, а владеет ими Конан, так где же правда в этом мире?

– Нет правды, – охотно согласился Тах. – Но ты не горюй. Вот приберет Конан к рукам Лэнд и Суран, глядишь и тебе кое-что перепадет. Ты ведь тоже арвераг.

– Тоже! – презрительно скривил губы Освальд. – Мы были равны, когда были бедны, а сейчас – ему города, а нам беда.

– Так уж погано устроен этот мир, – захлебнулся в сочувствии к старому гуяру Тах. – Люди от природы корыстны и подлы.

– Псы вы, а не люди, и наших вождей хотите сделать псами, – Освальд добавил несколько крепких гуярских выражений. – Вон сколько вокруг Конана трется лэндовских владетелей. Им-то и нужен император в мирное время. Веками мы жили свободно, по заветам предков, а ныне? Кто теперь слушает старейшин? Нахапали добычи и возомнили себя умнее отцов и дедов. Деньги – вот главное зло, и будь моя воля, я бы вас торгашей в бараний рог согнул.

– Так и без денег нельзя, – мягко возразил Тах. – Пить-есть надо.

Освальд оглядел свою кружку и бросил вопросительный взгляд на хозяина постоялого двора, но тот очень вовремя отвернулся. Гуяр отшвырнул пустую посудину и вздохнул: в карманах у него, судя по всему, ветер гулял.

– Паршивый городишко, этот Клотенбург. Мой отец с дедом этого Конана из одного котелка хлебал, а ныне Освальду сыну Карадока на землях Конана Асхила куска хлеба не подадут. Вот она жизнь, суранцы. Вот она пролитая во славу арверагского клана кровь.

– А Клотенбург Конану отошел?

– А то кому же. С нами он звонкой монетой расплатился или землей. Но мне земля ни к чему – возись там с вшивыми мужиками. А золото, видишь, прозвенело да пропало. А с земель доходы вечно грести можно.

– Выходит, прогадал, – посочувствовал гуяру Конан.

– А это как посмотреть, суранец, – усмехнулся Освальд. – С твоей торгашеской точки зрения, конечно прогадал. Но только вольный ветер и братское плечо в бою ни за какие деньги не купишь. А больше ничего истинному гуяру не нужно – все остальное он возьмет сам. А вы что, к Конану в гости собрались?

– Не к Конану, – отрицательно покачал головой Тах, – к Родрику из Октов. Везем письмо от достойного Рикульфа, правителя северо-восточного Сурана.

– Знаю я Рикульфа, – усмехнулся гуяр, – хитер и коварен, истинный гитард.

– Не нам судить достойного правителя, – скромно вздохнул Тах.

– Не хватало еще, чтобы суранские псы облаивали доблестных гуяров, – проворчал Освальд. – О чем письмо-то?

– Мы вашего языка не знаем, а на словах ничего не передавали. Вручить лично в руки и все.

– Зря ты болтаешь, – зашипел на Таха Кеннет. – Велено было все сделать тайно.

– Да, – задумчиво протянул Освальд, – вот так же Артур Великий послал родичу письмо, а там всего навсего попросил повесить подателей на крепкой веревке. Самому недосуг было.

– И повесили? – ахнул Тах.

– Мы гуяры люди простые, отчего же не помочь соседу безделицей.

– Хороша безделица! – возмутился Кеннет.

– Так не будь дураком и не лезь сам в петлю, – отрезал гуяр. – Письмо-то тайное, а раз так, то это уже риск немалый.

– Никакое оно не тайное, – неуверенно возразил Кеннет.

– Раз не тайное, так покажи мне, – добродушно отозвался Освальд. – О чем спор-то? Освальд сын Карадока не из болтливых. Однако самый большой грех на земле, это грех неблагодарности, суранцы.

Тах прижал ладонь к сердцу, а затем пододвинул гуяру весьма увесистый мешочек с монетами.

– Надеюсь, с золотыми? – прищурился гуяр в сторону молодого собеседника.

– Как можно, – даже слегка обиделся Тах. – Разве ж мы не понимаем, с каким достойным человеком имеем дело.

– Хозяин, – Освальд достал из мешочка желтый кружок и попробовал его на зуб, – вина мне и этим молодым людям. Я угощаю. Про сдачу не забудь. И не медью, а серебром. Знаю я вас, так и норовите ограбить честного человека.

Читал Освальд медленно, усердно шевеля толстыми губами, лицо его, принявшее поначалу озабоченное выражение, разгладилось, и он обратился к молодым людям уже с улыбкой.

– Все в порядке, суранцы. Обычные приветствия и пожелания. Вас велено принять как родных и обласкать.

«Суранцы» изобразили на лицах облегчение и радость. Кеннет покосился на мешочек с золотом, исчезающий за широким поясом гуяра, и вздохнул.

– Никогда не жалей о сделанном хорошему человеку даре и тебе воздастся втрое, – наставительно изрек Освальд. – До замка Хилурд я вас провожу, а уж дальше вы сами. Арверагу нечего делать на землях октов без крайней нужды.

Всю дорогу Тах расспрашивал Освальда о его родной земле, о подвигах гуяров в чужих странах, о том насколько велик этот мир, и есть ли у него край, и что там за этим краем. Старому гуяру было что рассказать собеседникам, ибо за долгую жизнь он повидал немало, а рассказов наслушался и того больше.

– Неужели мир так велик? – поразился Кеннет.

– Дай Бог, чтобы я видел одну сотую его часть, – честно признался Освальд, – а чтобы увидеть его весь, не хватит жизни. Не будь наши земли такими скудными, меня с родного острова ни за какие блага мира не вытянули бы, потому что нет на этом свете ничего лучше родины, суранцы, это я вам говорю, Освальд из Арверагов.

Гуяр даже слезу уронил, захваченный воспоминаниями о родных берегах. Хотя, не исключено, что чувствительным его сделало аквилонское вино, к которому он не забывал прикладываться во время своих рассказов.

– Скудная земля не рождает героев, – тонко польстил гуяру Тах, – а тем более таких героев, как достойный Освальд.

Освальду лесть торговца понравилась, и он дружески похлопал его по плечу.

– У тебя хорошая голова, суранец, и ловкий язык. Ты далеко пойдешь. Если хочешь, я похлопочу за тебя перед Конаном.

Тах рассыпался в благодарностях и в свою очередь пригласил достойного Освальда, коли нужда забросит того в далекий Суран, без церемоний навестить Эшера сына Магасара в азрубальском доме, скромном жилище, которое, конечно, недостойно принять такого героя, но тем больше чести окажет он ему своим посещением.

– Эшер это ты?

– Эшер из Азрубала, – подтвердил Тах. – А моего спутника зовут Магон, он родом из Харога.

– Ну и имена у вас, ребята, – покачал головой Освальд, – честному человеку не выговорить на трезвую голову.

Расстались друзьями, едва ли не у самых стен Хилурдского замка. Однако навещать его хозяина старый гуяр наотрез отказался:

– У меня свои счеты с октами, и я предпочел бы держаться от них подальше.

– А разве замок принадлежит не благородному Гольфдану Хилурдскому? – поинтересовался Кеннет.

– Это земля октов, и этот твой Гольфдан служит им.

Тах долго смотрел вслед гуяру, а потом насмешливо сказал Кеннету:

– Пожалуй не стоило нам столь откровенно демонстрировать свои знания относительно лэндских владетельских родов. Этот старый мошенник не так уж глуп.

Кеннет признал свою ошибку. Не так-то просто влезть в шкуру другого человека, наступив на горло собственному «я». Возможно, Магону из Харога наплевать было на разоренную землю Лэнда, на толпы нищих в городах и на дорогах, на голодных детей и женщин, которым нечего было есть на исходе весны, на разоренные города и замки, в которых хозяйничали гуяры. Кеннету же смотреть на беды окружающих его людей было куда труднее, ибо это была его страна.

– Старый негодяй прав, – заметил Тах, – не стоит нам искушать судьбу и наведываться к Гольфдану. Как бы он нас не опознал.

За пять минувших лет Хилурдский сумел таки восстановить свой разрушенный замок. Кеннет насчитал более десятка свежих заплат в древних каменных стенах. И именно эти свежие заплаты делали замок похожим на нищего, прикорнувшего у большой дороги. А может быть, все дело было в пересохшем рве и распахнутых настежь воротах. Вряд ли благородный Гольфдан был настолько силен, чтобы никого и ничего не бояться, скорее уж наоборот – опасался даже ворота прикрыть, дабы не вызвать подозрений новых хозяев.

Суранский обоз, конечно, давно уже заметили со стен. Вестлэндская дорога сотни лет кормила замок при прежнем порядке, и, похоже, ситуация не изменилась при новых хозяевах. С кого же еще брать золото благородным людям, как ни с богатых купцов. Ибо только очень богатый купец решится путешествовать в нынешние времена по разоренной земле, оплачивая из своего кармана хорошее настроение завоевателей. Ибо плохое настроение чревато большими неприятностями в стране, где не было пока ни закона, ни порядка.

У остановившего обоз гуяра настроение было хуже некуда. Испитое лицо его взывало к милосердию, и Тах поделился со страждущим своими запасами. Глаза гуяра слегка потеплели.

– Мы слышали, что замок принадлежит лэндцу и решили не утруждать себя остановкой.

– Кому он нужен этот курятник, – усмехнулся гуяр. – Но плату за проезд собираем мы, суранец, так что придется тебе раскошеливаться и за себя, и за приятеля, и за арверага.

– Какого арверага?

– Освальда сына Карадока. Ты думаешь, я не узнал его, суранец? Этот негодяй уже угнал целое стадо баранов с наших земель. Наверняка он и сейчас пожаловал сюда неспроста. За дружбу с негодяем придется расплачиваться купцы.

Спутники сердитого гуяра дружно закивали головами, судя по всему, их тоже мучила жажда. Вряд ли они понимали, о чем разговаривает их предводитель с купцами на чужом языке, но то, что дело разрешится к общему удовольствию, сомнений у них не было.

– У нас письмо к Родрику из Октов и охранная грамота от Рикульфа из Гитардов.

– Гитарды пусть распоряжаются на своей земле, – отрезал гуяр, – а здесь земля октов. К Родрику я тебя провожу, но платить все равно придется.

В этом Тах с самого начала не сомневался, а потому не стал больше искушать судьбу. Гуяр жадно взял деньги и уже добродушно подмигнул торговцам:

– Приятно иметь дело с умными людьми. Эти двое вас проводят.

«Эти двое», видимо, были дружинниками Хилурдского, приданными гуярскому отряду. Во всяком случае, повинуясь жесту предводителя, они без возражений присоединились к обозу.

– До замка Родрика далеко? – спросил у старшего по возрасту дружинника Тах.

– К вечеру будем, – коротко бросил тот.

– Бедновато живете, – Тах кивнул на покосившиеся стены мужицких хибар.

– Живем и на том спасибо, – хмуро бросил молодой нордлэндец.

– Не уважают, значит, окты благородного владетеля Хилурдского, – откровенно позлорадствовал Тах.

Пожилой это неуместное злорадство уловил и резко к нему обернулся:

– Что-то ты не слишком похож на суранца?

– А я горданец. Эшер мое имя.

– Знавал я одного горданца, – усмехнулся пожилой. – Меченым он потом оказался. Атталидом его звали, не слышал? Чернявый он был как ты. У Расвальгского брода его пепел развеян. Так-то вот, купец.

Стемнело, когда обоз приблизился к замку. В отличие от Хилурда ворота его были закрыты наглухо, мост поднят, а в глубоком рву поблескивала вода.

– Этот замок раньше принадлежал владетелю Фондемскому, – глухо сказал пожилой. – Отважным наездником был благородный Бьерн, равных ему в Нордлэнде по пальцам можно было пересчитать. Только все отважные ныне в земле лежат, а выживают лишь те, у кого спина гибкая.

– С опаской живет Родрик из Октов, – усмехнулся Тах. – А что, есть кого бояться?

– Может и есть, – пожилой пристально посмотрел на меченого. – Мое имя Балдер, а его Свен, запомни нас, горданец, глядишь пригодимся. При нужде оставь весточку в крайней хате села, через которое мы проезжали. Люди там верные.

– Что ж, – охотно согласился Тах. – В нашем торговом деле всякое лыко в строку.

– Вот и я о том же. – Балдер развернул коня, отвесил поклон Кеннету и, сопровождаемый товарищем, поскакал прочь от чужого замка.

– Он нас узнал, – сказал Кеннет.

– Все может быть, – согласился Тах. – Но, похоже, Балдер нас не продаст.

Глава 2Окты

Родрик равнодушно скользнул глазами по обветренным лицам посланцев Рикульфа:

– Я ожидал большей предусмотрительности от гитарда.

Слова его адресовались рослому человеку средних лет, сидевшему в дубовом кресле чуть поодаль от хозяина. В неровном свете чадящих светильников лицо его казалось серым и далеко не добродушным, почти хищным. Куртка из грубой кожи была протерта едва ли не до дыр, но глаза выдавали в нем человека привыкшего повелевать. Впрочем, и сам Родрик из Октов роскошью наряда не блистал – такая же куртка из воловьей кожи, разве что поновее. Под стать обоим был и грубо сработанный стол, заставленный вперемешку глиняной посудой, серебряными кубками и суранским стеклом.

Когда-то Кеннет бывал в этом замке, в гостях у благородного Бьерна Фондемского. С тех пор минуло десять лет и целая вечность. Ничего уже в этих стенах не напоминало о прежнем любезном хозяине, человеке щедром и хлебосольном, любителе красивой суранской посуды и хорошего аквилонского вина. Именно в этом замке Кеннет впервые услышал чарующие звуки суранской музыки, столь не похожей на лэндскую. Тах утверждал, что музыка эта не суранская, а горданская, и пришла она из глубины веков. Как бы то ни было, но Кеннет до сих пор с благодарностью вспоминал владетеля Бьерна, открывшего ему окно в неведомый мир.

– У достойного Рикульфа не было выбора, – скромно вступил в разговор Тах, с трудом подбирая гуярские слова. – Ищейки Конана повсюду.

– Не слишком ли ты много знаешь о наших делах, суранец? Далеко не всегда знание благо.

– Мой отец служит достойному Рикульфу уже четыре года. Времени достаточно, чтобы убедиться в преданности нашей семьи клану Гитардов и лично достойному Рикульфу.

Родрик усмехнулся в ответ на горячую речь посланца:

– Что скажешь, Седрик, – можно верить этому мерзавцу?

– Продаст, – небрежно бросил Седрик, – у купца выгода всегда на первом месте.

– Когда служишь двум господам, шансы быть повешенным возрастают вдвое, – заметил Тах. – Так в чем же выгода, достойный вождь?

Родрик засмеялся, его родственник только презрительно пожал плечами.

– Достойный Рикульф надеется, что кланы октов и киммарков поддержат гитардов в борьбе против наглых притязаний арверагов на первенство.

Родрик поморщился:

– Рикульф никак не может отвыкнуть от дурной привычки, таскать каштаны из огня чужими руками.

– Конан в своих притязаниях на власть опирается на Вестлэнд. Оле Олегун ставленник Конана, и пока он сидит на вестлэндском престоле, Арвераги будут контролировать порты и выходы к морю, держа нас тем самым железной рукой за горло.

– Кого это «нас»? – спросил с усмешкой Родрик.

– Я передаю вам слова достойного Рикульфа, как мне и было приказано.

– А твой приятель, он что, немой? – неожиданно спросил Седрик, бросая при этом острый взгляд на Кеннета.

– Он просто не знает вашего языка.

– А что, собственно, хочет от нас Рикульф? – Родрик с раздражением выплеснул остатки вина на огромную собаку, зашевелившуюся у его ног. – Мы что, должны напасть на Конана и отбить у него вестлэндские порты?

– Достойный Рикульф полагает, что достаточно будет убрать Олегуна и посадить на его место более подходящего кандидата.

– Замечательно, – засмеялся Родрик, – видимо, гитард полагает, что мы круглые идиоты. Или, может быть, он забыл об уважаемых аквилонцах, которые горой стоят за Конана и хорошо ладят с благородным Оле?

– Аквилонцам нужна твердая власть, обеспечивающая им безопасность на караванных путях, а кто ее обеспечит, Конан или…

– Рикульф, – подсказал Таху с кривой усмешкой Седрик.

– Или Родрик, – продолжил свою мысль настырный посланец, – им все равно.

– А тебе, горданец? Что-то ты уж слишком проникся интересами гитардского клана.

– Это от того, что достойный Рикульф защищает мои интересы.

– И что это за интересы, если не секрет?

– Мы не можем позволить аквилонцам хозяйничать в торговле между Сураном и всем остальным миром.

– И благородные гуяры должны лить свою кровь, чтобы защитить интересы торгашей из Сурана?

– Благородные гуяры прежде всего должны позаботиться о своих интересах. От аквилонской торговли вам перепадут крохи, а суранские и лэндские купцы у вас всегда под рукой. Это те самые бараны, которых можно стричь долгие годы, надо только дать им возможность, обрасти шерстью.

– Это твое мнение, горданец, или это мнение Рикульфа из Гитардов?

– Достойный Рикульф очень хорошо понимает, где его выгода: богатство суранских городов – это его богатство.

– Надо полагать, что и Конан тоже хорошо знает, в чем его выгода и не будет сидеть сложа руки, – усмехнулся Родрик. – Ты как думаешь, горданец?

– Я полагаю, что достойный Конан уже действует и действует очень эффективно. Конан – император гуяров, это хоть и призрачная, но власть. Ему мешают вожди и старейшины кланов, а помогают лэндские владетели и аквилонские купцы. Кроме того, на Конана работает время – нельзя управлять покоренными странами так, как вы управляете кланами. И Суран, и Лэнд привыкли к единоличной власти, и Конан им эту власть обещает, так что союзников у него будет немало. Да и среди вождей мелких кланов нет единодушия, немало среди них таких, которым алые владетельские плащи милее гуярских, и Конан охотно пойдет им навстречу, ибо, став владетелями, они превратятся в его надежную опору в борьбе с клановыми традициями.

– А ты, кажется, считаешь планы Конана не слишком удачными, горданец? – подозрительно глянул на Таха Седрик.

Этот человек был на редкость проницателен, умен и, судя по всему, честолюбив, хотя и пытался скрыть свои властные устремления под маской дружеского участия к Родрику из Октов. Кое-что об этом человеке меченому было известно: представитель не самой знатной октской семьи он, блогадаря уму, доблести и поддержки сначала Кольгрика, а потом Родрика, добился высокого положения в клане и, скорее всего, непрочь был добиться большего. Во всяком случае, Бес советовал Таху делать ставку именно на Седрика, поскольку Родрик и положением, и образом мыслей крепко связан с клановыми традициями.

– Я думаю, что трудно прикрыть одним плащом сразу двух женщин, – обворожительно улыбнулся собеседникам Тах, – то Суран, то Лэнд будут выскакивать наружу с большими убытками для Конана. Достойный Рикульф считает, что для начала надо создать несколько королевств на землях Лэнда и Сурана, а там как Бог даст. Во всяком случае, здесь в Лэнде Рикульф из Гитардов не соперник Родрику из Октов. В конце лета в Азрубале должны встретиться гуярские вожди и старейшины, чтобы определить будущее этих земель на многие годы. Конан готов к этой встрече, а вы достойные вожди? Это не мой вопрос, это вопрос Рикульфа из Гитардов, который мне велено вам задать.

– И что же предлагает Рикульф?

– Убрать Оле Олегуна и на совете старейшин провести в лэндские короли своего человека.

– Сказать легко, но сделать трудно, – покачал головой Родрик. – Олегун острожен, в Вестлэнде полно арверагов, которые не дадут в обиду благородного Оле. А ссориться с Конаном из Арверагов сейчас не в наших интересах. Рикульф далеко, а арвераги близко.

– Достойный Рикульф будет разочарован твоим ответом, Родрик из Октов.

– Это проблемы Рикульфа из Гитардов, но не мои. Я отнюдь не в восторге от Конана, но затевать кровавую ссору между гуярами не хочу, так и передай своему хозяину.

Фондемский замок был переполнен гуярами, и меченым представилась возможность, познакомиться с этим племенем поближе. С некоторым удивлением они узнали, что все многочисленные обитатели замка ближайшие родственники Родрика из Октов. Во всяком случае, кормившая их на кухне старая патлатая гуярка охотно поделилась с любезными купцами не только куском хлеба, но и родовой спесью:

– Не гоже Берники дочери Кологрима кормить собственноручно суранских псов.

– Так не даром же, – Тах бросил огорченной женщине золотую монету. Берника поймала ее на лету, но ощерила в улыбке гнилые зубы не раньше, чем убедилась в благородстве металла.

– Будь жив мой муж Альдроик, я бы никогда не знала нужды. А потеряла я его здесь, в Лэнде. Вот и приходится гордой гуярке прислуживать богатому родичу.

– Неужели местных девок не хватает, – посочувствовал ей Тах.

– Не станет истинный гуяр есть пищу, приготовленную чужой женщиной.

– Разумно, – согласился Тах. – Чего доброго, отравят.

Но, кажется, гуярка совсем не это имела в виду. Во всяком случае, она долго еще ворчала по поводу нынешних убогих времен, когда молокососы ни в грош не ставят дедовские обычаи, легко меняя суровую гуярскую простоту на пошлую чужеземную роскошь. Особенно роскошным гуярский стол Таху не показался, хотя не исключено, что поили и кормили их далеко не по первому разряду. Гуярка дар суранцев приняла, но благодарностью к чужеземцам не прониклась и любезнее не стала.

Арверагов старая Берника терпеть не могла, к этому клану у нее, похоже, были старые счеты:

– Да какие они гуяры, хуже торков!

– А кто они такие, эти торки?

– Есть такие на дальних землях. Всего у них в достатке, только эти самые торки о двух головах и при трех руках – уроды, каких поискать.

– Арверагов Господь внешностью не обидел.

– То-то и оно, что внешность гуярская, а душа черная. Вор на воре! Сколько скота они у нас перетаскали – ужас.

– Неужели и сейчас воруют? – удивился Тах.

– Горбатого могила исправит, а арверагу одна дорога – в ад.

Впрочем, и о гитардах Берника доброго слова не сказала: отличие гитарда от арверага лишь в том, что одни мошенники, а другие жулики. Киммарки, конечно, клан поприличнее, хотя негодяи и там встречаются. О Родрике Берника говорила только хорошее, зато долго и изобретательно проклинала какого-то Кедрика, который обещал жениться, но не сдержал слова.

– И среди октов встречаются негодяи, еще почище вас, суранцы.

– А мы-то здесь при чем? – удивился Тах.

– Порядочных торговцев на свете не бывает, все сплошь жулики и проходимцы. Взять хотя бы аквилонцев…

Аквилонцев Берника ругала даже больше, чем арверагов: более хитрого и коварного племени Господь на свет еще не производил, хотя не исключено, что к появлению на свет аквилонцев приложил руку кое-кто другой. Доблестные гуяры проливали кровь, а все добытое ими богатство прилипло к рукам аквилонцев. Взять хотя бы Бернику – после гибели мужа ей полагалась большая доля в добыче, но чуть ли не две трети ее ушло к аквилонцам, спасибо, что хоть малая толика осталась на приданное дочери, а то бы пришлось дочери Альдроика идти замуж за оборванца.

– А зачем ты аквилонцам платила?

– Так ведь это они снарядили гуярский поход. На нашем острове золотые пряники не растут, суранцы. Где бедный гуяр возьмет столько золота на доспехи. Вот и пришлось к аквилонцам на поклон идти.

Седрика старуха долго и подобострастно хвалила, к немалому удивлению Таха. Что это вдруг ее так прорвало? Но, как вскоре выяснилось, именно Седрик рискнул стать зятем этой крикливой ведьмы. Почтенная Берника рассчитывала при его покровительстве занять место поприличнее и поближе к Родрику.

– Отчего бы тебе к дочери не перебраться? – спросил Тах. Чем вызвал праведный гнев женщины. Берника вдова Альдроика из семьи Кольгримов, это не какая-нибудь приблудная тварь, кормящаяся подачками с чужого стола. Семья мужа – это теперь ее семья, и она останется здесь до самой смерти, если не найдется добрый человек, с которым можно будет разделить ложе и стол, не слишком бедный. Конечно, мужчина должен быть не старым, и род его не захудалым. Не говоря уже о клане. За арверага, будь он даже богач из богачей и писаный красавец, Берника не пошла бы никогда, потому что всем известно, какие они негодяи.

Тах успел даже вздремнуть, пока почтенная женщина перемывала косточки представителей клана арверагов. И проснулся он, когда внезапно скрипнула дверь, и немолодой гуяр, появившейся на пороге, поманил его пальцем:

– Седрик желает поговорить с тобой, суранец.

Тах не сомневался, что этот разговор состоится, любопытно было только то, насколько откровенен будет честолюбивый октский вождь. Седрик долго выспрашивал Таха о положении дел в Суране вообще и Азрубале в частности. Проверял ли он гостя или пытался выпытать у него что-то важное для себя, трудно было сказать.

– Мой отец посвященный Магасар говорит, что власть достается не тому, кто претендует на нее по праву рождения, а человеку, способному ее взять и удержать.

– Твой отец мудрый человек, – кивнул головой Седрик. Был он в той же потертой куртке, но держался куда более свободно, чем в присутствии Родрика. Таху он сесть не предложил, да и сам не сел, а прохаживался по залу из конца в конец, бросая на ходу отрывистые фразы. Вряд ли можно было ждать от этого человека полной откровенности здесь, в чужом замке, где его могли слышать десятки ушей, но то, что он захотел еще раз повидать посланцев Рикульфа, говорило уже о многом.

– В отличие от моего друга и родственника Родрика Кольгрима, я не считаю Олегуна достойной личностью. Но и руки пачкать о него не хочу.

– И не надо, – мягко заметил Тах. – Но мы рассчитываем на твою поддержку. Наверняка у тебя в вестлэндской столице есть свои люди, благородный Седрик.

Гуяр остановился и пристально посмотрел на Таха:

– Так ты считаешь, что смерть Олегуна принесет пользу Рикульфу из Гитардов?

– И не только ему. Ведь умереть может не только Олегун. Никто из нас не знает своей судьбы, но каждый может похлопотать за себя, не ожидая, когда птица счастья сама порхнет в руки.

– Можешь не продолжать, – холодно бросил Седрик.

Тах тоже считал, что сказал уже достаточно, излишняя откровенность может повредить скромному суранскому торговцу, вздумавшему хлопотать о коронах.

– Мои люди найдут тебя в Нотенбурге. – Седрик величественным жестом отпустил посланца и отвернулся к огню.

Глава 3Скромный торговец Крул

Вестлэнд разительно отличался от разоренных войной Нордлэнда и Приграничья. На какое-то время Кеннет словно погрузился в мир своего детства, казалось бы утраченный навсегда. Исходящие на крик торговцы на узких улочках города, толпы народа, неизвестно с какой целью, но неизменно заполняющие торговые площади, ибо почти никто ничего не покупал, но торговались все отчаянно, находя удовольствие в самой возможности покричать и безнаказанно обругать конкурента. Алые владетельские плащи небрежно разрезали это людское море, не считаясь с причиняемыми кому-то неудобствами, уверенные в своей безнаказанности, важные и надменные, словно не было никакой войны и не было тяжкого для всего Лэнда поражения. Население столицы Вестлэнда отнюдь не уменьшилось за годы войны, а уж скорее увеличилось за счет беженцев из соседних земель.

И все-таки кое-какие разрушения в Нотенбурге имелись, война и здесь оставила безобразные следы. Замок короля Ската Вестлэндского был разрушен до основания гуярскими пушками, и эти развалины, которые никто не решался восстанавливать, уже седьмое лето подряд зарастали сорной травой. Разрушен, впрочем, был не только замок вестлэндского короля, нарушено было душевное равновесие нотенбуржцев, ибо чем же еще можно было объяснить их равнодушие к судьбе родного города. А чем дальше суранский обоз продвигался по улицам вестлэндской столицы, тем меньше видел Кеннет сходства с прежней беспечной жизнью лэндских горожан. На улицах Нотенбурга хозяйничали гуяры, аквилонцы и еще черт знает кто, но только не сами хозяева. В лэндских лавках сидели чужие люди и на чужом языке предлагали чужие товары. С разрушением Бурга и других нордлэндских городов пришли в упадок лэндские ремесла, разорились местные торговцы. Оле Олегун, похоже, только царствовал, а правили за него арвераги с помощью расторопных аквилонцев, уже успевших обнюхать пришедший суранский обоз и предложить Таху смехотворную цену. А сопровождавший аквилонцев арвераг при этом выразительно поглаживал рукоять меча. Однако эта демонстрация силы и подлости не произвела на «суранцев» особенного впечатления, шантаж был отвергнут с порога, и обоз двинулся дальше под угрозы разочарованных шантажистов. Впрочем, подобных встреч у человека, рискнувшего заняться торговлей в столь смутные времена бывает от Азрубала до Нотенбурга более чем достаточно, и если на каждую из них тратить душевное здоровье, то его наверняка не хватит на долгую и счастливую жизнь. А Тах собирался жить долго и счастливо, о чем он и поведал одному аквилонцу, проявлявшему уж слишком большую прыть и нездоровый интерес к чужому товару. Причем Тах, сидевший в седле, бесспорно занимал более выгодную позицию, чем его оппонент, ноги которого беспомощно болтались в воздухе, а голова тряслась под тяжестью аргументов, обрушенных на нее меченым. Арверагу Тах пообещал снести дурную башку, набить ее стружками и подарить почтенному Конану, императору гуяров, и от себя лично, и от имени достойного Рикульфа из Гитардов, чьи интересы он представляет в славном городе Нотенбурге. После чего Тах отшвырнул аквилонца в сторону и сунул в наглую рожу арверага охранную грамоту с подписью и печатями гитардского вождя. Видимо бумага произвела впечатление, шантажисты отстали, и обоз благополучно достиг постоялого двора, расположенного в двух шагах от порта.

– Тяжелые времена, – вздохнул его хозяин, закрывая за гостями ворота. – Кого только нет ныне на улицах Нотенбурга.

Тах охотно подтвердил, что времена хуже некуда, но это еще не повод, чтобы сидеть сложа руки и ждать, когда кусок хлеба сам упадет в рот. А разбойников он не боится, слишком многие большие люди заинтересованы в том, чтобы путешествие Эшера сына Магасара завершилось успешно. В частности, кроме достойного Рикульфа он мог бы назвать и благородного Седрика из Октов, и благородного Элдада из Киммарков, и даже достойного Гилроя из Эбораков. Это перечисление имен могущественных гуярских вождей произвело впечатление на собравшихся в таверне торговцев.

– За здоровье суранских купцов, – поднял кубок с вином торговец из Зиндана. Тах понятия не имел, где этот Зиндан находится, но в свою очередь поднял кубок за процветание его торговли.

Рядились долго, до седьмого пота, на семи языках. Кеннету едва дурно не сделалось от поднявшегося гама, и, будь его воля, он бы даром отдал весь этот товар, только бы процедура торгов поскорее завершилась, и ему дали бы спокойно выпить вина под скромную лэндскую песню, которую наигрывал на скрипке бродячий музыкант в самом углу питейно-торгового заведения. Однако Тах был иного мнения и ни в какую не соглашался ронять честь горданского племени, известного своими способностями не только в науках, управлении, но и в торговле. Собравшихся в таверне купцов он довел буквально до икоты экскурсами в историю купли-продажи, чуть ли не от сотворения мира, и поразил даже Кеннета, не говоря уже о прочих, никак не ожидавших найти в скромном суранском купце познания, достойные ученого старца.

– Мое имя Крул, – назвал себя подошедший к финалу веселого торга пожилой аквилонец. – Я покупаю твой товар за назначенную цену, достойный Эшер.

Почтенная публика разочарованно вздохнула. Но кто же станет спорить с уважаемым Крулом, который вхож к самому Конану из Арверагов, не говоря уже о благородном Олегуне, который должен каждой аквилонской и зинданской собаке, хоть раз появлявшейся в Нотенбурге. Как известно, потребности вестлэндского короля сильно превышают размеры его казны, а уважаемый Крул, добрая душа, ссужает короля деньгами под залог вестлэндских земель.

– Я приглашаю в гости и тебя, и твоего компаньона, уважаемый Эшер, с надеждой на добрый разговор и возможную долгую дружбу.

– Всегда рад встрече с умным человеком, – охотно подтвердил Тах.

Расстались очень довольные друг другом. Следом за уважаемым Крулом исчезла и вся торговая братия, столь активно домогавшаяся суранских товаров. К большому разочарованию Кеннета ушел и скрипач, так и не доигравший знакомую с детства мелодию.

– Сегодня большие торги в порту, – пояснил хозяин. – Все торопятся принять в них участие.

– Чем торгуют? – поинтересовался Тах.

Торговали, как ни странно, людьми. Нотенбург был переполнен беглецами из Нордлэнда, Остлэнда и Приграничья. Бежали, конечно, не от хорошей жизни, но гуярам до лэндских слез дела не было, они требовали беглецов обратно – на разоренных землях некому было платить подати. Благородному Оле приходилось прилагать немало усилий, чтобы отлавливать беглецов и возвращать их обратно. Гуяры с вестлэндцами не церемонились и в случае задержки с выдачей беглецов просто хватали первых же подвернувшихся под руку и гнали на свои земли. Или продавали здесь же в Нотенбурге заморским купцам, которые живой товар брали охотно и за ценой не стояли.

– Любопытно, – криво усмехнулся Тах и покосился на Кеннета. Кеннет выразил желание посмотреть на то, как благородный Олегун торгует лэндской кровью. Хозяин постоялого двора покосился удивленно на молодого суранца, лицо которого вдруг ни с того перекосило от бешенства.

У помоста, куда гуяры загнали детей и женщин, уже собрались почти все недавние знакомцы Таха во главе с уважаемым Крулом. Торг еще не начался, но худосочный торговец с Зиндана нервно покусывал губы. Его смущало присутствие аквилонца Крула.

Арвераги без особых церемоний оттеснили от помоста зевак, которые воплями мешали торгу. Уважаемый Крул предложил назначить начальную цену сразу за всю партию товара, ибо торговаться за каждую юбку по нынешней жаре утомительно. Торговцы хоть и не слишком дружно, но поддержали аквилонца. Зрители протестующе загудели.

– А какая разница? – спросил Тах у молодого мужчины, стоящего рядом и сильно, если судить по лицу, озабоченного происходящим.

– Если будут продавать по одиночке, то мне удастся выкупить свою жену, а если всех сразу, то тогда пиши пропало, увезут на край света. Это нечестно, мы же вестлэндцы, а нордлэндцы – за что же нас так? У нас и король свой.

Окружающие отозвались на слова мужчины одобрительным гулом. Судя по всему, здесь собралось немало горемык, рисковавших навсегда потерять близких.

– А нордлэндцев продавать можно? – насмешливо спросил Тах.

– О нордлэндцах пусть король Кеннет заботится, – выкрикнул какой-то оборванец. Все засмеялись, хотя и сдержанно. Кеннет пошел красными пятнами и до боли в пальцах сжал рукоять неудобного суранского меча.

– Что это еще за король Кеннет? – полюбопытствовал Тах.

– Был такой, – хохотнул трухлявый мужичонка в грязном колпаке, – только весь вышел. Болтают, что он прячется где-то в Ожском бору, на болотах. Только врут, по-моему, в Приграничье даже приличного владетеля не осталось, не то что короля.

– Но у вас-то король есть, – усмехнулся Тах, – так почему не защитил?

– Арвераги в своем праве. Не надо беглецов принимать и прятать. Договор следует соблюдать.

– Арвераги, как я вижу, соблюдают.

– Не лезь не в свое дело, торговец, – набросились на меченого со всех сторон. – Мы договоримся с гуярами.

– Бог в помощь, – пожал плечами Тах. – Договаривайтесь.

Арвераг назвал цену, толпа обреченно взвыла – товар пошел оптом, дабы не томить на жаре уважаемых людей.

– Семьдесят золотых, – худосочный зинданец с вызовом посмотрел на Крула.

– Наличными, – забеспокоился пожилой арвераг. – Нам ждать некогда.

Его товарищи одобрительно загудели, судя по всему, цена их устраивала, а луженые глотки запеклись от жажды.

– Семьдесят пять, – назвал свою цену Крул.

– Восемьдесят, – выкрикнул зинданец.

– Ты знаешь, где я живу, уважаемый Карадок? – обратился Крул к арверагу.

– Э нет, – запротестовал зинданец, – уговор был – наличными и сразу.

Торговцы, возмущенные коварством уважаемого Крула, глухо зароптали. Опять этот прохиндей, пользуясь близостью к арверагским вождям, пытается всех обойти.

– Сто, – и возмущение торговцев сразу умерло, все как один уставились на обезумевшего суранца. Сто золотых монет за три десятка женщин – это уж слишком. Восемьдесят, и то безумная цена. Только вечная вражда зинданцев и аквилонцев могла заставить уважаемых купцов настолько потерять голову.

– Плати сразу, – предупредил покупателя гуяр. – Иначе мы продолжим торг.

– Считай, – Кеннет бросил мешок с монетами Карадоку.

– Продано, – обрадовано сообщил арвераг. – Забирай товар, купец.

– Сто монет! – покачал головой уважаемый Крул. – Твой компаньон поступил опрометчиво, достойный Эшер сын Магасара.

– Горяч, – охотно подтвердил Тах. – Но что поделаешь, сделка состоялась.

– Гнать живой товар в Суран по нынешнему бездорожью – не слишком ли накладно?

– А почему бы нам не обсудить эту тему за кубком доброго вина, уважаемый Крул?

– Согласен, достойный Эшер. Но вряд ли я сумею возместить из своего кармана разницу между расчетливостью старости и горячностью молодости.

– Очень может быть, молодость не потребует от тебя такой жертвы.

– В таком случае, до вечера, достойный Эшер. – Уважаемый Крул, сопровождаемый десятком мелких прихлебателей, покинул запруженную народом площадь.

– Гоните женщин на постоялый двор, – махнул Тах рукой своим охранникам-суранцам.

Вой на площади поднялся такой, что чертям тошно стало. Женщины вообразили, что их навсегда разлучают с родным домом.

– Эй, хозяин, – молодой вестлэндец потянул Кеннета за край плаща, – уступи жену за Бога ради, ведь месяц всего как женаты.

Толпа все теснее и теснее окружала «суранцев», кое-где уже взлетали кулаки, опускаясь, правда, пока только на спины соседей. Присутствие вооруженных арверагов сдерживало вестлэндцев.

– Уступи добром, торговец, – посоветовал Кеннету дружинник со значком владетеля Свангера на зеленом плаще.

– Если ты такой смелый, то попробуй отбить силой.

Дружинник несколько мгновений всматривался в лицо Кеннета, потом покачал головой и, не сказав больше ни слова, скрылся в толпе за спинами сразу притихших горожан.

– Уступи, торговец, – канючил парень. – Я заплачу.

– Не ной, – прошипел ему в самое ухо Тах. – Приходи через час, когда толпа рассеется, тогда и поговорим.

На открытый бунт вестлэндцы не решились. Женщин благополучно загнали на постоялый двор и заперли ворота.

– Втравил ты нас, – недовольно ругнулся Тах. – Куда мы этих баб денем, в Южный лес потащим? Вот наши обрадуются.

– Женщин отпустим, как стемнеет, – хмуро отозвался Кеннет.

Похоже, портовые кабаки Вестлэнда вбирали в себя сброд со всего мира, ведомого и неведомого. Такого смешения языков, нравов и обличий Кеннету видеть еще не доводилось. Особенно поразил его человек, словно бы вымазанный сажей с ног до головы, сидевший с двумя приятелями, белокурыми и голубоглазыми, за столом, залитым вестлэндской медовой брагой. Черномазый что-то кричал двум портовым шлюхам на непонятном Кеннету языке. Шлюхи оказались куда более понятливыми и уже через мгновение приземлились на колени к любезному чужестранцу.

– Матросы с купеческого корабля.

Кеннет вздрогнул и резко обернулся. Дружинник владетеля Свангера как ни в чем не бывало присел рядом на лавку и бросил на стол серебряную монету. Подскочивший слуга поставил на стол глиняный кувшин с вином.

– Выпьем, купец, – дружинник наполнил два кубка. – Вино в портовых кабаках даже лучше, чем во владетельских замках. Были бы деньги.

– И за что мы будем с тобой пить? – пристально посмотрел в глаза соседу Кеннет.

– Тейт, – назвал тот себя. – Служил когда-то Свену Холстейну, а сейчас, как видишь, служу Свангеру.

– Для меня ваши значки – темный лес.

– Неужели? – усмехнулся в рыжеватые усы Тейт. – А мне показалось, что ты такой же суранец, как я гуяр.

– Я торговец из Харога.

– Бывал я не только в Хароге, но и в Ожском замке.

– А где находится этот замок?

– У самой границы, благородный король Кеннет.

– Меня зовут Магон, вестлэндец, – рука Кеннета потянулась к висевшему на поясе мечу.

– Пусть будет Магон, – легко согласился Тейт. – А твоего приятеля зовут случайно не Тахом Ожским?

– Моего приятеля зовут Эшером. – Кеннет бросил взгляд на приоткрытую дверь и потянул меч из ножен.

– Не стоит так торопиться, благородный Магон, – остерег его Тейт. – Целя во врага, можно случайно угодить в друга.

– Что тебе от меня нужно, вестлэндец?

– От Магона из Харога мне не нужно ничего, но быть может я сгожусь королю Кеннету.

– А почему я должен тебе верить?

– Если бы я собирался тебя выдать, то выдал бы уже давно. Я узнал тебя еще там, на площади.

– Хорошо, Тейт – улыбнулся Кеннет. – Думаю, ты сгодишься и купцу Магону и королю Кеннету.

Дом скромного торговца Крула напоминал хорошо укрепленную крепость, и гарнизон в этой крепости, надо полагать, был под стать стенам. Уважаемый аквилонец очень ценил свою драгоценную жизнь, поэтому, видимо, протянул так долго на этом свете, несмотря на происки многочисленных врагов.

Тах решительно постучал в окованные медью ворота. Пара недовольных и недоверчивых глаз долго изучала позднего гостя через узкую щель. Гость был не один, еще шестеро всадников теснились за его спиной, бряцая доспехами и оружием.

– Эшер сын Магасара, – назвал себя Тах. – Твой хозяин назначил мне встречу.

Ворота, наконец, приоткрылись, и семеро всадников неспеша въехали в цитадель аквилонца Крула. Двор был пуст, и только из дома доносились приглушенные голоса.

– В гости как на войну ездишь, торговец, – недовольно пробурчал сторож, подозрительно посматривая на Таха.

– Жизнь беспокойная в славном Нотенбурге, – посетовал меченый, легко спрыгивая с седла. – Каждый норовит обидеть хорошего человека.

Тах улыбаясь подошел к недоверчивому слуге Крула и нанес ему удар в челюсть. Верный пес, даже не хрюкнув, медленно опустился к его ногам.

– Я полагаю, что вы справитесь и без меня? – обернулся Тах к Кеннету.

– Займись Крулом, – подтвердил тот.

Уважаемый Крул поднялся навстречу гостю с медовой улыбкой на устах. Жаль, но долгая жизнь настолько подпортила зубы старого хищника, что выглядел о с беззубым ртом почти как травоядный.

– Такая незадача, уважаемый, – начал прямо с порога Тах, – ограбили до нитки.

Крул был потрясен несчастьем молодого друга и поспешил к нему на помощь с кубком аквилонского вина. Лицо его буквально светилось добротой и сочувствием.

– Какое несчастье. Я лично попрошу короля Оле наказать негодяев.

– Между нами говоря, – вздохнул Тах, – я считаю грабителем именно Олегуна.

– Ты в своем уме, достойный! – аквилонец от удивления едва не захлебнулся собственным вином.

– Этот твой Оле украл у гуяров целое королевство.

Крул криво усмехнулся:

– Но ты только что утверждал, что ограбили именно тебя.

– Видишь ли, уважаемый, я близко к сердцу принимаю дела своего хозяина достойного Рикульфа из Гитардов, а он в свою очередь хлопочет о моих.

Надо отдать должное аквилонцу соображал он быстро:

– Мой дом в твоих руках, достойный?

– Разумеется, уважаемый, иначе я не стал бы затевать с тобой этот разговор.

– Не боишься заиграться, Эшер сын Магасара?

Судя по всему, этот человек не слишком испугался, повидал, вероятно, всякого на своем веку. Большие руки его спокойно лежали на столе и не дрожали. Бесцветные старческие глаза настороженно следили за гостем, но страха в этих глаза не было.

– Устрой мне встречу с благородным Оле, уважаемый Крул, и мы расстанемся друзьями.

– Зачем?

– Странный вопрос для умудренного жизнью человека, – пожал плечами Тах.

Старик задумчиво покачал головой:

– Благородный Оле всегда был добр ко мне.

– Так и ты сделал для него немало, – усмехнулся Тах. – Без тебя он никогда бы не взобрался на трон Вестлэнда.

– Олегун договорился бы с гуярами и без меня.

– Не уверен. Но это, пожалуй, ужен неважно.

– А если Олегун не согласится приехать?

– Да полно, уважаемый, – нахмурился Тах, – мы и так торгуемся слишком долго.

Глава 4Два короля

Олегун недовольно покосился на посланца. Уважаемый Крул сволочь, конечно, большая, но пренебрегать им в нынешней ситуации было бы глупо. Трон вестлэндских королей все время норовил выскользнуть из-под задницы благородного Оле. И ладно бы гуяры, так ведь и своим неймется. Взять того же Гольфдана Хилурдского. Вот уж воистину, пригрел змею на груди. Лижет теперь пятки Родрику, пес. При Рагнвальде нордлэндскую корону примерял, а теперь зарится на вестлэндскую. К сожалению, благородный Оле допустил в свое время большую ошибку – упустил Кристин, дочь Ската, которая досталась щенку Кеннету. Понадеялся на Норангерского, на Гоголандского, а надо было самому за себя хлопотать. Гуярам, конечно, плевать на нордлэндские правила престолонаследия, но своим-то пасть не закроешь, каждый норовит за ляжку тяпнуть. А все потому, что прав на престол у Олегуна никаких, если, конечно, не считать правом благосклонность Конана из Арверагов. Конану не выгодно, чтобы в Вестлэнде укрепился ставленник октов. Такая вот идет игра. Вождь арверагов метит в единоличные властители, и вся уцелевшая лэндская знать его в этом поддерживает. Вот только сумеет ли Конан подмять под себя гуярских вождей? Сомнительно. Так может не стоит благородному Оле безоговорочно ставить на арверага?

– Зачем я понадобился твоему хозяину? – Олегун резко повернулся к посланнику.

– Из Сурана прибыли торговцы с важными вестями.

– Что еще за вести?

– Благородная Кристин подумывает о возвращении в родные края.

– Почему она обратилась к твоему хозяину, а не ко мне?

– Ты ведь сам, благородный Оле, поручил уважаемому Крулу похлопотать об этом деле.

Слуга был прав, Олегун действительно просил об этом Крула. Старый пройдоха имел глаза и уши не только во всех закоулках Лэнда, но и в Суране. Самое время прекрасной Кристин объявиться – шесть лет прошло. Чужбина, она и есть чужбина, а дочь Ската привыкла жить на виду. Конечно, Оле Олегун, сохранивший вестлэндское королевство в целости и сохранности, когда все вокруг рассыпалось прахом, предпочтительнее в глазах повзрослевшей женщины сопляка Кеннета, все потерявшего и ни на что, по большому счету, не имеющего права.

– Что еще?

– Вести от достойного Рикульфа из Гитардов.

С посланцами Рикульфа Олегуну вряд ли стоит встречаться открыто. Конану из Арверагов это не понравится. Но неужели старый негодяй Крул решил переметнуться на сторону врагов Конана? Нос у него длинный, наверняка что-то учуял.

– Что за люди?

– Некий Эшер сын Магасара. Уважаемый Крул надеется, что ты посетишь его дом, благородный Оле, и лучше всего ночью.

Осторожен старый пройдоха, и нашим, и вашим старается услужить, а в конечном счете служит только самому себе. Благородному Оле Олегуну есть чему поучиться у Крула. Особенно способности получать золото буквально из воздуха и обводить вокруг пальца надменных гуяров, которые воображают себя хозяевами мира и не замечают, что из-за их спин правит скромный аквилонский торговец Крул.

Олегуну не раз уже приходилось бывать в этом гостеприимном доме, расположенном почти на самом берегу моря. Уважаемый Крул людей не чурался, но вечера любил проводить вдали от городского шума в обществе глупых чаек. Так было и в те, почти уже забытые времена, когда ярл Норангерский готовил свой неудачный поход против короля Гарольда, и Свангер впервые свел честолюбивых владетелей с незаметным аквилонцем. Уважаемый Крул и тогда уже был стар, но за ним чувствовалась непонятная многим в Лэнде сила. Деньги он дал, но они не пошли впрок Норангерскому. Тот поход был неудачным и закончился для благородного Оле пленом. Но в конце концов в выигрыше остался не высокомерный Гарольд и не самовлюбленный болван Норангерский, а именно Олегун, сумевший поладить с гуярами не без пользы для себя. И не последнюю роль в его судьбе сыграл скромный торговец с далекого острова. Корона старого Ската, как и обещал Крул, уже украсила голову Оле и будет совсем хорошо, если в дополнение к короне он получит руку благородной Кристин. Девчонка всегда нравилась Олегуну, но дурачок Скат предпочел видеть зятем Рагнвальда сына Гарольда Нордлэндского. Редко кто так ошибался в жизни, как король Скат. Но эта ошибка оказалась роковой не только для него, но и для всего Лэнда. Вряд ли благородный Оле стал бы связываться с Норангерским, дразнить Гарольда, звать гуяров, если бы чувствовал надежную опору в лице дочери Ската с перспективой занять со временем нордлэндский престол. Незначительная, казалось бы, ошибка глупца на королевском троне привела к последствиям фатальным. Фатальным для многих, но не для благородного Оле. Умный человек найдет достойный выход из любой ситуации. Гуяры еще долго будут делить власть в завоеванной стране, так долго, что у расторопного человека наверняка будет шанс, устроить дела с наибольшей для себя выгодой.

Олегун указал на ворота двум сопровождающим его дружинникам и огляделся по сторонам. Он не опасался нападения, просто присутствие лишних глаз не всегда желательно для озабоченного человека. Ворота заскрипели, и Олегун въехал во двор гостеприимного дома уважаемого аквилонского торговца. Ворота за его спиной захлопнулись с завидной быстротой, но самоуверенный вестлэндский король не обратил на это обстоятельство никакого внимания.

Крул уже поджидал благородного гостя за накрытым столом. Рядом с ним сидели два молодых человека в скромной суранской одежде, весьма удобной для далекого путешествия. Надо полагать, это были посланцы достойного Рикульфа, самого хитрого и коварного из суранских вождей. Благородный Оле близоруко прищурился, разглядывая незнакомцев и добродушно махнул рукой в сторону сломавшегося в поклоне Крула. Старый лицемер! Золота у него поболее будет, чем у вестлэндского короля и гуярского императора вместе взятых, а может не только золота, но и реальной власти, так к чему же это показное смирение. Уж кому-кому, а Олегуну отлично известно, кто сейчас перед ним ломает комедию.

– Рад видеть благородного Оле в добром здравии, – отозвался на кивок короля один из посланцев Рикульфа. Все эти горданцы, похоже, на одно лицо, вот и этот черный как жук торговец напомнил Олегуну о людях, к которым у него был когда-то большой счет. Но все уже закончилось у Расвальгского брода – вестлэндский король умеет возвращать полученные удары. Будем надеяться, что души меченых уже в аду. Не хватало еще, чтобы подобных мерзавцев пускали в рай. Благородному Оле встретить их там совсем не улыбалось. Второй посланец больше походил на лэндца: высокий, стройный, с широким разворотом плеч. Лицо на редкость красивое и надменное. Темноволос, но до черноты горданца далек, а глаза голубые и холодные, словно только что из ледяной проруби. И ни тени улыбки на строгом лице. Кого-то он напомнил благородному Оле, вот только кого?

– Прошу к столу, государь.

Старый хитрец знал, чем угодить королю Вестлэнда. Впрочем, ни для кого в Нотенбурге не было секретом, что благородный Оле большой любитель хорошо закусить и не слабо выпить. Вино у аквилонца было отменное, гораздо лучше того, которое он поставлял ко двору. Вот выжига! А ведь клялся, что лучшего во всей Аквилонии не найти. Олегун поднял голову, чтобы предъявить претензию хитроумному торговцу, но не обнаружил того за столом.

– Уважаемый Крул человек деликатный, – усмехнулся горданец. – Есть вещи, о которых ему лучше не знать. Целее будет.

Фаршированный заяц очень понравился Олегуну, он с удовольствие облизал жирные пальцы и вопросительно покосился на посланцев Рикульфа:

– Так что же благородная Кристин?

– Благородная Кристин здорова, чего не скажешь о тебе, благородный Оле. По-моему, ты находишься на пороге могилы.

Веселый парень, этот горданец, но пора бы ему напомнить, с кем он имеет честь сидеть за столом.

– Я слышал, что сопляк Кеннет ей наскучил?

– Не думаю, – засмеялся горданец. – Но ты сам у него об этом спроси.

Рука Олегуна застыла с куском мяса у открытого рта:

– У кого?

– У Кеннета, – пояснил Тах. – Я бы предпочел тебя просто отравить, Олегун, но король Лэнда пожелал покарать изменника собственной рукой.

– Какой король Лэнда?

– Ты что-то плохо сегодня соображаешь, владетель. Я Тах Ожский, а это король Кеннет, собственной персоной.

Олегун затравленно обернулся – пять человек, лица которых закрывали маски, истуканами стыли у дверей.

– Мы решили, что уважаемому Крулу незачем видеть лица наших людей. Продаст ведь, глазом не моргнет. Ты же его знаешь, владетель.

– Старая сволочь! – Олегун грязно выругался. Нельзя сказать, что он сильно испугался. Оле Олегуна голыми руками не возьмешь, бывал он в переделках и покруче этой. Меч пока при нем, и он сумеет посчитаться с этими ребятами.

– Увы, – развел руками Тах, – тебе придется драться с благородным Кеннетом один на один. Так уж он пожелал.

– Дурак он, этот твой король Кеннет, – презрительно фыркнул в густые усы Олегун. Сам бы он снял шкуры с этих ребят без лишних церемоний. Но некоторым, видимо, суждено умереть молодыми и великодушными. Благородный Оле только однажды был повержен на поединке с помощью дьявольского фокуса и колдовства.

В руках у Кеннета был самый обычный лэндский меч, примерно такой же длины, как и меч Олегуна. Зато благородный Оле был на полголовы выше противника и гораздо массивнее. Однако если Кеннет рассчитывал на его неповоротливость, то он ошибся. Олегун атаковал стремительно, и хрустальная ваза редкой красоты разлетелась вдребезги за спиной фальшивого суранца.

Кеннет ответил на удар Олегуна прямым выпадом и едва не дотянулся до горла самозваного короля. Благородный Оле удивленно выругался: мальчишка был ловок и умел драться. Шаг за шагом Кеннет стал теснить самоуверенного владетеля, которому даже бычья сила не смогла помочь, удержать противника на расстоянии. Он отступил к столу и неожиданно для себя уселся на ту же лавку, с которой только что поднялся, уверенный в своем превосходстве. Выругаться во второй раз Олегун не успел, да и встать на ноги ему было уже не суждено. Кеннет взмахнул мечом, и голова вестлэндского самозванца упала на блюдо, всего несколько минут назад освобожденное им от фаршированного зайца. Обезглавленное тело Олегуна глухо ударилось о пол.

– Чистая работа, – похвалил Тах, – но я предпочел бы кабанью голову, фаршированную грибами.

Кеннет только плечами пожал на шутку товарища.

Глава 5Конан из Арверагов

Освальд не решился присесть к столу без разрешения: с одной стороны он такой же арвераг, как и Конан, но с другой, не всем же арверагам жить в замках, должен же кто-то и у порога постоять. Все арвераги равны перед Богом, но есть такие, которые поравнее прочих будут. Освальд подмигнул хитрым глазом пятилетнему сыну Конана Артуру и состроил страшную рожу. Мальчишка зашелся от смеха так, что даже задумавшийся Конан поднял голову. Что значит, кровь Асхилов, этих кривой рожей не испугаешь, даром что мальчишка от чужеземки рожден.

– Значит, король Оле умер?

Конан встал с кресла и прошелся по залу. Развешанное по стенном лэндское оружие зазвенело в такт его шагам. Освальд смотрел на вождя с восхищением – и ростом тот удался, и статью. Кому же еще быть императором, как не ему?

– Суранцы утверждали, что ему отрубили голову по приказу короля Кеннета. Чуть ли не сам Кеннет и отрубил. Но я думаю, что это скорее окты приложили руку.

– А твои суранцы?

– Ребята они простые, какой с них спрос.

– Простые ребята торговлей не занимаются и секретные послания им не доверяют.

– Письмо-то они мне показали, – напомнил Освальд. – Я их в два счета вокруг пальца обвел.

Конан засмеялся:

– Я тобой доволен, Освальд. Скажи Гелуку, пусть отсыплет тебе десять золотых. Выпей за здоровье моих сыновей.

Освальд довольно засопел. Пока все оборачивалось для него как нельзя лучше. Надо же, на таком плевом деле заработал чуть ли не больше, чем за весь поход в Суранские степи. Если так пойдет и дальше, то, пожалуй, можно будет домишко купить. Чем он хуже Конана, который успел уже жениться и двух сыновей завести? Есть и у Освальда на примете одна вдовушка, к которой не грех будет подкатиться.

Поговаривают, что жена у Конана ведьма, иначе чем объяснить, что она так легко окрутила арверагского вождя. И сейчас она вошла тихо, бесшумно, а Конан вздернулся, словно его дубиной по спине огрели. Все-таки Конан еще очень молод и на шелест юбки отзывается как на зов боевой трубы. А баба хороша, хоть и ведьма. Всем взяла: и ростом, и статью, и лицом, и задом.

– Пришли мне Гвенолина, – вежливо выставил Конан Освальда за дверь.

Старый гуяр оказался понятливым и ретировался с большим достоинством.

– Хорс не хочет есть кашу. – Дана посмотрела на мужа смеющимися зелеными глазами.

– Я его накажу, – сказал Конан, обнимая жену за плечи. – Арвераг просто обязан есть кашу.

Поцеловаться им не дал Артур:

– Ты всегда только обещаешь, а потом спрашиваешь, откуда в гуярах столько коварства.

– Это когда я спрашивал? – поразился Конан.

– Вчера, – поведал Артур, – у Гвенолина. А Хорс как не ел кашу, так и не ест. Если он вырастет плохим арверагом, кто будет в этом виноват?

– Вероятно, мы с тобой, – вздохнул Конан. – Мы старшие и за него в ответе.

Появился вызванный Гвенолин и приветствовал Конана не взмахом руки, как это принято у гуяров, а изящным поклоном, позаимствованным у лэндских владетелей. Гвенолину в уме не откажешь, и место свое он знает.

– Тебе лучше уйти, – мягко сказал Конан жене. – И забери Артура. С Хорсом мы поговорим вечером, – добавил он специально для сына.

Гвенолин проводил женщину глазами до самой двери:

– Артур растет прямо на глазах.

Конан на слова Гвенолина улыбнулся краешками губ: Артур растет, но и Дана хорошеет. И хорошеет настолько, что даже преданные люди не в силах скрыть восхищения.

– Почему вы не задержали суранских торговцев?

– В последний раз их видели у Хилурда на обратном пути из Нотенбурга, а потом они как сквозь землю провалились.

– Освальд встретил их в Клотенбурге и уже без обоза.

– Мы считали их обычными торговцами, но, видимо, ошиблись.

Конан мрачно кивнул головой. Пожалуй, это его ошибка. Но кто же мог предположить, что Олегун так глупо угодит в ловушку. Неужели Рикульф решился на открытую войну? Это не похоже на осторожного гитардского вождя. В письме к Родрику, как утверждает Освальд, он лишь предостерегает октов, но не более того. Освальду можно верить, лишнего он не скажет, просто не хватит ума придумать, да и человек он верный. Но зачем торговцы показали Освальду это письмо? Допустим, хотели предупредить Конана, не вызывая подозрений октов, но зачем им предавать своего хозяина Рикульфа, какая в этом для них корысть?

– Как звали этого горданца?

– Эшер сын Магасара.

– Посвященного Магасара?

– Да, этот храмовой пес уже несколько лет верой и правдой служит Рикульфу.

– С кем торговцы встречались в Нотенбурге?

– Удалось выяснить, что товар у них купил аквилонец Крул. Потом Крул уехал и появился уже после смерти Олегуна.

– Старая сволочь, – выругался Конан.

Не исключено, что без Крула в этом деле не обошлось. Олегун частенько бывал беспечен, но не настолько же, чтобы отправиться без охраны на свидание с незнакомыми людьми. Человеку, заманившему его в ловушку, он доверял полностью. И таким человеком вполне мог быть аквилонец. Но если все обстоит именно так, то, значит, силы противников Конана гораздо более внушительны, чем он до сих пор предполагал. Неужели Рикульф из Гитардов привлек на свою сторону аквилонцев?

– Жаль, что ты упустил суранцев.

– Я послал погоню, но… – Гвенолин развел руками. – Киммаркам вряд ли понравится, если мы начнем хозяйничать на их территории.

– Ссориться с Элдадом нам сейчас не с руки, – согласился Конан.

Слишком много вождей, слишком много хозяев на этих землях. И гуярский император не более чем старший среди равных, чье мнение будет выслушано, но не обязательно учтено. Именно об этом вздыхал уважаемый Крул, сетуя на множество поборов, взимаемых с купцов. А сейчас аквилонец уже, кажется, разочаровался в Конане и хлопочет о другом кандидате в императоры.

– Этот Кеннет сын короля Гарольда?

– Да. Хотя болтают разное.

– Например?

– Норангерский утверждает, что Кеннета королева Сигрид родила не от Гарольда, а от Беса Ожского. Аграамский же считает, что все это не более чем сплетни.

– Черный колдун пропал шесть лет тому назад. Поговаривали, что у него есть убежище в Южном лесу. Ты проверял этот слух?

– Южный лес по площади превышает Суран и Лэнд вместе взятые. Найти там человека просто невозможно, если не знать точно, где искать.

Конечно, Гвенолин мог бы назвать Конану источник, из которого тот мог бы почерпнуть массу сведений о Черном колдуне и его возможном местонахождении, но делать этого не стал. Конан не глупее своего родича и, надо полагать, сам знает, к кому и когда обращаться за разъяснениями.

– И за эти годы он не давал о себе знать?

– Были у нас кое-какие неприятности в Приграничье, но мы списывали их на владетеля Отранского и его головорезов.

– Странно, – покачал головой Конан. – Если этот человек жив, то не слишком ли затянулось его молчание?

– А может быть, убийством Олегуна он и сказал свое первое слово?

– А как же Рикульф? Не думаю, чтобы ему в голову пришла мысль, объединиться с Черным колдуном против Конана из Арверагов.

– И тем не менее, кто-то вспомнил о короле Кеннете.

– Но, может быть, только для того, чтобы подтолкнуть Конана к решительным действиям?

Дана наверняка знает, где скрывается отец, но Конан ее спрашивать не будет. Слишком уж дорожит он этой женщиной, и не только любовь этому причиной. Дана – дочь Беса Ожского, последнего капитана меченых, и внучка посвященного Вара, одного из старших жрецов Храма. Меченые когда-то правили Лэндом, а храмовики – Сураном. Кто сказал, что власть рождается только из насилия? Всегда нужен мостик в прошлое. Пусть не слишком очевидная, но связь с властью ушедшей, иначе можно просто повиснуть в воздухе, не найдя точки опоры, и раствориться в чужой стране, как растворяется капля благородного вина в сосуде, наполненном родниковой водой. А Конан не может раствориться, не имеет права уйти из этого мира просто так, не оставив после себя могучей империи. Ибо какой толк в военной победе, если она не превращается в реальную власть, основанную не только на силе, но и на праве, на уважении и, если угодно, на преклонении. Если тебя ненавидят побежденные – это не победа, а всего лишь передышка между сражениями, а победа – это любовь, это обожание, это преданность. Вряд ли Конан завоюет любовь подданных, но его наследник Артур сможет это сделать. Ибо он не просто сын Конана Асхила, но еще и меченый, и храмовик, не просто гуяр-завоеватель, но и плоть от плоти этой земли. А верят только своим. Артур объединит Лэнд и Суран в единое целое, заселит пустующие земли и сделает этот мир намного лучше, чем он был. А иначе какой смысл в войнах, реках крови, предательстве и насилии. Вот что для Конана из Арверагов эта женщина. И, пожалуй, даже Гвенолину этого не понять. О других вождях и говорить нечего. Эти будут высасывать последние соки из захваченной земли, пока не поднимут волну ненависти среди покоренных народов, которая захлестнет их с головой и отправит на дно забвения. Удержать завоеванное гораздо труднее, чем завоевать. Победа меняет не только побежденных, но и победителей. И по иному нельзя. Нельзя сохранить власть над народом, издеваясь над его святынями, обычаями и привычками. Нельзя править разнородным и разноязычным миром так же, как гуярским кланом. А многие думают, что можно все, лишь бы хватило силы для подавления недовольных. Гуярские вожди жестоко ошибаются, превращая завоеванные земли в объект для периодического грабежа. Грабеж и беззаконие приводят лишь к тому, что перестают работать и грабители и ограбленные. А без созидания жизнь теряет смысл. Награбленное богатство не идет в прок самим завоевателям, а для гуяров оно особенно опасно, поскольку богатыми они не были никогда. Их остров не мог прокормить всех своих обитателей и периодически выталкивал часть из них за свои пределы. Столетиями гуяры бороздили моря, в поисках пристанища и крова. Иногда находили, но чаще теряли свои жизни. Сегодня в Лэнде и Суране они нашли пристанище, которое сможет стать их родиной, и все зависит от того, как они будут относится к этой земле: посчитают ли ее наложницей, захваченной в бою, или любимой женщиной, рожающей сыновей для счастливой и достойной жизни.

Совет вождей и старейшин будет противиться планам Конана, да что там Совет, каждый вождь, каждый рядовой гуяр будут искать свою выгоду, которая в конце концов обернется для всех бедой. Не сразу, не торопясь, но следует приучать гуяров к мысли, что это их земля, что дети, рожденные от них чужеземками, это тоже гуяры, и что лэндец и суранец, это не чужак, а сосед, рядом с которым отныне предстоит жить бок о бок веками. Иначе не будет мира на этих землях, и не будет покоя никому, ни суранцам, ни лэндцам, ни гуярам.

Гвенолин вздохнул, Конан, наконец, очнулся от дум:

– Пошли кого-нибудь в Азрубал, пришла пора поближе познакомиться с посвященным Магасаром, советником достойного Рикульфа. Совет вождей не за горами, и там решится многое, если не все.

Глава 6Старый знакомый

Городишко Хальцбург не слишком изменился за минувшие шесть лет. И улицы его не стали чище, разве что нищих и бездомных прибавилось. Словно саранча устремлялись они за каждым всадником, и отбиться от них можно было либо плетью, либо горсткой меди, брошенной на мостовую. И если с гуярами городские бродяги вели себя застенчиво и подобострастно, то с суранскими торговцами решили не церемонится. Во всяком случае, их просьбы о подаянии больше походили на угрозы. Тах пустил в ход плеть, а сопровождающие его суранцы-охранники взялись за мечи, чтобы хоть как-то защититься от обнаглевших попрошаек. Причем, если судить по сытым рожам, эти люди не слишком бедствовали. Хватало им, судя по всему, и на выпивку. Устрашенные попрошайки отстали, и только один, самый настырный бежал за Тахом от самых городских ворот и канючил:

– На помин души, господа торговцы. На помин души благородного владетеля.

– Какого владетеля? – Тах вдруг остановил коня.

– Гаука Отранского. Повесили его киммарки сегодня днем.

Тах застыл в седле как громом пораженный, не хватил сил даже на то, чтобы вытянуть плетью наглеца.

– Ты что болтаешь?! – надвинулся на оборванца Кеннет.

– Чистую правду говорю, – обиделся тот. – Он до сих пор висит на площади, перед дворцом благородного Элдада.

Кеннет растерянно оглянулся на Таха, меченый с трудом приходил в себя после пережитого потрясения. Вот и порадовал внуков гостинцами благородный Гаук. Как чувствовал тогда Кеннет, пытаясь предостеречь старого владетеля. Не следовало бы ему соваться в город, ставший логовом киммарков, где его каждая собака знала.

– Наведаемся на постоялый двор, – тихо сказал Тах. – Узнаем, что и как.

Риск был велик, не исключено, что их там ждала засада, но и просто проехать мимо, не выяснив обстоятельств гибели старого владетеля, было выше сил Таха Ожского. Чтобы ни говорил сейчас Кеннет об осторожности, меченый сделает так, как задумал, и, наверное, он прав.

– Я зайду первым, – сказал Тах. – Если все будет тихо, заходи и ты.

У собора, в котором когда-то Кеннет венчался с Кристин, их остановил отряд всадников, среди которых выделялся высокомерным выражением лица широкоплечий, немолодой, но еще крепкий и уверенный в себе человек.

– Кто такие?

Тах молча протянул ему охранную грамоту Рикульфа из Гитардов. Гуяр быстро пробежал бумагу глазами и небрежно бросил назад владельцу. Меченый поймал бумагу на лету.

– Где ты остановился?

– Вероятно там, – Тах кивнул головой на постоялый двор, расположенный в сотне метров от собора.

– Повезешь мое письмо Рикульфу из Гитардов.

Тах хмуро кивнул головой.

– Не слишком ты любезен, суранец, – бросил ему белозубый гуяр, отъезжая вслед за вождем.

– Спина не гнется, – усмехнулся меченый. – Сутки в седле.

– Скажи спасибо, что Элдад из Киммарков сегодня в хорошем настроении, да и я тоже.

– С кем имеем честь разговаривать, – поинтересовался Кеннет, которому стало не по себе от взгляда Таха направленного в спину удаляющегося гуярского вождя.

– Леир, – назвал себя белозубый. – Еще увидимся, суранцы.

– Не сомневаюсь, – процедил сквозь зубы Тах.

Постоялый двор был почти пуст, если не считать десятка пьяниц, считавших это почтенное заведение своим домом. Трактирщик склонился в подобострастном поклоне, приветствуя дорогого гостя. Суранские купцы ныне, увы, не столь часто встречаются на лэндских дорогах. Но война, слава Богу, уже позади, так что скоро все наладится к выгоде торговцев, как лэндских, так и суранских. Да и постоялые дворы не будут пустовать.

– Твоими устами да мед пить, – сказал Тах хозяину, присаживаясь к столу.

Трактирщик вызвался сам обслужить гостя, не доверяя заботам подручных столь важную птицу. Меченого так и подмывало спросить его в лоб о Гауке Отранском, но он сдержался.

– Что нового в славном городе Нотенбурге? – вежливо поинтересовался хозяин. – Ведь ты оттуда путь держишь достойный?

– Король Оле Олегун убит, – сообщил Тах. – Такая потеря.

– Прими Господь его душу, – перекрестился трактирщик. – Замечательный был человек.

– Казнили его, говорят, по приказу короля Кеннета. И гуярская защита не помогла.

Трактирщик хоть и цокал сочувственно языком, но, похоже, смерть вестлэндского самозванца его не очень огорчила.

– Жаль благородного Оле, – услышал вдруг Тах у самого уха грубый голос. – Уж не ты ли к этому руку приложил, меченый?

Где-то Тах уже видел эту красную одутловатую рожу, посеченную синими прожилками.

– Арвид, – наконец вспомнил он. Этого бродягу, пьяницу и вора Тах сначала едва не рассек мечом в воротах Бурга, а потом почти повесил в Ожском замке, но именно почти, поскольку этот негодяй стоял перед ним сейчас живехонек и скалил желтые гнилые зубы.

– Надо же, – покачал головой Тах. – Не доглядел, как тебе веревку на шею накинут.

– Торопился ты, – напомнил Арвид. – Гуяры на хвосте висели.

– Вероятно, – согласился Тах. – Ну и чем ты промышляешь, любезный, при новых господах?

– Владетелями и мечеными. Один уже висит на площади, а второго я сейчас на нож посажу.

– Каким ты подонком был, таким и остался.

– В мои годы уже поздно меняться. А тебя меченая морда я подороже продам Элдаду, а то с Гауком я, прямо скажу, продешевил.

– Надорвешься, Арвид, в трудах неправедных. Это твои люди там у порога?

– Мои. Как только твой приятель ступит в дверь, они его прирежут.

– У нас ведь охрана, десять суранцев.

– Так ведь ты их звать не будешь, меченый. Ты сейчас встанешь и тихонько пойдешь со мной. А если не пойдешь, то тут же и ляжешь у стола. Хочется, конечно, сдать тебя живым, но, думаю, Элдад заплатит и за мертвого.

Арвид бросил взгляд в сторону дружков, которых Тах вычислил без труда. Двое, запахнувшись в поношенные серые плащи, стояли у стойки, а третий, худой и длинный, расположился у входа. Кеннет очень вовремя появился у порога и на секунду застыл в проеме, отвлекая внимание Арвида.

– Худой справа, – крикнул ему Тах по-сурански и в ту же секунду дотянулся стальным жалом до горла Арвида. Худой хрюкнул и тут же осел на пол с переломанными позвонками. Его уцелевшие приятели успели обнажить кинжалы, но не успели ими воспользоваться. Тах достал одного из них ударом клинка в сердце, а второго – носком сапога в подбородок. Никто из посетителей трактира не прореагировал на происходящее. Ну, задумал толстый Арвид разжиться от суранцев, да не выгорело дело. С какой же стати остальным волноваться.

– Что за люди? – спросил Кеннет, подходя к стойке.

– Старый знакомый, – кивнул Тах на мертвого Арвида. – Это он продал Гаука гуярам. Впредь мне наука: нельзя быть рассеянным, когда имеешь дело с подонками.

Тах высыпал на стойку несколько золотых монет и подмигнул хозяину, тот с готовностью закивал головой и шепнул что-то расторопному слуге. Через несколько минут в трактире не осталось никаких следов происшествия.

– Благородного Гаука взяли гуяры, – негромко сказал хозяин. – Ясно было, что предали, но мы не знали кто. А этот Арвид еще и сочувствовал, паскуда.

– Владетеля Отранского надо похоронить, – хмуро бросил Тах. – И посчитаться кое с кем не мешало бы.

– Похоронить похороним, – согласился Кеннет, – а расчеты следует оставить до лучших времен. Никуда этот Элдад от нас не уйдет, достанем его в Азрубале.

– Мои люди вам помогут, – прошептал хозяин. – Как только стемнеет.

Ночь выдалась безлунной и беззвездной. Накрапывал нудный и надоедливый мелкий дождик. Город, казалось, вымер этой ночью, лишь кое-где светились в окнах дрожащие огоньки лучин. Освещенным оставался только дворец Элдада из Киммарков. Когда-то в этом мрачном каменном доме Кеннет провел несколько тревожных дней и ночей накануне мятежа, унесшего жизни едва ли не всех верных долгу и королю владетелей. Уцелел только Гаук Отранский, чтобы через шесть лет пасть жертвой очередного предательства. Еще вопрос, нужны ли лэндцам враги, если они сами относятся друг к другу хуже собак. Твой народ, король Лэнда. Кеннет мрачно усмехнулся и тихим свистом подал сигнал спутникам.

Труп Гаука никто не охранял, да в этом не было особой необходимости. Он висел в десятке шагов от распахнутых настежь ворот, за которыми горело несколько костров, освещавших не только суетящихся во дворе людей, но и едва ли не всю площадь. Судя по шуму, доносящемуся из усадьбы, у киммарков пир шел горой. Пировали и вожди, собравшиеся в эту ночь во дворце лучшего из киммарков, и простые гуяры, которые, как известно, ничем не хуже своих вождей, разве что беднее. Ну а тем, кто победнее, и условия похуже. Впрочем, когда это дождь был помехой веселой пирушке.

– Я отвлеку их внимание, – сказал Тах, – а вы действуйте и побыстрее.

Меченый пронзительно свистнул и хлестнул коня плетью. Вряд ли пирующие во дворе гуяры разобрались что к чему, а потом, когда прогремели два взрыва, в их головах все смешалось. Тах еще немного покрасовался на виду у ошалевших гуяров, а потом повернул коня и скрылся в ближайшем переулке. Как ни странно, погони не было. Захмелевшие гуяры не сразу осознали реальность происходящего, а когда немного пришли в себя, то обнаружили, что исчез не только черный всадник, но куда-то пропало и тело владетеля, еще минуту назад висевшее на виду у всей честной компании.

– Что это было? – спросил выскочивший на шум из дворца Леир.

– Дьявол забрал владетеля, – произнес один из гуяров заплетающимся языком, и эта версия устроила всех, включая Леира. Правда, дьявол был не слишком аккуратен, поскольку прихватил невзначай и трех киммарков, которым так и не суждено было протрезветь в этой жизни.

Благородного Гаука Отранского похоронили у входа в пещеру, где он провел последние и самые тревожные дни своей жизни. Присутствовали на похоронах только самые верные и надежные его сподвижники. Не было ни слов, ни вздохов. В землю уходил последний владетель Приграничья, а с ним вместе ушла целая эпоха побед и поражений, тяжких трудов и веселых праздников, любви и ненависти, радости и отчаяния. Открывалась новая страница истории Лэнда, но писать ее придется уже совсем другим людям.

– Не отчаивайтесь, – твердо сказал Кеннет. – Готовьтесь сами, готовьте своих сыновей и ждите.

– А кого ждать-то? – спросил Магнус сын Ивара, глядя на короля Лэнда грустными глазами.

– Они придут оттуда, – Кеннет махнул рукой на юго-восток, – в их жилах будет кровь лэндских королей и владетелей – кровь Отранских, Мьесенских, Ульвинских, Хаарских, Брандомских, Саарских… У них будет знак меченых на груди и наша ненависть в сердце. Готовьтесь встать с ними рядом.

– Когда это будет?

– Не пройдет и двух десятков лет, как Лэнд станет свободным. Это говорю вам я, король Кеннет.

Глава 7Меченые

Сигрид беспокоило долгое отсутствие Кеннета и Таха, как волновало оно и всех других женщин, но вслух об этом предпочитали не говорить. Мужчины уезжали часто, но рассказывали о своих поездках скупо, не желая попусту беспокоить женщин. Поначалу Сигрид это раздражало, но с годами она смирилась с умолчанием, как смирилась со многими странностями лесной жизни. Шесть лет – достаточный срок, чтобы привыкнуть ко многому, даже к тому, что твой мужчина не всегда твой. Впрочем, Эвелина пока не давала Сигрид поводов для ревности, да и Бес к этой тихой женщине был равнодушен.

Любила ли Сигрид Беса Ожского, этого странного, часто совершенно непонятного человека? Наверное. Во всяком случае, ей ни разу не пришло в голову огорчить его отказом. Поначалу она искала для себя оправдания, а потом необходимость в этих поисках отпала. Она родила ему дочь и не испытала по этому поводу ничего кроме радости. Та, прежняя, жизнь ушла куда-то далеко-далеко, а в этой была крепость, Бес, семь молодых и часто непокладистых женщин, которых надо было держать в кулаке, призывать к порядку и взаимной терпимости. А потом косяком пошли дети, и тут уж вовсе стало не до душевных терзаний. Хозяйство разрасталось и требовало все больших и больших усилий с ее стороны. Если бы Сигрид спросили, счастлива ли она в этой новой жизни, столь непохожей на старую, она, пожалуй, ответила бы отрицательно, но и несчастливой она себя не считала. Просто все ее нынешние заботы находились вне прежних понятий счастья и несчастья и были направлены только на одно: выжить, удержаться в этом мире самой и сохранить детей и близких. И сейчас прохаживаясь по коровнику, она прикидывала в уме, хватит ли молока на грядущую зиму, сколько телочек можно будет забить, а сколько оставить, потому что население крепости росло год от года, и охотников до молока становилось все больше и больше. Сеном, слава Богу, в этом году запаслись с избытком. Откуда Бес приводил косарей, ее не касалось, но каждый год они привозили в крепость вороха душистого сена и поспешно исчезали, не желая задерживаться в этих страшных местах ни секунды свыше оговоренного срока. Южный лес пугал этих простых суранских крестьян, и, надо полагать, меченому стоило немалых усилий и денег, чтобы заманить их сюда даже на короткое время. Черного колдуна они боялись, и этот страх распространялся на всех обитателей крепости. Во всяком случае, так низко благородной Сигрид не кланялись даже крестьяне ее собственных владений. У Сигрид сложилось впечатление о суранцах, как о существах забитых и раболепных. Недаром же проклятые гуяры взяли их страну без боя. Во всяком случае, она обошлась им гораздо дешевле, чем Лэнд.

Эвелина была на седьмом месяце беременности, а Астрид на пятом, следовало подумать об именах будущих владетелей, если, конечно, родятся мальчики. Сына Эвелины, пожалуй, можно будет назвать Грольфом и отдать ему Агмундский замок вместе с землями. Ульвинские были в родстве с Агмундскими, хотя и дальнем, но ближе сейчас все равно никого не найти. С Астрид все было сложнее, хотя она тоже Ульвинская, но отцом ее ребенка был Кеннет, а значит владетель должен носить нордлэндское имя. Сигрид вспомнила Бьерна Фондемского: благородный человек, преданный и Сигрид лично, и всему нордлэндскому королевскому дому. К сожалению, из Фондемских не уцелел никто, и будет справедливо, если сын Кеннета и Астрид получит своего имя в честь этого прекрасного человека, ну и его земли в придачу.

В последние годы главной причиной споров и ссор между женщинами стали земли и замки, которые они со страстью распределяли между своими отпрысками. К удивлению, Сигрид, молодые женщины очень хорошо разбирались в достоинствах тех или иных владетельских ленов и норовили отхватить для сыновей кусок побольше. В эти интриги они попытались вовлечь и мужей, но Тах проявил к этому вопросу равнодушие, а Кеннет передоверил все матери, заявив, что лучше благородной Сигрид никто не знает, кому, что и сколько.

В последние дни к Сигрид стала ластиться Марта Саарская, верный признак беременности. Тихоня обошла всех, это у нее уже четвертый ребенок от Таха за шесть лет. Если так пойдет и дальше, то на эту крольчиху замков не напасешься.

Поначалу Сигрид опасалась, что Бес Ожский начнет высмеивать дележ земель и замков, но отнюдь нет – меченый активно участвовал во всех церемониях, связанных с возведением очередного родившегося кандидата во владетельское достоинство. Правда за своего сына Фрэя не хлопотал, хотя тому и без хлопот достался замок деда, благородного владетеля Ульвинского. Никто не сможет обвинить Сигрид в несправедливости: ее собственные дети, Рагнвальд Брандомский и Оттар Хаарский, получили земли худшие, чем сын Эвелины. А замок Брандом к тому же сильно поврежден. Следует, пожалуй, намекнуть меченому, что не худо бы выплатить денежную компенсацию владетелю Брандомскому.

Бес с трех лет начал приручать детей к оружию, как мальчишек, так и девчонок. На вопрос благородной Сигрид – не рановато ли, он только плечами пожал. Судя по всему, у этого мужчины был большой учительский талант, поскольку и семилетний Берн и шестилетние Тор, Рагнвальд и Оттар, и вся прочая подрастающая на глазах рать уже довольно ловко избивала друг друга деревянными мечами, к ужасу матерей, которым оставалось только подсчитывать синяки и шишки любимых чад. Сигрид, не считавшая себя невеждой в воинском деле, была поражена методам обучения, которые применял Бес. Надо полагать, это и были те боевые приемы меченых, которыми это воинственное племя славилось на весь Лэнд. Матери поначалу бунтовавшие – мыслимое ли дело, чтобы трехлетний ребенок взбирался на высокое дерево или садился в седло боевого коня – постепенно смирились с неизбежностью, тем более что никаких серьезных происшествий с их детьми не случалось.

Сигрид закончила несложные расчеты и направилась к дому. В доме было непривычно тихо – младшие дети спали вместе с подуставшими матерями, а вот старших не было. Наверняка Бес увел их в лес. Сигрид рассердилась: этот человек так, похоже, и не научится считаться с чужим мнением, с чужими страхами наконец. В последнее время ей стало казаться, что Оттар и Рагнвальд, такие прежде откровенные мальчики, что-то от нее скрывают. Не хватало еще, чтобы меченый встал между нею и сыновьями. Если он думает, что благородная Сигрид будет мириться с его бесцеремонностью, то он ошибается.

Сигрид немного смущало, что придется идти одной по лесу, мимо гнезда вожаков. Конечно, и вожаки, и вохры, и псы в эту пору настроены миролюбиво, но попадаться им на глаза в одиночку все равно не очень-то приятно. На всякий случай Сигрид прихватила с собой арбалет.

Сигрид подняла голову и прислушалась, откуда-то справа доносились звонкие детские голоса и слышались удары деревянных тупых мечей. Она осторожно раздвинула кусты и разочарованно вздохнула. Ничего особенного на поляне не происходило: ее внук Бьерн усердно наседал на ее сына Рагнвальда, размахивая мечами и громко воинственно вскрикивая при каждом ударе. Рагнвальд, даром что на год моложе и ростом пониже, умело отбивался, а то и переходил в атаку под одобрительные вопли брата-близнеца Оттара, который переживал больше всех.

Наконец Бес остановил Бой и строго спросил:

– Кто победил?

– Сержант Туз, – сказал белобрысый Свен, сын Реи Холстейн.

– Зуб тоже хорошо дрался, – возразил Оттар, но тут же согласился со Свеном. – Хотя Туз, конечно, победил.

Сердце Сигрид упало – меченых делал Бес Ожских на этой поляне из ее сыновей, из сыновей беспечных клуш, спящих себе спокойно среди бела дня и доверивших благородных принцев и владетелей человеку, явно этого доверия не заслуживающему. Сигрид готова была уже выскочить на поляну и высказать Бесу все, что она о нем думает, но, поразмыслив, отложила выяснение отношений на некоторый срок. Раз взялась следить, то нужно все выяснить до конца.

Узнала она довольно много. Ну, например, что меченые не дерутся друг с другом на поединках, и горячо одобрила это правило. Что меченый никогда не трогает женщину меченого. Это им пока зачем знать, скажите на милость?

– А мужчину меченой можно трогать? – спросила пятилетняя Хильда.

Сигрид едва не задохнулась от рвущегося наружу смеха и возмущения. Бес, похоже, сел в лужу со своими поучениями, во всяком случае, он не сразу нашелся с ответом. Видимо, в уставе меченых это положение не было освещено должным образом. Но Сигрид Брандомская могла бы рассказать этим крохам, как поступали хваленые меченые с дочерьми – за порог выставляли, вот как. Но она не Бес Ожский, чтобы обсуждать подобные темы с детьми.

– Какое главное качество меченых? – спросил Бес.

– Храбрость, – ответил Бьерн.

– А еще?

Ответы посыпались как из рога изобилия. Вдруг выяснилось, что нет таких похвальных качеств, которыми бы не обладали меченые. Сигрид так и подмывало добавить к этому списку несколько своих определений, выбивающихся из общего похвального ряда, но ее опередил Бес.

– Вы забыли еще одно весьма важное качество меченых – осторожность. Благородная Сигрид уже давно наблюдает за нами, а никто из вас так этого и не заметил.

Сигрид ничего другого не оставалось, как выйти из своего укрытия. Ее появление повергло в смятение всех присутствующих, кроме Беса. Интересно, заметил он ее сразу или только в последний момент так ловко вывернулся? Однако Сигрид не стала выяснять отношения при детях, отложив разговор для более подходящего случая.

Случай представился уже на следующий день, когда Бес отправился встречать обоз из Хорога, который по его расчетам вот-вот должен был подъехать к Южному лесу. Ибо в пределы Южного леса суранцы не рисковали углубляться без сопровождения, да и стая вряд ли осталась бы безучастной к вторжению чужаков в свои владения. Только Бес, Хой и Тах могли беспрепятственно раскатывать с телегами по этим заповедным местам, не опасаясь нарваться на неприятность. Но Тах был в отъезде, Хой болен, поэтому Бесу пришлось самому выехать навстречу суранцам. Сигрид вызвалась его сопровождать, хотя особой необходимости в этом не было. Бес, кажется, удивился ее неожиданному решению, но если он вообразил, что Сигрид поехала с ним только для того, чтобы под шелест листвы признаваться в неземной любви, то он здорово ошибся. Сигрид выплеснула на его голову все недовольство, накопившееся за эти годы. Не затем она, благородная Сигрид Брандомская, вот уже шесть лет гниет в этой дыре, копается в коровьем дерьме, спит с кем попало, чтобы рожденных ею детей превращали в монстров.

– «Кто попало» – это я? – вежливо поинтересовался Бес.

Сигрид слегка растерялась и сбилась с мысли. Этот человек обладал поразительной способностью уходить от честного ответа, задавая совершенно ненужные и глупые вопросы, с единственной целью – смутить ее. Но, в конце концов, она не девочка, теряющаяся от мужского взгляда или слова. Да, она спит с Бесом Ожским, но только потому, что это ее долг перед страной, которой нужны воины и герои. Так было всегда и всегда будет после больших и кровопролитных войн. Женщины рожают, чтобы восстановить население, и им все равно, кто в этот момент будет рядом, лишь бы этот кто-то способен был дать здоровое потомство.

– Вроде быка производителя, что ли? – усмехнулся Бес.

– А ты претендуешь на большее? – с вызовом спросила она.

Бес пожал плечами и потрепал по шее вороного коня.

– Я не желаю, чтобы ты делал из моих детей меченых. У них совсем другая миссия – вернуться владетелями в свои замки.

– Допустим, вернутся, а что потом? Вцепятся друг другу в глотки, как это было с их предшественниками? Их матери уже сейчас спорят из-за земель для своих еще не родившихся детей.

– Девушки просто скучают в этой дыре, – отмахнулась Сигрид. – Их нынешние споры – лишь отзвуки прежней, ушедшей навсегда жизни. Это игра и только.

– Когда мальчики станут мужчинами, игра пойдет всерьез. У Кеннета шесть сыновей, это не считая Бьерна, все они рано или поздно станут заявлять о своих правах, и найдется немало людей, которые в корыстных интересах будут натравливать их друг на друга.

– Их матери этого не допустят, – вскинулась Сигрид. – Родные братья не станут проливать кровь друг друга.

– У нас с Гарольдом тоже был один отец, но это не помешало мне его убить, – холодно бросил Бес. – Матери Грольфа Мьесенского и Арвида Гоголандского были родными сестрами, а Арвид убил Грольфа на моих глазах. Мне продолжать, Сигрид, список будет длинным. Жажда власти и жажда мести правят миром, и с этим уже ничего не поделаешь.

– А жажда любви?

– Довольно странный вопрос в устах женщины, которая спит с мужчиной только из чувства долга.

Он был невыносим, этот человек, он всегда выходил победителем в их спорах, выворачивая наизнанку ее же слова. А потом он был неправ в главном: не только чувство долга удерживало Сигрид подле Беса Ожского. И он не мог этого не знать. Если у меченого нет сердца, то уши у него есть. Не мог же он не слышать ее ночных признаний, которые она, изнывая от любви, шептала ему. Она так любила его, что даже не ревновала к Эвелине или делала вид, что не ревнует. Любой мужчина оценил бы ее жертвенность, но только не этот. Ну не может она вот здесь, вслух, признаться, что любит его. Это значит, навсегда зачеркнуть в своей душе Гарольда и простить меченому то, что прощать нельзя. Он знал о ее муках и все-таки добивался признания. Потому что Бес Ожский всегда был подлецом, во всяком случае по отношению к Сигрид Брандомской. И никогда не признавал своей вины. И не просил прощения.

– Я запрещаю тебе, делать из моих детей меченых.

– Нет, – твердо сказал Бес. – Только меченые смогут взять и удержать власть в этом мире. По одиночке их просто раздавят.

– Гуяры не меченые, но это не помешало им прибрать к рукам Лэнд и Суран.

– Гуяры обречены, – надменно произнес Бес. – Они взяли власть, которая валялась в пыли, но никогда не смогут ее сохранить.

– Меченые тоже не удержали Лэнд, да и Храм рухнул.

– Меченые и горданцы были инородными телами в тех странах, которыми владели, а я даю Лэнду его собственных сыновей.

– Мы даем, – поправила его Сигрид. – И это будут благородные владетели.

– Ничего не имею против, – усмехнулся Бес, – но эти владетели будут мечеными, людьми спаянными одной идеей и железной дисциплиной. Им властвовать над миром, и они точно должны знать, как и зачем.

– А сам-то ты знаешь, Бес Ожский?

– Может быть, – нахмурился Бес. – Во всяком случае я знаю, как победить, а вот что касается «зачем?», то тут стоит подумать.

– Ты жаждешь власти и собираешься сделать из наших сыновей ступеньки для трона.

– Чтобы взойти на трон, Бесу Ожскому не нужны ступеньки, я даже в седло сажусь, не касаясь стремян.

– Хвастун! Каким был хвастуном, таким и остался.

– Не садись на муравейник, Сигрид, – засмеялся Бес, – ты же знаешь, что, в конце концов, я окажусь прав.

Глава 8Харогский торговец

Тах и Кеннет вернулись, когда Сигрид окончательно потеряла терпение. Не говоря уже об их женах, которые готовы были поднять бунт и отправить Беса на поиски пропавших мужей. Радостный вопль детворы пролился бальзамом на истерзанную душу Сигрид. Она поспешила во двор, но, естественно, оказалась не в первых рядах и обнять сына смогла лишь в последнюю очередь, да и то мимоходом. Кеннета снова вырвали из ее рук и закружили в хороводе. Сигрид сочувствовала сыну: эти вампирши высосут когда-нибудь из него всю кровь. Шутка сказать, мальчик проделал такой тяжкий путь, а этим кобылам хоть бы что, вцепились мертвой хваткой, ни вздохнуть, ни охнуть. О, Господи, что же это за жизнь такая!

– Вы бы хоть баню истопили, – не выдержала Сигрид.

И уж конечно охотницы нашлись. То иной раз не допросишься воды принести, детей помыть, а тут даже ругаться друг с другом у них времени нет.

– Детей спать уложите.

Сигрид махнула рукой и вернулась в дом. Бес как ни в чем не бывало сидел за столом, задумчиво уставившись в потолок, и на губах его блуждала загадочная улыбка. И чему он, собственно, улыбается, этот человек? Мог бы, кажется, выйти и поздороваться с сыновьями.

– Капитану меченых не пристало прыгать по двору и вопить от радости, – усмехнулся Бес, – а лейтенантам пора бы уже поспешить к нему с докладом.

– А ты их накажи, – ехидно посоветовала Сигрид. – Лиши бани или отправь в Суран. Девочки страшно обрадуются.

– В Суран они поедут, – серьезно сказал Бес. – Через пару недель.

– Зачем? – праздничное настроение Сигрид сразу же пропало.

– Чтобы устранить человека, способного править.

– Ты тоже поедешь? – запаниковала Сигрид. – А если что-нибудь случится? Куда я денусь с кучей детей и женщин?

– Придется рискнуть. Если Конан из Арверагов утвердится на троне, то сковырнуть его будет непросто.

– Но тебя ведь опознают в Суране.

– Кто сейчас помнит почтенного Ахая – столько лет прошло. Меня интересует сейчас один человек – посвященный Магасар. Я уже отправил Хоя на разведку.

– Пожалел бы старика, – вздохнула Сигрид.

– Старик еще всех нас переживет.

Вошедший Тах тут же с порога начал докладывать:

– Капитан… – и осекся, увидев Сигрид.

– Продолжай, – распорядился Бес. – Благородная Сигрид в курсе всех наших дел.

Тах оглянулся на дверь и сказал, понизив голос:

– Гаука Отранского повесили киммарки.

Сигрид слабо охнула и тут же прикрыла рот рукой.

– Я не стал говорить об этом Гильдис, – вздохнул виновато Тах. – Она так радовалась нашему возвращению.

– И не надо, – сказала Сигрид. – Потом, когда-нибудь… Бедный Гаук.

Она заплакала, неожиданно даже для себя, и тут же поспешно вытерла слезы. Плакать сейчас не время, потом мы оплачем всех, когда отомстим гуярам за их смерть.

– Олегун мертв, – доложил Тах. – Кеннет снял с него голову.

Глаза Беса неожиданно зло блеснули из-под длинных ресниц:

– Я же приказал без фокусов.

– Мы решили, что так будет лучше, – твердо сказал Тах. – Король Лэнда своей рукой покарал изменников.

– Были свидетели?

– Некий Тейт, он служил когда-то Свену Холстейну, а теперь служит в дружине Свангера. Я сказал ему, что у него теперь другой владетель, тоже Свен и тоже Холстейн. Только надо подождать, когда он подрастет. Тейт не один, у него под рукой более десятка дружинников. Мы проверили их в деле – люди надежные.

Сигрид торжествующе взглянула на Беса, что она говорила: одно имя благородного владетеля способно вдохнуть мужество в десятки сердец. А если владетелей будет, скажем, тридцать…

– Мы стараемся, – скромно сказал Тах и притворно вздохнул.

Сигрид хотела было рассердиться на дерзкого мальчишку, но потом махнула рукой. В конце концов, Тах действительно старался – сыновей у него было уже шестеро плюс две дочери.

– А что Седрик? – спросил Бес.

– Седрик созрел для больших дел. Мы виделись с ним дважды. На обратном пути он помог нам оторваться от арверагов и передал письмо достойному Рикульфу. Я думаю, что честолюбивому вождю мешает не только Конан, но и дорогой родич, Родрик из Октов.

– Кого прочат на место Олегуна?

– Родрик покровительствует Хилурдскому, а Конан – Гоголандскому. Для нас Хилурдский предпочтительней. Его дружиной командует наш старый знакомый Гунар сын Скиольда, видеть его нам не привелось, но письмами мы обменялись через верных людей.

– Почему гуяры до сих пор не прибрали Вестлэнд к рукам? – удивилась Сигрид.

– Потому что друг другу вожди кланов доверяют еще меньше, чем вестлэндцам, – засмеялся Тах. – Вестлэнд – это выход к морю, и тот, кто им владеет, сразу же получает преимущество.

– Совет старейшин состоится в Азрубале?

– Да. Через три месяца.

– А где ты оставил настоящего Эшера сына Магасара?

– В Хароге, у достойного Исхана. Парнишка смирный, обещал непременно нас дождаться, да и суранец за ним присмотрит.

– С охраной и возницами рассчитался?

– А этим все едино, что Эшер, что Тах – будут молчать. Решай, капитан, что будем делать дальше.

– Уже решил, – сказал спокойно Бес. – Две недели отдыха, а потом – в Харог.

Тах только вздохнул и почесал затылок. Наверняка прикидывал в уме, как ублажить жен за столь короткое время. Счастье еще, что эти вздорные бабенки, побаиваются Беса, а то крика было бы не обобраться.

Торговец Исхан встретил Черного колдуна почтительно, чтобы не сказать подобострастно, и долго мял шапку в руках, пока не решился пригласить почтенного Ахая в свой дом. Таха такое поведение харогского торговца, старого и надежного знакомца, позабавило, но и заставило призадуматься: почему это люди так боятся его отца? Плохо это или хорошо? Пораскинув мозгами, он пришел к выводу, что не только любовь, но и страх часто бывает весьма полезен для человека, идущего к власти, наперекор всем обстоятельствам, но Тах предпочел бы любовь, если не самого Исхана, то его дочери, хорошенькой девушки, на минуту выглянувшей из окна, чтобы посмотреть на прибывших.

Таху нравились суранские дома, светлые и просторные, сложенные из обожженного кирпича, легкие и словно насквозь пронизанные солнечным светом, резко отличавшиеся от мрачных лэндовских замков, сложенных из каменных глыб, и от массивных круглых башен, которые строили гуяры на покоренных землях. Если бы ему позволили выбирать жилище, он непременно бы выбрал суранское, и, надо полагать, жены одобрили бы его выбор.

Исхан жаловался Бесу на беспредел, творимый гуярами: мало того, что обложили всех непомерными налогами, так еще и грабят вдобавок всех без разбора. Каждый вождь сам по себе, не знаешь, кому и как угодить, а не угодил, так бьют без меры.

– Может быть, хоть Конан нам поможет, – вздохнул торговец. – Император все же.

– То-то я смотрю у тебя в доме, хоть шаром покати.

– Не все, конечно, взяли, – скромно потупил глаза торговец, – но нельзя же жить в вечном страхе, что отнимут последнее.

Таха жалобы суранца забавляли, Кеннет откровенно скучал, разглядывая голые стены чужого жилища, и только Бес слушал Исхана внимательно.

– А кому достался Арпин?

– Эборакам, – с готовностью отозвался суранец. – Верховным вождем у них числится достойный Гилрой, а потом еще пять-шесть вождей рангом пониже. Да у них, по-моему, каждый гуяр сам себе вождь. Тут на днях мой сосед, торговец не последний в Хароге, подарил почтенному Вортимеру золотую застежку для плаща, так теперь и сам не рад. Другой вождь кимбелинов, достойный Морвед, требует себе такую же, грозит шкуру с живого снять. А там уже и другие косятся.

– А что варвары восточных лесов?

– Был посланец от Пайдара, вождя югенов, спрашивал о Черном колдуне. Я сказал, что связи у меня с тобой, почтенный Ахай, нет, но, возможно, случай подвернется.

– Боится достойный Пайдар?

– А кто их не боится? – пожал плечами Исхан. – Гитарды уже пощипали югенов.

– Ты на редкость осведомленный человек, достойный Исхан, – бросил лениво Кеннет. – Наживешь себе неприятности невзначай.

Торговец бросил в его сторону удивленный взгляд:

– Исключительно по приказу почтенного Ахая…

– Все правильно, Исхан, – успокоил его Бес. – Мой сын просто пошутил.

Кеннет бросил на Беса недовольный взгляд и открыл было рот, чтобы возразить, но Тах вовремя ткнул его сапогом в голень, и Кеннет промолчал.

– Какое он имеет право называть меня сыном, – прошипел он зло, когда за Бесом и суранцем закрылась дверь.

– Да брось ты, – махнул рукой Тах, – все мы родственники. Какое Исхану дело, кем ты доводишься почтенному Ахаю. Ты бы о другом подумал: как дальше будешь играть роль достойного Магона с таким произношением. Первый же попавшийся суранец тебя разоблачит.

– А я и не собираюсь ее играть.

– В таком случае, тебе лучше было бы остаться в Южном лесу.

– Что ты хочешь этим сказать?

– А то, благородный Кеннет, что у тебя пока нет армии, которую ты мог бы открыто повести в бой против гуяров, так что кое-какие наши дела придется вершить тайно, с помощью таких людей, как Исхан и Пайдар. И напрасно ты брезгливо морщишься и осуждаешь отца.

– Я сам буду решать, что напрасно, а что нет.

– Решай, – усмехнулся Тах. – Обойдемся и без благородных королей.

– Король я или не король, – вскипел Кеннет, – но убийцей из-за угла быть не хочу.

– Уж не собираешься ли ты вызвать Конана из Арверагов на поединок?

– А хоть бы и так.

– Конан прикажет тебя повесить, вот и весь сказ. Ему сейчас не до нордлэндских принцев – корона императора перед глазами.

– Которую Бес Ожский хочет водрузить на свою голову.

– Это тебе благородная Кристин нашептала?

– Не твое дело. Она моя жена и королева.

Тах засмеялся:

– Тебе не кажется, благородный Кеннет, что нам еще рано делить короны, головы бы сохранить.

– О своей голове я сам позабочусь.

– Вот как? А что будет с нашими головами, тебе уже не интересно.

Кеннет не ответил и отвернулся. Тах забарабанил пальцами по столу. Самым умным было бы рассказать Кеннету всю правду о его настоящем отце, но благородная Сигрид молчала, а Таху вовсе не улыбалось, брать на себя ответственность в столь деликатном деле. К тому же взрывной характер Кеннета не позволял надеется на то, что он спокойно примет эту новость. Черт бы побрал эту стерву Кристин, ведь знает же кем доводится Кеннету Нордлэндскому Бес Ожский и, тем не менее, настраивает его против отца. Надо будет натравить на нее Ингрид, Гильдис и Рею, эти трое быстро прочистят мозги прекрасной королеве и без вмешательства благородной Сигрид. Но и Кеннет тоже хорош. Скажите, какой гонор у нордлэндских государей – они не желают убивать из-за угла. Профукали собственную страну и теперь изволят тешить гордость. То ли дело мы, меченые, обещали нашим дорогим женам, вернуть замки их сыновьям, и держим слово. А уж в спину бить или в рыло, нам без разницы. За что нас жены любят, холят и нежат. Потому что такого заботливого мужа, как Тах Ожский, нельзя не любить. Тем более что он ни разу не изменил женам за время отлучки. Хотя случаи, конечно, представлялись. Взять хотя бы эту девчонку, дочь Исхана, которая все время стреляет в нас глазками. Разве ж она недостойна любви меченого? Достойна. Особенно в этой позе. А между тем Тах Ожский даже не делает попытки погладить суранское чудо по круглой попке. А кто оценит наше благородство? Гильдис? Ингрид? Или, может, Марта? Как же. Они считают Таха Ожского

своей собственностью. Им в голову не придет, что у молодого человека могут появится другие интересы, помимо семейных. Кеннет, конечно, станет пыхтеть и возмущаться, его благородное сердце не приемлет измены ни в каком виде. Приходится терпеть. Послал же Господь братца.

Тах все-таки не удержался. Ну, никак нельзя было устоять, в двух шагах была. К сожалению, нравы в суранских городах оказались дикими, у Таха даже искры из глаз посыпались. Кеннет едва не подавился от смеха, хотя что уж тут такого смешного?

– Что заслужил, то и получил.

– Положим, я заслужил бы большего, если бы ты не мозолил девчонке глаза.

– Могу уйти.

– Сиди. Чего уж там.

Девчонка больше не появлялась, а на стол накрывала ее мать, жена достойного Исхана, женщина строгая и немолодая. Она тоже бросала на меченого взгляды, но особой теплоты в ее глазах не было. Тах откровенно заскучал.

От скуки его спас Эшер, сын посвященного Магасара. Это под его именем и с его обозом Тах совершил путешествие в Лэнд. Юнец был года на два моложе Таха, черноволосый и кареглазый, как и положено горданцу. Поздоровался и скромно присел на лавку.

– Как тебе дочка достойного Исхана? – поинтересовался Тах.

Эшер покраснел и почесал за ухом. Тах был лучшего мнения о горданцах. Чем интересно занимался этот молодчик здесь целых три месяца?

– Отец хочет женить меня на горданке, – смущенно откашлялся Эшер.

– Так зачем дело стало, – удивился Тах. – Женись на горданке, а потом на суранке. Посвященные в свое время имели трех жен.

– Так не сразу же, – запротестовал Эшер.

– Как это не сразу? – не понял Тах.

– Брали одну, потом, когда она старилась, брали другую, а уж потом – третью, если сил хватало.

– Надо же, – почесал затылок Тах. – а я взял сразу.

– Зачем? – удивился Эшер.

– Затем, что дали, – засмеялся Тах. – А то, может, и не взял бы. Свобода, она, брат, тоже кое-чего стоит.

Эшер так долго переваривал высказанную Тахом мысль, что меченый устал ждать ответа.

– Тебя в замке у Рикульфа хорошо знают?

– Почтенный Рикульф живет во дворце, принадлежавшем в свое время посвященному Чирсу. Только я там не был ни разу и самого Рикульфа не видел.

– А братья и сестры у тебя есть?

– Брат и две сестры от другой матери. Но я старший.

– Как же отец тебя, такого молодого, отправил на край света?

– Со мной был Дарт, но вы его убили.

– Этот тот здоровенный бугай в папахе? Сам виноват. Зачем, спрашивается, мечом махать, когда перед тобой Тах Ожский. Всем же, кажется, предложили сложить оружие.

– Мы думали, что отобьемся. Степняков-то всего три десятка было. Если бы другие не струсили и не побежали, мы бы, может, и отбились.

– Твой отец, посвященный Магасар, действительно в большом доверии у Рикульфа?

– Наверное, – пожал плечами Эшер, – иначе Рикульф не доверил бы ему столь важного письма.

– А письмо было важным?

– Отец сказал, что если попадемся арверагам, то они мне голову оторвут.

– Будем считать, что с поручением ты справился и в руки арверагам не попался.

– А как же ответ?

– Ответ я доставлю, достойный Эшер. Ты уж извини, но тебе придется еще немного пожить в доме гостеприимного Исхана. Так что не теряй даром времени и займись, наконец, девчонкой. Суранки уж никак не хуже горданок, это я тебе говорю, Тах Ожский.

Глава 9Последний посвященный

Посвященный Магасар уже потерял надежду на возвращение сына. Ходили слухи, что обоз суранских купцов подвергся нападению степняков и был разграблен подчистую. Кто не успел унести ноги, тот остался в степи на прокорм воронью. Посвященный оплакивал сына, но не менее огорчительным был тот факт, что поручение почтенного Рикульфа не было выполнено, а значит сильно упал авторитет самого Магасара в глазах гуярского вождя. Разумеется, сразу же нашлись доброжелатели, намекнувшие Рикульфу, что посвященный Магасар человек неискренний и наверняка ведет двойную игру, подыгрывая Конану из Арверагов. Поверил гуяр в эту наглую ложь или нет, но положение горданца при его дворе резко пошатнулось. На первый план выдвинулись два негодяя: Сул, бывший младший жрец Храма Великого, посредственность, но посредственность изворотливая, и некий Гирл, полусуранец-полуварвар, бывший раб посвященного Вара, получивший свободу после смерти хозяина, негодяй, каких поискать, жадный и наглый, способный продать родную мать, лишь бы подняться на одну ступеньку повыше.

Почтенный Рикульф был неглупым человеком, но опыта управления ему не хватало, как и умения разбираться в людях, прошедших школу Храма, школу лицемерия и изворотливости. Посвященный Магасар был для него находкой, но зависть мелких интриганов и недовольство гитардских вождей и старейшин возвышением чужака заставили почтенного Рикульфа отдалить от себя посвященного Магасара. А тут еще эта неудача с письмом, которое могло оказаться в руках арверагов.

Посвященный Магасар был опытным политиком. Годы, проведенные у подножья хрустального трона наместника Великого, не прошли для него даром. А уж опыт, полученный из рук посвященного Халукара и вовсе был бесценен, но Храм был разрушен ордами варваров обезумевшего жреца Ахая, и горданец остался не у дел. Приход гуяров почти обрадовал Магасара. Появилась возможность, проявить недюжинные способности в деле. Во всяком случае, какое-то время так казалось посвященному, но, увы, гуярские вожди оказались недальновидными политиками, и если дело и дальше пойдет через пень колоду, то Суран ждут нелегкие времена.

Грустное настроение посвященного Магасара, обтирающего стены Рикульфова дворца, в мгновение ока развеял отыскавшие его здесь слуга. Хвала Великому, Эшер вернулся! Магасар, едва услышав эту весть, растолкал бездельников, толпившихся у дверей покоев гуярского вождя и поспешил поделиться с ним радостной вестью.

– Тащи мальчишку ко мне, – распорядился Рикульф. – И поживее.

Глаза гуяра при этих словах радостно сверкнули. До съезда гуярских вождей осталось менее двух недель, и многое еще требовалось подготовить. Посвященный Магасар заторопился – и почтенный Рикульф ждать не любил, и самого горданца распирало от желания натянуть нос Сулу и Гирлу. С кем вздумали тягаться, негодяи.

Магасар не сразу осознал, что Эшера в комнате нет вовсе, а навстречу ему поднимается человек, видеть которого ему хотелось бы в последнюю очередь. Посвященный разом обмяк и бессильно опустился в кресло, любезно предложенное ему расторопным молодцом. Другой молодой человек, даже не суранец, а скорее северянин или гуяр, стоял у окна и на вошедшего хозяина не взглянул.

– Рад видеть тебя, посвященный, – почти дружелюбно приветствовал Магасара Ахай.

Магасар собрал остатки мужества и ответил с достоинством:

– Встреча, что и говорить, неожиданная, но я тоже рад, почтенный.

– Ты уж извини, посвященный, что мы ворвались в твой дом без приглашения. Оправданием для нас служит лишь важность привезенных посланий.

– Ты хочешь сказать, что привез ответ от Родрика? – Магасар был удивлен и не пытался этого скрыть.

– И от Родрика тоже. Но особое внимание достойного Рикульфа я бы на твоем месте обратил на письмо Седрика. Честолюбивый и на многое способный человек.

– Он очень не любит Конана из Арверагов, – добавил черноволосый молодой человек.

– Мой сын Тах, – представил его почтенный Ахай. – Его матерью была Айяла, дочь посвященного Вара.

Магасар посмотрел на молодого человека с уважением. Посвященный Вар принадлежал к древнему и знатнейшему горданскому и приятно, что из этого рода хоть кто-то уцелел.

– Кеннет, король Лэнда, – представил почтенный Ахай второго молодого человека, который, наконец, оторвался от окна и небрежно кивнул посвященному.

– А что с моим сыном? – забеспокоился Магасар.

– Жив-здоров. Мы оставили его в Хароге у достойного Исхана.

Магасар вздохнул с облегчением – хвала Великому, что мальчик остался жив.

– Мой сын Тах и благородный король Кеннет взяли на себя труд, выполнить поручение достойного Рикульфа.

– А зачем это тебе понадобилось, почтенный Ахай?

– Меня тревожит возвышение Конана из Арверагов так же, как и твоего хозяина, и я готов помочь Рикульфу, разрешить возникшую проблему.

Острожен почтенный Ахай, но пора ему раскрывать карты, а не ходить вокруг да около, как любил делать в свое время его дядюшка Чирс. Что значит кровь – даже манеру прищуривать левый глаз унаследовал. И если бы не рваный шрам через щеку, то сходство почтенного Ахая с наместником Великого было бы просто разительным.

– Уж не собирается ли почтенный Ахай сам стать императором Сурана? – Магасар позволил себе пошутить, однако в этой шутке таился серьезный вопрос.

– А посвященный Магасар хотел бы видеть в этой роли гуяра?

Допустим, не хотел бы, но ведь выбор невелик. Почтенный Ахай способен управлять людьми, но до сих пор его усилия были направлены только на разрушение. Как же может посвященный Магасар поставить на столь ненадежного претендента и потерять всякую надежду на возрождение Сурана.

– Достойный Рикульф мой покровитель.

– Рикульф меня пока не интересует.

Целью Черного колдуна был Конан из Арверагов, как наиболее реальный конкурент в борьбе за власть над Сураном и Лэндом. Судя по всему, Черный колдун всерьез замахнулся на императорский трон. Менее осведомленный человек посчитал бы эту претензию со стороны почтенного Ахая манией величия, но только не посвященный Магасар. В любом случае, отмахиваться от предложений Черного колдуна было бы со стороны Магасара безумием, его собеседник славился своим умением сводить счеты с врагами.

План почтенного Ахая был неплох. Магасару он понравился хотя бы тем, что отводил посвященному весьма скромную и почти безопасную роль. Он должен был всего лишь представить Таха Рикульфу в качестве своего сына. В ближайшем окружении гитардского вождя Эшера никто не знал, да и кому какое дело, кого посвященный Магасар называет своим сыном.

– Я согласен, – кивнул головой Магасар и тяжело вздохнул от нехороших предчувствий.

Рикульф из Гитардов с удивлением оглядел представленного посвященным советником молодца. Статью этот Эшер был явно не в отца да и лицом тоже, разве что вьющиеся черные волосы были такими же как у горданца.

– Молодец хоть куда – тебе никто не помогал, посвященный?

Рикульф захохотал, похлопывая себя ладонями по худым ляжкам. Магасар счел нужным слегка обидеться на благодетеля. Рикульф небрежно похлопал его по плечу:

– Я пошутил, посвященный. Но мать у этого молодца наверняка была смазливой.

– Первая красавица Хянджу, – охотно подтвердил Магасар.

– И чем нас порадует сын красивой мамы?

Рикульф присел в кресло и взял со стола отделанный золотом лэндский кубок. Хрустальной посуды суранцев он не признавал, уж слишком часто бокалы трескались в его привыкшей к оружию руке.

– Два письма. – Тах достал из сумки, висевшей у пояса, два свернутых в трубку листа бумаги и протянул их гуяру. – От достойных Родрика и Седрика.

Рикульф небрежно развернул свитки и быстро пробежал их глазами.

– Родрик уж слишком осторожен, – пробурчал он себе под нос. – Вечная история.

– Люди достойного Седрика проводили нас окольными путями через земли арверагов до самого Расвальгского брода.

Рикульф бросил на посланца настороженный взгляд:

– Седрику, значит, есть чего опасаться?

– Вероятно, – пожал плечами Тах. – Его письмо в твоих руках, достойный.

– И в этом письме он хвалит тебя, горданец. Чем же это ты так угодил Седрику? Обычно от этого окта доброго слова не дождешься.

– Я помог умереть благородному Оле, королю Вестлэнда.

– А ты уверен, что мне эта смерть пойдет на пользу? Если октам удастся прибрать к рукам порты Вестлэнда, то мы здесь, в Суране, окажемся в мышеловке. Я не доверяю Конану, но и Родрик не подарок.

– Родрик сватает за вестлэндскую корону Гольфдана Хилурдского, а этого всегда можно купить, было бы золото. Олегун же предан был Конану, и пока он сидел в Вестлэнде, вожди кланов не посмели бы резко возражать императору – путь к родным берегам был у него в руках.

– Ты хорошо осведомлен о наших делах, достойный Эшер, – насторожился Рикульф. – А много знать вредно.

– Я вынужден был посвятить сына в наши дела, – поспешил на помощь Таху посвященный Магасар, – иначе он мог бы попасть впросак при общении с гуярскими вождями. Я никак не ожидал, что это вызовет твое недовольство, достойный.

Рикульф махнул рукой в сторону посвященного:

– Не в этом дело, горданец. Просто Конан далеко не дурак и о многом способен догадаться. Смерть Олегуна его насторожит.

– Мы распустили слух, что благородного Оле покарал за король Лэнда Кеннет.

– Что еще за король Кеннет? – вскинул брови Рикульф.

– Сын покойного короля Гарольда. Кажется, он уцелел после всех этих передряг. Мне кажется, что Седрику мешает не только арвераг Конан, но и кое-кто близкий ему по крови.

– А кто еще участвовал в убийстве Олегуна? – прищурился на Таха Рикульф.

– Имя аквилонца Крула тебе ни о чем не говорит, достойный?

– Старый негодяй, – гуяр в восхищении хлопнул ладонью по ляжке. – Я так и знал, что без него в этом деле не обошлось. Он что, поссорился с Конаном?

– Во всяком случае, Олегуна убили в его доме.

– Ты в этом участвовал?

– Всего лишь сидел в двух шагах от блюда, на которое упала голова Олегуна.

– Конан ему этого не простит.

– Не простит, если узнает, – мягко возразил Магасар.

– Узнает, – уверенно проговорил Рикульф. – И тогда не поздоровится ни Крулу, ни Седрику, ни твоему сыну, посвященный.

– Быть может, следует сделать так, чтобы он никогда об этом не узнал?

– Что ты хочешь этим сказать?

Магасар замялся:

– Видишь ли, достойный, Конан не успокоится, пока не получит реальной власти, но для этого ему придется отодвинуть многих гуярских вождей.

– Куда отодвинуть?

– В небытие.

– Это проще сказать, чем сделать, – усмехнулся Рикульф.

– Но сделать-то все равно придется, достойный. И думаю, что у Конана на это ума хватит Поначалу он устранит старших вождей гуярских кланов, опираясь на младших, потом уберет старейшин и успокоит строптивых. Работа, конечно, трудная, но ничего невозможного в ней нет.

– Уж не собираешься ли ты ему помочь, посвященный?

Рикульф налил вина в опустевший кубок и насмешливо посмотрел на советника. Магасар много бы дал, чтобы понять, о чем думает сейчас хитрый гуяр, быть может самый умный из всех клановых вождей. Воинскими доблестями Рикульф, конечно, уступает Конану, но только не умом. Стараниями достойного Рикульфа не слишком многочисленный и далеко не самый могущественный клан Гитардов отхватил изрядный и лакомый кусок храмовых земель в ущерб менее сообразительным соплеменникам. Но хапнуть – мало, надо суметь удержать. И Рикульф напрягал все свои силы, чтобы ублажить завистливых собратьев и направить их гнев на извечного врага и соперника в борьбе за власть Конана из Арверагов, который тоже не дремал, настраивая против Рикульфа вождей младших кланов.

– Я уже выбрал себе короля.

– Короля? – Рикульф старательно изобразил удивление на лице.

– А почему бы нет, государь, – решительно взял быка за рога Магасар. – Королевство гитардов звучит не хуже, чем империя арверагов.

– И добавлю – скромнее, – усмехнулся Рикульф.

– Мне показалось, что благородный Седрик столь же скромен, как и ты, достойный, – вставил свое слово в разговор Тах.

– А почему не Родрик?

– Видимо потому, что глупее, – отрезал Тах.

– Пока жив Родрик, Седрику не видать власти как своих ушей.

– Так и Родрик может умереть, достойный.

Рикульф буквально вцепился в лицо молодого горданца маленькими злыми глазками:

– Ты сказал «и Родрик», Эшер сын Магасара, а кто же в этом списке первый?

– Первый, как всегда, Конан из Арверагов. Я полагал, что его судьба уже решена.

– Ты поторопился, горданец.

– В таком случае достойному Рикульфу никогда не быть королем.

Рикульф медленно прошелся по залу. Выбор ему предстояло сделать нелегкий. Одно дело, интриги против гуярского императора, и совсем другое, открытое выступление против него. Союзников у Рикульфа будет, конечно, немало, но ведь и Конан не одинок.

Рикульф остановился:

– В письме Седрика нет и намека на убийство Конана.

– А зачем намекать, государь, когда можно просто убить.

– Даже люди моего клана не простят мне эту смерть.

– А зачем же пачкаться самому? – удивился Тах. – Достойный Рикульф из Гитардов не должен иметь к смерти Конана из Арверагов никакого отношения. Люди найдутся, государь, была бы воля.

– Воля убивать?

– Воля властвовать.

Желание властвовать у Рикульфа из Гитардов было, но желание, это еще не воля, горданец прав. Ибо воля предполагает действие, а не только бесцельные разговоры да мелкие пакости арверагам. В интригах Рикульфу равных нет, но для того, чтобы стать властителем в Восточном Суране, этого слишком мало. Но и на вторых ролях ему уже не быть – либо единственный, либо мертвый. Конан как-то сказал, что победа меняет не только побежденных, но и победителей. Конану из Арверагов мало быть первым среди равных, он рвется к неограниченной власти. И теперь время выбора наступило и для Рикульфа из Гитардов. Императором ему не быть, не следует тешить себя иллюзиями, зато он сможет стать королем здесь, в Восточном Суране. Трудный выбор, но Рикульф его в сущности уже сделал, осталось только найти исполнителей своего великого замысла.

Глава 10Претенденты

Конан прибыл в Азрубал в первые дни осени, окруженный свитой из вождей союзных кланов и арверагских старейшин. Весь город высыпал встречать гуярского императора. Посвященный Магасар постарался – на всем пути Конана стояли горожане, дружно скандируя:

– Да здравствует император.

Сам Рикульф из Гитардов выехал навстречу императору на скромном гнедом коне, хотя такому могущественному вождю как нельзя лучше подошел бы белый. Оба гуярских вождя спешились и братски обнялись на центральной площади города под приветственные крики гуяров и многочисленных суранских зевак. Кеннет, стоявший в толпе горожан, отметил обилие алых плащей в свите Конана, причем не только на плечах лэндцев, но и многих союзных арверагам вождей, решивших видимо, что алый цвет им более к лицу, чем гуярский синий. Столь разительную перемену подметили и многие гитарды, осудившие арверагов за отход от дедовских обычаев. Но на арверагских вождей шуточки и издевки гитардов не произвели особого впечатления.

Конан был в синем плаще, отделанном серебром. Под плащом виднелась кольчуга, плотно облегающая сильное тело. Арвераг осторожничал, в олтличие от Рикульфа, на котором кроме кожаной куртки ничего не было.

– Рад видеть у себя в гостях Великого Конана, – вежливо поздоровался Рикульф.

– Рад видеть первого из Гитардов. – Конан поднял руку, приветствуя собравшихся на площади гуяров: – Пусть будут здоровы ваши сыновья, а слава ваша прогремит по всему миру.

Гитарды отозвались дружным ревом одобрения. Конан был отважным воином и непревзойденным полководцем, не раз приводившим гуярские кланы к победе. У него был один единственный недостаток: хорошего воина угораздило родиться арверагом, но тут уж ничего нельзя было поделать. Если бы он был гитардом – вопли звучали бы гораздо громче.

Суранский дом, выделенный арверагам, был обширен, удобен и даже красив, но имел один весьма существенный недостаток – его трудно было оборонять. Быть может, гитарды вселили сюда арверагов не без умысла, так, во всяком случае, показалось осторожному Гвенолину. Но Конан на его подозрения лишь махнул рукой.

– Все вожди прибыли?

– Почти все, ждем октов. Я уже встречался со многими вождями.

– Ну и как? – спросил Конан, без особого, впрочем, интереса.

– Все как всегда. Кимбелины грызутся с эбораками. Морвед к тому же не в ладах с Вортимером. Вортимер в свою очередь ищет союза с Рикульфом, чтобы прижать эбораков и смутьяна Мордреда. Леир из Киммарков метит, говорят, на место Элдада. У амберузов дело идет к открытой драке за первенство. Рикульф договорился с октами и пытается перетянуть на свою сторону киммарков. По слухам, Элдад уже обещал ему поддержку. Трудно тебе будет, Конан.

– Что еще?

– Освальд встретил горданца, который побывал у нас в самом начале лета.

– Это Освальд встретил горданца, или горданец сам его нашел?

– Я наводил об этом молодчике справки. Скользкий тип, Освальда он обведет вокруг пальца.

– Если юнец столь охотно идет к нам в руки, то, скорее всего, это неспроста. И письмо Рикульфа он нам показал. Возможно, Магасар готов к двойной игре.

– Нам бы устранить Родрика и Седрика, вождей октов, а с остальными можно договориться. – Гвенолин вопросительно взглянул на Конана.

Конан медленно поднялся с кресла и прошелся по комнате. Дело было не только в октских вождях. Устранять надо всех и разом. Во всяком случае, самых влиятельных в первую голову: Рикульфа, Родрика, Элдада, Вортимера… Но устранить их следует так, чтобы на голову самого Конана не пало и тени подозрения. Смерть своих вождей гуярские кланы ему не простят. Его поддерживают лэндские владетели, поддерживают суранские, лэндские и аквилонские торговцы и вожди мелких гуярских кланов, поддержат, в конце концов, и простые гуяры, поскольку он обеспечит им безбедное существование, по крайней мере на первых порах. Самым горластым он заткнет рот подачками, а если потребуется, то и сталью. Равенства уже нет среди гуяров, и многим есть, что терять, а значит им нужна защита – защита не только меча, но и закона. А закон – это Конан.

– Найди мне горданца, Гвенолин, и побыстрее.

Тах, с удобствами устроившийся за столом, умильно оглядывал облитого жиром каплуна и восхищенно цокал языком. Достойный Освальд разделял восхищение молодого приятеля искусством суранских поваров, но кувшин аквилонского вина был милее его взору. Красный нос старого пьяницы даже побледнел в предвкушении сладостного мига. Что ни говори, а этот горданец был, вероятно, сказочно богат, уж коли так, за здорово живешь, выбрасывал золотые. Аквилонское вино в суранских городах стоило бешеных денег, поэтому и простые гуяры, и суранское городское быдло предпочитали местное вино, гораздо более дешевое да и более злое. Но достойному Освальду сегодня повезло больше, чем другим.

Тах щедро налил сотрапезнику вина в высокий стеклянный сосуд. Освальд взял хрупкую посудину с некоторой опаской, но выпил с большим достоинством. Гуяра хорошим вином не удивишь – в свое время Освадьду доводилось участвовать в набегах на аквилонские города, вот где было раздолье.

– Богатый остров? – поинтересовался Тах.

Освальд только губами причмокнул. Немало им было выпита вина и взято золота. Но с того времени много уже воды утекло – аквилонцы заключили союз с гуярами и помогли им организовать поход на Лэнд и Суран.

– Хитрые бестии. Уж будь спокоен, горданец, они своего не упустят. Жиреют на своем острове, а Освальд сын Карадока, прошедший с мечом полмира, как был бедняком, так им и остался.

– Деревеньку попроси у Конана, – посоветовал Тах. – Мужики будут пахать, а ты денежки считать. Видел, как владетели живут?

– Так то владетели, – презрительно сплюнул Освальд, – а я гуяр и вечный скиталец. Зачем мне замок.

– Вожди-то уже в замках живут, – подмигнул Тах Освальду. – Смекай что к чему, а то в дураках останешься.

– Ты все-таки не забывай, с кем за столом сидишь, горданец, – обиделся на молодого друга старый гуяр.

– Так я не забываю, – пожал плечами Тах. – Обидно только, что заслуженный воин мыкается без крыши над головой, а какие-то юнцы щеголяют в алых плащах.

– Это ты верно заметил про алые плащи, – кивнул головой размякший после четвертого стакана Освальд, – дедовские обычаи стали забывать, на природного гуяра уже смотрят сверху вниз, как на мужика-пахаря, того и гляди работать на себя заставят.

– Ты не горюй, – утешил его Тах. – Иди к Конану в гвардию, не прогадаешь.

– Зачем Конану гвардия, если у него есть мы, арвераги? Ты что-то путаешь, горданец.

– Ничего я не путаю. Императору не только гвардия будет нужна, но и чиновники. Чтобы такой махиной управлять, потребуется много народу. Ты бы похлопотал за меня, достойный, перед Конаном, а я в долгу не останусь.

Гуяр с уважением посмотрел на молодого собеседника: хваткий малый, такому палец в рот не клади. То-то он обхаживал старого Освальда, прямо носом землю рыл, но ведь и Освальд не вчера родился, да и Гвенолин просил присмотреться к горданцу.

– Можно и похлопотать, – сказал гуяр со вздохом, – только хлопоты больших денег стоят.

– Это уж как водится, – подтвердил Тах и высыпал перед одуревшим собутыльником горсть золотых монет горданской чеканки. Освальд от неожиданности даже всхрапнул как лошадь, которую на полном скаку пронзили стрелой.

– Я тебя сведу с Гвенолином, – гуяр поспешно ссыпал золото в карман, – а там ты уж сам думай, как ему понравиться.

Гвенолин выслушал старого гуяра с большим интересом и даже дружески похлопал по плечу. Молокосос он, конечно, этот Гвенолин, но как никак близкий к Конану человек, да и в драке мало кому уступит. Словом, настоящий арвераг.

– Конан не забудет твоих услуг, Освальд, а горданцем я сам займусь, что-то уж слишком усердно он нам глаза мозолит.

– Хитрая бестия, – подтвердил старый гуяр, – я бы на твоем месте ему не слишком доверял.

– Все горданцы хитрые, – усмехнулся Гвенолин, – но и мы себе на уме. Отец этого Эшера, посвященный Магасар, верный пес Рикульфа, не исключено, что мальчишка подослан гитардами.

Освальд вздохнул: черт их разберет всех этих суранцев, горданцев, лэндцев. Суетятся вокруг, каждый надуть норовит, где уж простому арверагу во всем разобраться, пусть у Гвенолина голова болит. Завоевали себе хомут на шею, будь они все прокляты!

– Приведи горданца сюда. Возможно, сам Конан захочет с ним поговорить.

Горданец был неглуп, это Конан определил сразу. Темные глаза из под шапки густых черных волос смотрели нагловато и чуть насмешливо. Нос с горбинкой придавал горданцу сходство с хищной птицей и только припухшие губы смягчали выражение этого сильного, несмотря на юный возраст, лица. Горданец был широкоплеч и строен, а длинные мускулистые ноги легко и красиво несли ладно скроенное и крепко сбитое тело. Девчонки, наверное, по нему с ума сходят. Такие любят быть на виду и швырять золото горстями.

Таху гуяр тоже понравился: сильный мужчина лет тридцати, руки длинные и мускулистые, глаза серые и властные. Привык повелевать Конан из Арверагов, это даже по походке заметно. Шагал он по залу уверенно, не обращая внимания на стоящих у дверей Таха и Гвенолина. Черные гуярские сапоги оставляли глубокие вмятины на пушистых суранских коврах. Гуярский император был тяжел и стремителен как камень, катящийся с горы.

– Зачем ты хотел меня видеть, Эшер сын Магасара?

– Решил поступить на службу.

– А чем тебе не угодил Рикульф из Гитардов?

– Тем, что никогда не будет императором.

Губы гуяра дрогнули, но так и не сложились в улыбку, а серые глаза впились в лицо меченого.

– Ты убил Оле Олегуна?

– Меня использовали как приманку. Олегуну сообщили, что я привез письмо от Кристин, дочери покойного Ската, бывшего короля Вестлэнда. Благородный Оле попался на удочку как последний дурак.

– Кто?

– Аквилонец Крул и Седрик из Октов.

– А Рикульф?

– Рикульф был не против. Я же предупредил тебя, почтенный Конан, через Освальда из Арверагов.

– Предупреждение было невнятным, – проворчал вполголоса Гвенолин.

– Я вам передал все, что тогда знал, – возразил Тах. – Сейчас я знаю больше.

– Например?

– Смерть Оле Олегуна – не последняя смерть.

– И кто же на очереди?

– Это от тебя зависит, почтенный Конан, очень может быть, что этим неудачником окажешься ты.

– Рикульф?

– Ну зачем же, – криво усмехнулся Тах, – всего лишь кучка негодяев суранцев, недовольных гуярским нашествием. Обычное дело. Недовольные есть всегда и везде.

– Откуда тебе это известно?

– Мне поручено найти этих людей. И объяснить им, почему они так недовольны Конаном из Арверагов.

Конан усмехнулся. Если этот человек лгал, то лгал складно. Именно так – кучка недовольных суранцев. Одна вовремя пущенная стрела и множество вопросов разрешится в один миг. Потом негодяев можно будет повесить на глазах у возмущенных гуяров. Но ведь стрел может быть пять или шесть.

– Почему я должен верить тебе, горданец?

– А зачем же просто верить, гораздо надежнее купить.

– Ты нуждаешься в золоте?

– В золоте нуждаются все, почтенный император Конан. Однако меня вполне бы устроило теплое местечко в твоей свите. Горданцы прирожденные управленцы, государь, так что от этой сделки выиграем мы оба.

Уж очень дерзок, этот Эшер сын Магасара, но, в конце концов, именно дерзкие добиваются успеха. Жаль будет его убивать, но убивать придется, если, конечно, он справится с взятой на себя столь опрометчиво ролью. Молодость самонадеянна.

– Я не нуждаюсь в услугах дураков, достойный Эшер. Покажи на что ты способен.

Губы Конана дрогнули вновь, но в этот раз улыбка получилась, правда серые глаза все так же холодно смотрели в лицо гостя. Эшер сын Магасара вежливо поклонился императору и круто развернулся на каблуках. Легкая ажурная дверь бесшумно захлопнулась за спиной горданца. Конан долго вглядывался в свое отражение на блистающем полированном полу. И лицо, и фигура, словно бы сплюснутые ударом сверху, являли собой жалкую пародию на человека, а уж тем более на императора.

– Надо застелить пол коврами, – сказал Конан, – глаза слепит.

– А… – начал было Гвенолин.

– Он понял, – резко оборвал его Конан. – Забудем пока об этом.

Глава 11Заговор

Кеннет ждал Таха в подворотне соседнего дома, в полусотне метров от резиденции гуярского императора. Он не был одинок в это уже довольно позднее время. Несколько десятков суранцев слонялись по округе, в надежде посмотреть на Конана из Арверагов, о котором столько рассказывали всякого в последние дни. Арверагская стража Конана не слишком церемонилась с обывателями, щедро раздавая оплеухи, но любопытных не становилось меньше. Кеннет выглядел озабоченным и не сразу откликнулся на вопрос Таха:

– Слежки за мной не было?

– Все тихо. – Кеннет поправил висевший у пояса суранский меч. – Ты знакомых не встретил в доме Конана?

– А кого я должен был там встретить?

– Да так, – отвел глаза Кеннет. – Мне показалось.

Тах только головой покачал. Непонятный он человек, этот Кеннет Нордлэндский. Все у него ни как у людей: то он весел словно птичка, то от его вида вино в бочках киснет.

– Конан поручил мне убрать Элдада, – сказал Тах в спину Кеннету.

– Почему Элдада?

– Конану все равно, с кого я начну, вот я и решил, что начну с киммаркского вождя. У нас к нему, если ты не забыл, свой счет имеется.

– Я не забыл, – коротко бросил Кеннет.

– Учись, король Лэнда, – усмехнулся Тах, – без крови не бывает власти.

Кеннет промолчал. Наверняка обиделся. Ну да ничего – перемелется, мука будет. Нельзя в этой жизни играть по выдуманным кем-то правилам, тем более что вокруг все передергивают. Пора уже Кеннету это понять, если не хочет вечно ходить в изгнанниках.

Элдад остановился в роскошном суранском доме, даже, пожалуй, более роскошном чем тот, в котором поселился Конан. Двор был заполнен киммарками, которые либо слонялись без дела, либо грелись на осеннем солнышке, подставляя его лучам широкие спины. Однако не стоило принимать их расслабленные позы всерьез. Гуяры свое дело знали, и было очевидно, что без их разрешения в дом не проскользнет даже мышь.

Уже смеркалось, когда из дворца вышла группа людей в алых и синих плащах. Тах без труда опознал среди них Элдада, его родича Леира и владетеля Свангера, которого киммарки прочили на вестлэндский трон. Судя по хриплым голосам, громкому смеху и не твердой походке, гуярские вожди весьма недурно провели время.

– Да здравствует Великий Элдад, – преданно гаркнуло несколько десятков киммаркских глоток.

Во всяком случае, именно эти слова долетели до ушей Таха, сидевшего на крыше соседнего дома. Вполне возможно, что кричали и еще что-то приятное горячо любимому вождю, но разобрать на таком расстоянии все оттенки киммаркской преданности было затруднительно.

Гости с трудом взгромоздились на коней. Благородный Элдад вызвался их провожать. Если судить по беспорядочным жестам, то его пытались отговорить, но безуспешно. И веселая группа всадников вылетела на тихую суранскую улицу, оглашая ее победным гуярским кличем.

Тах оставил наблюдательный пост и спустился вниз, на остывающие камни азрубальской мостовой. Ждать ему пришлось довольно долго. Похоже, Элдад увлекся ролью гостеприимного хозяина. Тах старался не привлекать к себе внимания, благо сгущающиеся сумерки облегчали ему задачу.

Видимо гуяры чувствовали себе в безопасности в покоренном суранском городе, а может быть, винные пары притупили их бдительность. Во всяком случае, Элдада сопровождало только трое вооруженных киммарков. Тах успел дважды выстрелить из арбалета, прежде чем гуяры обнажили мечи. Элдаду стрела угодила в левый глаз, и он мешком повалился из седла на мостовую. Рядом упал еще один гуяр, самый пьяный из всей четверки, а теперь уже просто мертвый. Двое уцелевших схватились за мечи, не совсем еще осознав, что же произошло. Тах облегчил гуярам задачу, выступив из тени дома. Выпад первого противника меченый отразил без труда и тут же, не медля ни секунды, ткнул мечом под короткую кольчугу киммарка. Рывком выдернув хрипящего гуяра из седла, Тах уже через мгновение занял его место. Последний уцелевший киммарк пришел, наконец, в себя и закричал, призывая товарищей на помощь. Тах уклонился от летевшего в лицо стального клинка и рубанул по чужой вздувшейся от напряжения шее. Потом ткнул заартачившегося было коня сапогом в бок и поскакал прочь от места бойни, высекая подковами украденного коня искры из каменной мостовой мирного города Азрубала.

Достойный Рикульф был вне себя от гнева. Налитое кровью лицо его подрагивало от едва сдерживаемой ярости. Не было сомнений, что убийство Элдада из Киммарков Конан использует в своих интересах, выставив Рикульфа беспомощным идиотом, не способным навести порядок во вверенном его управлению городе. И в этот раз гуярские вожди будут на его стороне. Что ни говори, а смерть Элдада на совести гитардов, поскольку, приглашая вождей, Рикульф от лица всего клана гарантировал им безопасность. Говорят, правда, что киммарский вождь был в стельку пьян, но ведь не сам же он упал с лошади, ему помогла оперенная стрела, выпущенная чьей-то заботливой рукой из арбалета.

– Выяснили как этот произошло? – зло покосился Рикульф на спокойного Магасара.

– Опросили очевидцев, – пожал плечами посвященный. – Все утверждают, что убийца был один. Управился он с гуярами буквально в два счета. Два выстрела из арбалета, и два взмаха мечом. Достойный Элдад был слишком опрометчив – на нем даже лат не было. Впрочем, вряд ли они помогли бы ему в этот раз.

– И ты хочешь, чтобы я объявил киммаркам, что их вождя, Великого Элдада, и трех других героев отправил на тот свет всего лишь один суранец. Да кто же нам поверит! Десять, посвященный, а еще лучше – двадцать. И найди мне их немедленно, чтобы уже к вечеру они болтались в петле под окнами киммарков.

– Найдем обязательно, – спокойно пообещал Магасар. – Вот только с веревками я бы не стал торопиться. И добавил к этим двадцати еще сорок за смерть несчастного Конана из Арверагов.

– И ты думаешь, что нам поверят? – неуверенно оглянулся на дверь Рикульф.

– Если бы погиб один Конан, то, конечно, многие усомнились бы, но ведь смерть Элдада невыгодна достойному Рикульфу.

– А кому она выгодна?

– Конану, разумеется. Или Леиру из Киммарков. В крайнем случае октам, но уж никак не гитардам и суранцам.

– Ты с ума сошел, горданец, – забегал в раздражении по залу Рикульф. – Ты обвиняешь в убийстве великий гуярских вождей.

– Не важно, кто убил, достойный Рикульф, важно на кого подумают.

Опасный человек, этот посвященный Магасар, вот уже на протяжении двух недель он подталкивает мысли Рикульфа в одном направлении. Впрочем, что греха таить, гитардского вождя и подталкивать не надо. Смерть Элдада вызвала у него досаду – почему не Конан? Почему этому человеку везет там, где теряют другие. Он добьется своего, если ему не помешать. Не исключено, что Элдада убил именно Конан. Или Леир…

– Ты сказал, что смерть Элдада выгодна Леиру? – задумчиво посмотрел Рикульф на Магасара.

– Да, государь, но ему невыгодно, чтобы подозрение пало на него.

В суранцев никто не поверит, гитардам смерть Элдада тоже ни к чему – остаются Леир и Конан. Леиру выгодно, чтобы убийцей посчитали Конана, иначе кто-нибудь укажет пальцем на самого Леира. Горданец прав: не важно, кто убил, важно, кто ответит за убийство.

Рикульф из Гитардов принимал у себя дорогих гостей – Седрика из Октов и Леира из Киммарков. Встреча происходила по-родственному, без пышных церемоний и лишних ушей. Старый горданский дворец, принадлежавший когда-то посвященному Чирсу, как нельзя более подходил для таких встреч, не то чтобы тайных, но и не слишком открытых недружелюбному взгляду.

Достойный Леир, пораженный великолепием подземного горданского дворца не сразу отреагировал на слова соболезнования, выраженные Рикульфом по случаю смерти Великого Элдада. Удивление и восхищение на лице киммаркского вождя сменилось скорбью.

– Убийцы уже пойманы и наказаны, – отозвался Леир. – Киммарки благодарны тебе, достойный Рикульф, за быстрые и решительные действия.

Хозяин устало махнул рукой – разве может смерть двух десятков суранцев возместить потерю виднейшего гуярского вождя.

– Зачем они лезли под землю? – невпопад поинтересовался Седрик из Октов.

– Видимо, не чувствовали себя наверху в безопасности. Горданцы, как и мы, были в Суране чужаками.

– Не очень-то я верю, что Элдада убили суранцы, – буркнул Седрик, любуясь великолепными горданскими зеркалами.

– Умели строить, – подтвердил Рикульф. – В таких норах им враги были не страшны.

– Мне больше нравятся лэндские замки, – хмуро бросил Леир. – Дышится легче.

– Это если позволят дышать, – вежливо пошутил Рикульф.

– Я не вижу окон, – обернулся Седрик к хозяину, – как и дверей впрочем, а между тем света более чем достаточно.

– Зеркала, – пояснил Рикульф. – А что касается дверей…

Он протянул руку и нажал на рычаг: зеркальная стена медленно сдвинулась в сторону, открывая широкий проход в соседнее помещение, где уже стоял накрытый стол.

Седрик восхищенно зацокал языком:

– Даже в Аквилонии я не видел ничего подобного. И все-таки, зачем суранцам понадобилось убивать Элдада?

– Очень может быть, что они его не убивали, – вздохнул Рикульф.

– Тогда зачем ты их повесил?

– Причина одна, достойный Седрик – до истинных убийц мне не дотянуться.

Рикульф жестом пригласил гостей к столу. Вино было великолепным, хотя и местным, суранским. Леиру оно однако не понравилось, и он чуть заметно поморщился. Впрочем, возможно, дело было не в вине.

– Я не совсем понял тебя, достойный Рикульф.

– Отвечу откровенно, достойный Леир: есть только два человека, которым выгодна смерть Элдада из Киммарков. Наверное не стоит произносить эти имена вслух.

– А я думаю, стоит, – возразил Седрик. – Во всяком случае одно.

Леир пошел красными пятнами и в гневе отодвинул от себя серебряный кубок, наполненный доверху вином. Алые пятна расползлись по белоснежной скатерти. Рикульф вздохнул, и уж конечно не скатерти ему было жаль.

– Не хочу вмешиваться в дела киммаркского клана, – продолжал как ни в чем не бывало Седрик. – Но пойми нас правильно, достойный Леир, если убил не ты, то наверняка это сделал Конан, а значит, опасность угрожает и нам. Вряд ли арвераг ограничится одним несчастным Элдадом.

– Согласен, – кивнул головой Рикульф.

– Чудовищное обвинение! – Леир вскочил на ноги, лицо его пылало от гнева.

– Никто не собирается тебя ни в чем обвинять, Леир из Киммарков. Скажу больше – если ты сейчас, не сходя с места, заявишь, что не убивал Элдада, то я поверю тебе всем сердцем, и сам назову имя убийцы киммаркского вождя.

– Я не убивал Элдада, – произнес Леир.

– Конан из Арверагов, – эхом отозвался на его слова Рикульф.

Все трое вздохнули с облегчением.

– Этого следовало ожидать, – спокойно произнес Седрик.

– Но почему именно Элдада? – поинтересовался оправившийся от потрясения Леир.

Седрик добродушно улыбнулся молодому киммаркскому вождю:

– Арвераги оказались в трудном положении, благородный Леир. С севера их подпирают окты с юга киммарки, а после смерти Олегуна они рискуют потерять выход к морю. Мы с благородным Элдадом договорились выйти на Совет вождей и старейшин с единым кандидатом на вестлэндский престол, и достойный Рикульф обещал нам поддержку. И если бы наш кандидат прошел, то много бы ты дал, достойный Леир, за императорскую корону Конана?

– Элдад только первый, – мрачно изрек Рикульф.

– Но не станет же Конан убивать всех?!

– А почему же нет, достойный Леир? – вскинул Седрик брови. – Родрик не смог бы, Элдад не смог бы, мы с вами не смогли бы, но Конан потому и император, что всегда умел переступать через кровь, даже кровь гуярскую.

– Конану не быть единоличным властителем, пока живы вожди, и он это знает, – сказал Рикульф.

Леир колебался, это было видно по его лицу, но, в конце концов, он переборол сомнения. Достойный Рикульф в нем не сомневался – у молодого киммарского вождя хватало ума, чтобы понять свою выгоду. Да и выхода другого у него не было. Откажись он участвовать в заговоре против Конана, завтра же среди киммарков поползут слухи, что Элдада убил именно Леир. И эти слухи очень трудно будет опровергнуть.

– Я согласен, – твердо произнес киммарк.

– За здоровье короля Киммаркии достойного Леира, – улыбнулся Седрик из Октов, поднимая кубок с вином.

– За процветание гуярских кланов, – откликнулся традиционным тостом Леир.

– Я бы сказал – гуярских королевств, – поправил его Рикульф, и все трое рассмеялись.

Глава 12Встреча

Рахша оглядел богатый суранский дом и вздохнул: в славном городе Азрубале наступили нелегкие времена для людей его ремесла. Гуяры не церемонились с грабителями. Уже половина друзей городского атамана полегла под мечами дозоров и топорами палачей. Достойный Рикульф с первого же дня своего появления в Азрубале принялся наводить здесь порядок железной рукой. Канули в лету времена, когда под началом у Рахши были тысячи головорезов, наводивших ужас на суранские города. После того, как Черный колдун разрушил Чистилище и разогнал жрецов, на землях Храма воцарился беспредел. И в этом хаосе предприимчивые люди вроде Рахши чувствовали себя как рыбы в воде. Как они тогда пощипали купцов в Хянджу! Черный колдун отдал им город на разграбление. Вчерашние рабы, которых гордые горожане не удостаивали даже взглядом, превратились одним мановением его длинных ресниц в полных хозяев положения. Горы золота, море вина! А какие женщины ублажали тогда почтенного Рахшу. Именно почтенного. Так называли тогда бывшего раба. Одного его слова было достаточно, чтобы голова слетела с плеч любого, даже самого богатого и знатного человека. И дочери его бывшего хозяина служили ему за столом и в постели. А потом были жаркие битвы с наемниками ярла Хаарского. В битве при Арпине Рахша потерял половину своих людей, но вдребезги разнес правый фланг неприятеля, которым командовал достойный Хармид. Сам Черный колдун объявил ему благодарность. А потом был штурм Харога и новое золото, и новые женщины. Толпа головорезов под его началом громила все, что попадалось под руку.

С этого и начались его споры с почтенным Ахаем. Черный колдун требовал дисциплины и никому не давал поблажки. Его приказы должны были выполняться беспрекословно, а брать чужое дозволялось только с его разрешения. И это не нравилось многим. И многие поплатились за строптивость головами. Друг долгих лет рабства и недолгого свободного загула Экил был запорот насмерть по приказу Черного колдуна. Кава, один из главарей восставших рабов Хянджу, умер прямо во время пира, когда вздумал по пьяному делу перечить почтенному Ахаю. Почерневшее от удушья его лицо до сих пор снилось Рахше по ночам.

Как они радовались, загнав неприятеля в крепость Дейру. Шансов выбраться оттуда у северян не было, но Черный колдун сам открыл им дорогу. Уже тогда Рахша заподозрил его в предательстве, да что там заподозрил – он был уверен, что Черный колдун ведет свою игру. Надо было наброситься на него сразу, но подвела жадность, всех манили к себе богатства Дейры. Жадность и глупость сгубили многих. Начиненная порохом крепость взлетела на воздух, а с нею развеялись прахом по округе и многие соратники Рахши. Сам он уцелел чудом и с трудом выбрался из-под развалин крепости. Потом угодил в лапы хана Дуды и едва унес ноги. В конце концов, Рахша добрался до Азрубала, и здесь наступил новый счастливый период в его жизни. Шайка головорезов, которую он набрал, практически правила городом. Во всяком случае, все мало-мальски имущие горожане были обложены данью. Многие пытались спихнуть «почтенного» Рахшу с хлебного места, десятки кинжалов целили ему в спину, но для человека, прошедшего суровую школу Черного колдуна, интриги ближайших соратников были такой мелочью, о которой и говорить нечего. Кто знает, возможно со временем он стал бы официальным правителем Азрубала и прилегающих к нему земель, если бы не гуяры. Сводные отряды городского ополчения они разметали в первой же битве, а сам Рахша едва ноги унес, отделавшись рубленой раной плеча. На этом и закончилась карьера «почтенного» Рахши. Рикульф из Гитардов прочно сел в Азрубале, и уж конечно не кучке голодранцев, собравшихся вокруг атамана, было спорить с гуярами о власти. Гитарды и сами непрочь были пощипать зажиточных горожан, но конкурентов не терпели. И лучше им в руки не попадаться, тем более сейчас, когда в городе собрались их вожди и старейшины. Азрубал был буквально наводнен гуярами всех кланов, которые и меж собой грызлись как шавки, а уж снести голову честному вору для них одно удовольствие.

Рахша с ненавистью посмотрел на группу подгулявших гуяров, вывалившихся с криками и смехом из ближайшего трактира. Когда-то этот трактир был любимым местом атамана и его веселых друзей. Сейчас туда лучше не соваться, да и карманы пусты, а в долг ныне Рахшу поить никто не будет. В Азрубале за ним началась настоящая охота. Говорят, что сам достойный Сул, верный пес Рикульфа из бывших жрецов Храма, обещал принести хозяину голову знаменитого азрубальского атамана на блюде. Сул служил когда-то под началом самого Халукара и дело свое знал. Так что самое время Рахше исчезнуть из города и залечь на дно в тихом неприметном месте до лучших времен. Но чтобы воплотить в жизнь этот немудреный план, требовался большой куш. К сожалению, возникли сложности. Гуяры постоянно путались под ногами, а связываться с ними Рахше не хотелось, особенно после того, как он вдоволь налюбовался на азрубальских бродяг, повещенных, как утверждалось, за убийство киммаркского вождя Элдада.

О харогском купце, поселившемся в стоящем на отшибе доме, ему сообщил верный человек, некий Аршид, с которым у атамана были давние деловые отношения. Аршид был по своему честным человеком, всегда готовым поделиться с товарищем куском украденного пирога. Харогский купец привез товар в Азрубал, с расчетом поживиться на собравшихся здесь гуярских вождях и, надо полагать, не прогадал. Странно только, что он поселился на окраине города, а не в центре, под защитой своего правителя Вортимера из Кимбелинов. Аршид клялся, что купец не из бедных и привел с собой приличный обоз в десять подвод. И обеды он заказывал в соседнем трактире роскошные, не говоря уже о дорогом аквилонском вине, отпускавшемся только за золото. Охраны с купцом не было никакой. Были при нем лишь два вооруженных молодца, но они то появлялись, то исчезали надолго. Сам же купец был не молод, хромал и, по мнению Аршида, особой опасности не представлял.

Наведаться в богатый дом грабители решили на исходе дня, как только стемнеет. Рахша решил, что пятерых человек для такого дела хватит. Лишние рты ни к чему. Треть добычи – Аршиду, две трети – Рахше и его людям. Условия были выгодными, тем более что Аршид обещал провести подельников в дом, не потревожив ни одной собаки.

Рахша подал знак своим людям, слонявшимся подле трактира под видом нищих. Маскировка надежная, но не слишком приятная, поскольку гуяры отличались щедростью только на тычки и удары.

Аршид появился через мгновение. Под длинным темным плащом его угадывался широкий суранский меч. Рахша тоже был вооружен до зубов. Конечно, харогский каплун невелика птица, но жизнь приучила атамана не полагаться на счастливый случай и быть готовым к любым неожиданностям. Невысокое ограждение из красного суранского кирпича налетчики преодолели без особого труда. Рахша опасался собак и, как вскоре выяснилось, вполне обоснованно. Два огромных кобеля с рычанием выскочили навстречу неожиданным и незваным гостям. Предусмотрительный Аршид быстро успокоил их двумя кусками мяса, начиненными быстродействующим ядом. Со сторожем пришлось повозиться, но крикнуть ему не дали. Рахша брезгливо вытер нож об одежду убитого.

Больше, к удивлению головорезов, никто им навстречу не попался – дом, казалось, вымер. Этот харогский торговец был слишком уж беспечным человеком. Слабо хрустнуло стекло, предварительно смазанное медом. Сухой и юркий варвар Лум скользнул в окно, и через мгновение тяжелая входная дверь бесшумно распахнулась. Рахша повел было рукой в сторону людской, откуда доносились приглушенные голоса, но Аршид отрицательно покачал головой. В людской, судя по всему, не спали и наверняка подняли бы шум, который встревожил бы хозяина. Аршид указал на лестницу, и вся пятерка двинулась наверх.

Две ближайшие комнаты оказались пустыми. Лум решил было покопаться там, но Рахша остановил его – успеется. Сквозь неплотно прикрытую дверь третьей самой дальней комнаты пробивался слабый свет. Судя по всему, там горели свечи. Рахша осторожно заглянул внутрь сквозь узкую щель. Была видна только одна рука, быстро двигающая гусиное перо по бумаге, да прядь черных волос, закрывающих лицо. Распахнуть дверь ударом ноги было делом одной секунды. Удар меча должен был раскроить низко опущенную голову, но с этим торопиться не стоило, дабы потом не было хлопот с поиском припрятанных драгоценностей.

К счастью, дверь даже не скрипнула. Лум, кошкой подкравшийся к торговцу, бесшумно набросил ему на шею удавку. А дальше произошло невообразимое: не Лум придушил торговца, а торговец вдруг неожиданно рванул зазевавшегося варвара на себя. Откуда-то снизу вылетел кулак, хрустнули шейные позвонки, и несчастный Лум рухнул на пол. Аршид взмахнул мечом, но клинок ударился о бронзовый подсвечник, а красное лицо азрубальского головореза стало еще более красным после удара о дубовый стол. Рахша лишь до половины успел обнажить свой меч, когда тяжелый подсвечник взлетел над его головой, и он провалился в пустоту, так и не успев до конца осознать, почему суливший легкую добычу план Аршида столь бесславно провалился.

Очнулся он от потока воды, бесцеремонно выплеснутого ему в лицо. Рахша долго отплевывался попавшей в легкие влагой, ошалело оглядываясь по сторонам. Аршид, только что, видимо, пришедший в себя, приподнял голову с пола. Ни Лума, ни двух других подельников рядом не было.

– Не самая сладкая ночь в вашей жизни, подонки, – заметил склонившийся над Рахшей молодой человек.

Если судить по виду, то он был горданцем. Шапка черных кудрявых волос, карие большие глаза и пухлые губы, кривившиеся в усмешке. Кого-то он Рахше напомнил, но кого именно вспоминать было недосуг.

– Вставайте, – приказал горданец, – отец хочет с вами поговорить.

Каким образом они очутились в подвале, Рахша не помнил, зато он хорошо помнил, зачем пришел сегодня ночью в этот дом. Неужели этот белозубый молокосос сумел справиться с пятью не самыми последними головорезами Азрубала? Впрочем, человек, которого ни собирались ограбить и убить, был с сильной проседью в волосах.

Рахша, вяло переставляя ноги, с трудом пересиливая боль в гудящей голове, медленно поднимался по лестнице. Той самой лестнице, которая сослужила им ночью такую добрую службу. Аршид, тяжело дыша сквозь плотно стиснутые зубы, плелся следом. Лицо его и без того не блиставшее красотой, напоминало синюю лепешку.

Стоявший у окна человек в черном обернулся, и Рахша едва не вскрикнул от удивления и испуга. Нечего сказать, хорошего каплуна выбрал Аршид для заклания. Вот и полагайся после этого на лучших друзей.

– Не ожидал встретить старого знакомого, раб?

– Не ожидал, – буркнул Рахша и поспешно опустил глаза.

– Твое счастье, что я узнал тебя в последний момент, а то отправил бы вслед за дружками не попращавшись.

Почтенный Ахай, прихрамывая, прошелся по комнате и присел в кресло. Рахша облизал пересохшие губы и слегка пошевелил стянутыми за спиной руками.

– Развяжи их, – спокойно сказал Черный колдун сыну, – никуда они не денутся. Люди смирные, надо только знать, как с ними обращаться. А я-то думал, что похоронил тебя в Дейре, Рахша.

– Выжил, как видишь.

– Может это и к лучшему, – задумчиво посмотрел Черный колдун на пленника. – Пригодишься.

Рахша хотел было выругаться в ответ на слова почтенного Ахая, но сдержался. Дерзить Черному колдуну, находясь в столь невыгодном положении, было крайне опасно. К тому же его разбирало любопытство. Зачем он понадобился этому человеку? Неужели Черный колдун собрался воевать с гуярами?

– Сколько у тебя людей?

– Двадцать наберу без труда.

– Мне хватит десяти.

– Даром они работать не будут.

– Скажи Хою, где найти этих мерзавцев, а остальное моя забота.

Рахша только сейчас разглядел в углу комнаты низкорослого варвара. Жив еще, выходит, старый хитрец. Посвященный Чирс доверял ему. Горданская гордость не позволяла предположить наличие ума в варваре с далекого севера. И Хой стал ушами и глазами Черного колдуна при Храме. Это он в свое время привлек Рахшу к делу и познакомил с почтенным Ахаем. И Рахша до сих пор не знал, благодарить его за это или проклинать.

Молодой меченый повел головорезов обратно в подвал. Аршид стрелял глазами по сторонам, надеясь улучить удобную минуту для побега, Рахша был задумчив и, кажется, даже не замечал ни беспокойства приятеля, ни его подмигиваний.

Когда тяжелая дверь, наконец, захлопнулась за их спинами, Аршид разразился ругательствами:

– Мы бы этого беспечного юнца заломали бы в два счета.

– Тебе мало общения с его отцом? – Рахша насмешливо кивнул на расквашенный нос приятеля. – Этот щенок распластал бы нас на куски и глазом не моргнул. Беспечных меченых не бывает, достойный Аршид, поверь моему опыту. У этих ребят глаза на затылке. А потом, с чего ты взял, что побег нам сейчас выгоден?

– Выгоднее сдохнуть в этом подвале?

– Мы нужны Черному колдуну, а он щедро платит за услуги.

– Как тебе в Дейре, – усмехнулся Аршид.

– В Дейре мы готовили ему ловушку, а он нас опередил. Так что обижаться нечего. Садись лучше к столу, самое время подкрепиться.

Аршид с удивлением оглядел появившийся невесть откуда стол, уставленный вином и закусками. Вино было суранским, но не самого худшего качества.

– Мы на него отработаем, а потом он нас… – Аршид выразительно провел ребром ладони по горлу.

– Нет, – отрицательно покачал головой Рахша. – Это не в привычках Черного колдуна. Если он обещал заплатить, то заплатит. Уцелеть бы только в передряге.

– А уцелеем?

Рахша только плечами пожал:

– Выбор у нас небогатый.

Глава 13Совет вождей

Трактир был полон. Подгулявшие посетители орали так, что можно было не опасаться чужих ушей. Гвенолин стоял у стойки, медленно потягивая суранское вино. Широкополая шляпа закрывала его лицо, да и не было никому в этом заведении дела до арверагского вождя.

Тах прошел в угол и сел на лавку. Подскочивший слуга выставил на стол кувшин вина, меченый небрежным жестом бросил на стол монету. Похоже, никто за ними не следил. Гвенолин выдержал паузу, а потом подсел к столу.

– Все готово, – сказал Тах негромко. – Десять человек. Суранцы. В случае нужды, всю вину можно будет свалить на тайных сторонников Храма.

– А что, есть и такие? – удивился Гвенолин.

– Достойный Рикульф не только нашел их, но и успел повесить.

– Слухи о храмовиках нам на руку, – кивнул головой арвераг.

– Ты не назвал имена жертв, достойный Гвенолин.

– В этом есть необходимость?

– Пожалуй нет, – задумчиво произнес Тах, глядя в пространство. – Есть одна сложность: дворец, где пройдет Совет вождей, его будут охранять не только гитарды, но и твои арвераги. Будет обидно, если именно они наткнутся на моих людей.

– Хорошо, я их предупрежу. Что еще?

– Плата, – улыбнулся Тах. – Суранцы не будут работать даром.

Гвенолин небрежно бросил на стол мешочек с монетами:

– Хватит?

– Суранцам – да. А свою плату я потребую отдельно.

– Конан заплатит, – кивнул головой арвераг.

Горданец поднялся и слегка покачиваясь направился к выходу: ни дать, ни взять самый обычный азрубальский пьяница, хлебнувший лишку. Проклятия подвыпивших гуяров полетели ему в спину, но он даже головы не повернул. Гвенолин, выждав немного, поднялся вслед за горданцем.

Эшера сына Магасара уже не было видно на почти пустынной улице вечернего Азрубала. Ловкий человек, что ни говори. Элдада из Киммарков он убрал чисто. Конан, кажется, ему поверил. Хотя никто не знает, кому в действительности верит император, а кому нет. Гвенолин вздохнул и поправил висевший у пояса меч. Охрана, состоящая из арверагов, отделилась от стены и присоединилась к командиру.

– Слежки не было? – спросил Гвенолин у Освальда.

– Все чисто, – отозвался старый гуяр. – При нас вошел, при нас вышел. А второго не было.

– Какого второго? – не понял Гвенолин.

– Суранца, с которым этот горданец к нам в Лэнд приезжал.

– Ты его видел здесь в Азрубале?

– Видел у дома Конана. Он пялился жену Конана как и все остальные.

Странно. Достойный Эшер ни разу в разговоре не упомянул приятеля-суранца. Правда и повода не было. Очень может быть, этот торговец просто пришел посмотреть на гуярского императора. У дворца, выделенного гитардами Конану, ежедневно собиралась изрядная толпа.

– Как звали того парня?

– То ли Мутон, то ли Мазон, – почесал затылок Конан. – Ростом он с горданца, волосы не сказать чтобы черные, но темнее, чем у тебя, улыбается редко не то, что его белозубый приятель. По возрасту они, наверное, одногодки.

– Еще раз увидишь его, скажи мне.

Утро выдалось на редкость солнечным, но Гвенолину было не до красот омытого золотыми лучами суранского города. За минувшую ночь он проспал в лучшем случае часа два и сейчас у него слипались глаза. Конан уже поджидал его, нетерпеливого прохаживаясь по залу. Шитый золотом гуярский камзол лежал на столе, рядом – меч, усыпанный драгоценными камнями. Наряд достойный императора, что ни говори.

– Нет, – обернулся Конан к Гвенолину, – простой камзол и самый обычный меч, годный для боя. А эту роскошь оставим до лучших времен. Все готово?

Голос Конана звучал как обычно. Трудно было понять, волнуется он или нет. Во всяком случае, Гвенолин бы на его месте был бы сам не свой, впрочем, ему и на своем месте забот хватало.

– Я только что оттуда. Эшер привел своих людей. Цвет местных притонов.

– Они тебя видели?

– Нет. Гулук за ними присмотрит до поры.

– Смотри, Гвенолин, нам нельзя ошибаться.

– Эти не промахнутся.

– Важно, чтобы и мы не промахнулись. Всех суранцев уничтожить сразу же, а этого Эшера в первую голову.

– Сделаем, – кивнул головой Гвенолин.

Конан отвернулся к окну. Все готово, все проверено, все просчитано. Осталось одно – ждать. От самого Конана уже ничего не зависит, и наверное поэтому ему не по себе. Даже перед битвой он не испытывал такого беспокойства. А отступать уже поздно. Все может пойти прахом, если Конан раз и навсегда не свернет шеи своевольным вождям, не разгонит Совет вождей и старейшин, и не сделает его членов обычными владетелями, зависимыми от императора.

– Пора, – негромко сказал Гвенолин.

Конан резко обернулся. Синий гуярский плащ привычно лег на широкие плечи. Длинный тяжелый меч оттянул пояс. Все было как всегда, но битва, которую ему предстояло выиграть сегодня, была самой важной в его жизни.

С самого утра толпы зевак собрались у входа в роскошный дворец азрубальского торговца Зеила, владевшего во времена Храма десятком рудников и фабрик стекла. Смута разорила достойного Зеила, а гуярское завоевание лишило крыши над головой. Сам торговец затерялся в вихре обрушившихся на Суран несчастий, а его дворец прибрали к рукам новые хозяева.

Полторы сотни вооруженных до зубов гуяров стояли плотными рядами у мраморных ступеней дворца, не подпуская близко гудящую от нетерпения толпу. Справа от входа – арвераги, слева – гитарды. Стояли не смешиваясь друг с другом, но и не вступая в словесные перепалки, как это было обычно, когда судьба сталкивала гитардов и арверагов нос к носу. Редко они расходились без драки, хотя до убийств дело, как правило, не доходило. Убийство влекло за собой целый шлейф новых преступлений, и кровная месть сводила на нет целые арверагские и гитардские семьи. На родном острове их земли находились рядом, и накопленные за века обиды делали соседей еще более непримиримыми соперниками в том, что касалось добычи и власти.

И гитарды, и арвераги решительно давали отпор суранскому сброду, которые, не признавая порядка, норовили пролезть к самому крыльцу и доставляли страже немало хлопот. Гулук из Арверагов хотел уже было отдать приказ своим людям, обнажить мечи, но вовремя одумался – обнажать мечи на Совете вождей и старейшин категорически запрещалось, и за нарушение этого запрета можно было поплатиться головой.

– Бейте ножнами, – крикнул он своим людям.

Его совет оказался удачным, и им воспользовались не только арвераги, но и гитарды. Площадь перед дворцом была очищена, а суранцев разогнали по ближайшим улицам и переулкам.

Первыми прибыли Кимбелины во главе с Вортимером и Морведом, за ними эбораки во главе с Голроем. Киммарки были с траурными повязками на головах в память о своем погибшем и еще не погребенном вожде Элдаде. Их новый верховный вождь Леир из Киммарков выглядел бледнее обычного и долго озирался по сторонам, словно искал кого-то в толпе. Амберузы, похоже, разругались по дороге – красные их физиономии резко контрастировали с бледным ликом киммаркского вождя. Окты как всегда вели себя надменно, их вожди Родрик и Седрик своим постным видом испортили бы любой веселый пир. Среди синих плащей октов мелькнуло несколько алых плащей лэндских владетелей. Гулук знал только одного из них – Гольфдана Хилурдского, скучного и мрачного человека, видимо именно этими своими качествами приглянувшегося октам. По слухам, именно его они прочили на место веселого Олегуна. Впрочем, кроме Хилурдского, на это место претендовали еще несколько владетелей. Слово на гуярском Совете им, конечно, не дадут, но послушать умных людей лэндцам не возбранялось.

Конан из Арверагов и Рикульф из Гитардов прибыли почти одновременно. Приветствия арверагов и гитардов слились в один одобрительный вопль, который тут же был подхвачен сотнями суранских глоток. Суранцы приветствовали и своего правителя, достойного Рикульфа, и гуярского императора, почтенного Конана, с которым связывали надежды на оживление торговли и наведения хотя бы относительного порядка в завоеванных гуярами землях.

В этот раз все гуяры в свите Конана были в синих плащах, хотя попадались и алые, но это были лэндские владетели, гревшиеся в лучах славы императора. Рикульф из гитардов тоже включил в свиту нескольких чужаков, в пику Конану из Арверагов, как сразу сообразили многие. Гуярские вожди спешились, горячо и дружески поприветствовали друг друга и даже обнялись по-братски, опровергая тем самым слухи о разногласиях и даже вражде между гитардами и арверагами. В зал Совета они вошли рука об руку, с любезными улыбками на устах. Арверагские вожди и старейшины расположились между октами и киммарками, гитарды чуть в стороне, рядом с эбораками.

– Они уже здесь.

Рикульф вздрогнул и вскинул глаза на достойного Эшера сына Магасара. От этого юнца зависела судьба гуярских кланов, судьба самого Рикульфа. И поздно уже было задаваться вопросом – не изменит ли горданец в последний момент, не дрогнет ли, не подставит ли по глупости Рикульфа под арверагские мечи?

– Держись рядом, – шепнул Рикульф горданцу. Это было, пожалуй, все, что он мог сделать в создавшейся ситуации: покарать в случае измены негодяя или защититься его телом от летящих стрел.

Рикульф перехватил встревоженный взгляд Седрика из Октов и едва заметно кивнул ему головой. Что ни говори, а Седрику предстояло свершить самое трудное, и дай Бог, чтобы у него не дрогнула рука. Рядом, правда, был Леир, готовый в случае надобности прийти на помощь окту, но большого доверия к киммаркскому вождю у Рикульфа не было, уж слишком бледен был сегодня Леир. Рикульф откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Какой-то вестлэндский владетель, кажется Свангер, путаясь в словах чужого языка, рассказывал о смерти Олегуна. Слушали его плохо. Владетель обвинял Кеннета Нордлэндского, но никто из гуярских вождей его толком не понял.

– Пусть вопрос о вестлэндской короне решает император, – крикнул Эбелин из Вограков. Фраза, судя по всему, заранее была согласована с Конаном и вызвала недовольство октов и киммарков. Поднялся Родрик из Октов и принялся нудно убеждать присутствующих в преимуществе своего кандидата, благородного Гольфдана Хилурдского. Если верить Родрику, то этот Хилурдский был святым, ибо только святой мог обладать таким количеством достоинств.

К удивлению многих, Конан молчал. Родрика сменил Вортимер, один из самых красноречивых гуярских вождей. Но ни один мускул не дрогнул на лице императора даже тогда, когда вождь кимбелинов позволил себе несколько нелестных замечаний в его адрес. Присутствующие зашумели. Зал разделился на противников Конана и его сторонников. Словом, все было как всегда.

Рикульф ждал. Сигналом к решительным действиям должны были послужить слова Седрика «на благо гуярских кланов». Но до Седрика очередь еще не дошла. Морвед из Кимбелинов яростно обвинял в чем-то Вортимера, требуя суда императора. Его слова вызвали ропот среди присутствующих. Достойный Вортимер был уважаем среди гуярской верхушки, и не мальчишке Морведу его оскорблять. А уж требовать от императора вмешательства в дела чужого клана, это нарушение традиций. Что он себе позволяет, этот Морвед.

Почтенный Вортимер поднялся со своего места во второй раз, это было, конечно, против правил, но должен же был кто-то одернуть зарвавшегося мальчишку.

– На благо гуярских кланов…

Это были последние слова Вортимера из Кимбелинов в этой жизни. Рикульф с оторопью наблюдал, как рослый вождь кимбелинов медленно оседает на руки соседей. Из его короткой шеи торчала черная стрела. Угораздило же его раньше времени произнести роковые слова. Следующая стрела угодила Родрику из Октов прямо в глаз и вскочивший было на ноги вождь опрокинулся на спину.

– Измена, – крикнул Седрик и нанес удар по обнаженной голове Конана. И сразу же окты и киммарки набросились на потрясенных арверагов. Гвенолин едва успел обнажить меч и отбить направленный в лицо удар. А кто-то не успел и захрипел рядом, захлебываясь собственной кровью. И снова прозвучал голос Седрика из Октов:

– Бейте арверагов. Не выпускайте их живыми.

Гвенолин в окружении горстки уцелевших сородичей, скользя в лужах крови, отступал к выходу, а Конан из Арверагов, Великий Конан, продолжал неподвижно сидеть в кресле, безучастный к судьбе истребляемых врагами арверагов. И Гвенолин понял, что это уже навсегда.

Они все-таки вырвались на мраморные ступеньки крыльца, где сбившись в кучу отбивались от наседавших гитардов десятка три озверевших от крови арверагов. А вокруг улюлюкала и свистела опьяневшая от невиданного зрелища толпа.

– Они ушли. Ушли по крыше.

Гвенолин не сразу сообразил, что это кричит Гулук. И не сразу понял, что речь идет о суранцах. Но почему они стали стрелять раньше, чем из уст Конана прозвучало слово «измена»? Это слово произнес Седрик из Октов и нанес роковой удар.

Окровавленный Гулук еще что-то кричал, но из-за звона мечей и предсмертных хрипов трудно было разобрать, что именно.

– Лошади! – понял, наконец, Гвенолин и, ни секунды не медля, нанес разящий удар зазевавшемуся гитарду. Нападавших было слишком много, они только мешали друг другу добить выстроившихся в каре арверагов, которые медленно, не теряя плеча товарища, стекали со ступенек дворца вниз на спасительную площадь, где буйствовала и ревела толпа суранцев. То ли потому, что толпа сочувствовала арверагам, то ли просто нестройное месиво потерявших над собой контроль людей не способно было расступиться, освобождая проход гитардам и октам, спешившим на помощь своим, но людское море стало спасением для Гвенолина и его людей.

– Уходи, Гвенолин, – крикнул Гулук, падая на колено в лужу собственной крови, – ты последний из наших вождей.

Кто и как прорвался им на помощь, ведя в поводу лошадей, Гвенолин так и не понял. Не касаясь стремян он прыгнул в седло.

– К дому Конана, – крикнул он своим и бросил коня на мгновенно расступившуюся перед арверагами толпу.

Глава 14Жена вождя

Кеннет довольно долго проторчал у ворот дома арверагского вождя, пережидая поднявшуюся суету. Гуяры седлали коней, проверяли оружие, словно отправлялись не на встречу с соплеменниками, а на битву с врагами. Кеннет знал, какая участь ждет самоуверенного вождя, но не испытывал к нему сочувствия. Конан сам отлаживал ловушку, в которую ему предстояло угодить, забыв, видимо, что подлость оружие обоюдоострое. Пожалуй, этот невероятный по цинизму и изощренности план мог прийти только в голову Беса Ожского. Гуярские вожди сами наняли убийц и щедро оплатили собственную смерть. Так почему Кеннета Нордлэндского должна волновать их судьба. Возможно, он и сам бы отправился полюбоваться на это поучительное зрелище, если бы не женское лицо, мелькнувшее перед его глазами у дома высокомерного арверага.

Пышная процессия во главе с Конаном выехала, наконец, за ворота. Поднятая пыль улеглась. Кеннет внимательно оглядел дом, прикидывая в уме возможные пути проникновения в загадочное жилище гуяра.

– Кого ищешь, суранец?

Кеннет вздрогнул и резко обернулся. Освальд сын Карадока довольно неприветливо поглядывал на старого знакомца.

– Хотел предложить товар твоему хозяину, да опоздал, как видишь.

– Вижу тебя, но не вижу товара, – холодно усмехнулся Освальд.

– Если договоримся, то товар будет.

– А где твой приятель, в каких краях сейчас торгует?

– Понятия не имею, – пожал плечами Кеннет. – Я сам по себе.

Освальд явно что-то заподозрил, в его маленьких цепких глазах читалось недоверие.

– Придется тебе дождаться Конана, суранец. Пусть уж он сам разбирается, какой товар ему нужен.

Кеннет не возражал. Такой оборот дела его вполне устраивал. Что же касается Конана из Арверагов, то вряд ли ему суждено вернуться домой.

– Раз хозяина нет дома, то, быть может, моим товаром заинтересуется хозяйка.

Суранец не казался Освальду опасным, и если бы не приказ Гвенолина, то он бы вообще не стал с ним возиться.

– Хозяйку спрошу, но не знаю, примет ли она тебя.

Кеннет на всякий случай присматривался к окружающей обстановке: кто знает, каким путем придется выбираться из гуярского логова. Конан из Арверагов, видимо, не слишком доверял гостеприимному Рикульфу из Гитардов, во всяком случае, и в самом доме и во дворе находилось не менее трех десятков хорошо вооруженных воинов.

Женщина подняла голову и удивленно посмотрела на вошедших.

– Купца привел, – смущенно откашлялся Освальд.

– Купца? – удивленно вскинула брови хозяйка. – А зачем?

– Золотые украшения, хрустальная посуда, мебель для твоего дворца в Лэнде, благородная госпожа – выступил вперед Кеннет.

Вероятно он так хорошо вошел в роль суранского купца, что даже в пяти шагах Дана его не узнала. На ее лице было удивление и только.

– Быть может, ему лучше поговорить с Конаном? – спросил Освальд и подмигнул сидевшему за столом маленькому Хорсу.

Хорс лениво ковырял ложкой стоящую перед ним кашу, появление гостей, похоже, было ему на руку.

– Если не будешь есть овсяную кашу, то никогда не станешь истинным арверагом и вождем, – прикрикнула на него мать.

– Это уж как пить дать, – поддержал Дану Освальд. – Хотя пить тебе еще рано.

– Почему? – спросил Хорс, который рад был любому предлогу, лишь бы только отвертеться от ненавистной каши.

Освальд почесал затылок, вопрос пятилетнего Хорса поставил его в тупик.

– Кто кашу не ест, тому и пить не положено, – вывернулся, наконец, старый гуяр из затруднительного положения.

– Молока я бы выпил, – задумчиво проговорил Хорс, – а кашу есть не хочу.

– Съешь кашу – получишь молоко, – твердо сказала Дана. – Стыдно, Хорс, тебе уже скоро пять лет, пора становиться взрослым.

– Давно пора, – подтвердил Освальд. – Пять лет – почтенный возраст.

– Артуру шесть, – напомнил Хорс, желая, видимо, намекнуть присутствующим, что время у него есть.

– Артур уже съел свою кашу, – рассердилась Дана, – а ты просто лентяй.

Хорс вздохнул и принялся нехотя облизывать ложку, на которой каши, надо признать, было чуть. Кеннет в споре из-за овсяной каши был душой на стороне Хорса, наверное потому, что не хотел видеть этого светловолосого, похожего на мать мальчика в будущем настоящим арверагом и вождем.

– Что за товар ты нам принес, суранец?

– Лучшие изделия харогских мастеров, – мягко сказал Кеннет, пристально глядя ей в глаза. Кое-какие украшения в его сумке были, и он, не задумываясь, высыпал их на стол.

– Харог славится своими ювелирами, – спокойно сказала Дана, перебирая драгоценности.

Кеннет едва не выругался с досады. Что у нее память отшибло, у этой женщины, или это Кеннет так безнадежно изменился за эти годы?

Освальд переключился на ленивого Хорса, понуждая того гримасами к многотрудному занятию. Мальчик радовался шуткам старого гуяра, но, к сожалению, дело от этого не только не ускорялось, но уж скорее застопорилось безнадежно. Становилось все более очевидным, что Хорсу в одиночку с кашей не справиться. Он скосил глаза на занятую драгоценностями мать и протянул свою ложку Освальду. Старый гуяр непрочь был помочь будущему вождю, но боялся разоблачения. Хорс отчаянно ему подмигивал, строя при этом уморительные гримасы. Кеннет едва не расхохотался на него глядя, чем, понятно, расстроил бы все дело. Дана стояла к сыну спиной и не могла видеть его маневры, зато со слухом у нее все было в порядке, и она сумела отличить чавканье старого гуяра от причмокиваний маленького Хорса. Освальда в наказание немедленно выставили за дверь, а хитроумный Хорс был наказан еще одной, наполненной до краев миской каши, взамен наполовину опустевший.

– Я думаю, мальчик заслуживает снисхождения, – вступился Конан за несчастного Хорса.

– Не вмешивайся не в свое дело, суранец, – отрезала Дана.

– Я не суранец, – холодно произнес он на родном языке, – и не торговец.

Что-то дрогнуло в лице молодой женщины, и она со страхом взглянула на гостя:

– Кеннет?

– Я рад, что ты, наконец, узнала старого друга, благородная госпожа, – в голосе Кеннета прозвучало даже больше иронии, чем он сам того хотел. Его задело, что Дана вопреки ожиданиям не обрадовалась встрече, а даже, кажется, испугалась. Руки ее, продолжавшие перебирать драгоценности, задрожали, а по щекам побежали крупные как бриллианты слезы:

– Я думала, что вы все погибли. Столько лет прошло.

– По-моему, ты довольно быстро утешилась, – жестко сказал уязвленный Кеннет. – Быть любовницей гуярского императора не самая плохая участь для лэндской красавицы.

– Я не любовница, – глаза Даны сверкнули гневом. – Я его жена.

– Тем более, – отрезал Кеннет, – быть женой разорителя родной страны еще более позорно, чем просто потаскушкой.

– Лэнд – не моя страна, – сказала она с вызовом. – Конан спас мне жизнь и подарил свою любовь, когда все вокруг рушилось, и я осталась одна в целом мире.

В эту минуту Кеннет ее ненавидел, хотя, наверное, это было несправедливо. Мужчины проиграли битву, а женщины достались врагу в качестве трофея.

– Я не хотел тебя обидеть, – сказал он почти спокойно, – но теперь у тебя появился выбор.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты можешь уйти вместе со мной.

– С тобой? Но почему? А Хорс? А Артур? Они сыновья своего отца. Я не могу их бросить и не могу унести с собой. Вы проиграли, Кеннет. К тому же твоя страна мне чужая. Моя мать, дочь посвященного Вара, природная горданка. Это просто случайность, что у нас с тобой один отец.

– Что ты хочешь этим сказать? – Кеннет побледнел и сжал кулаки.

– Только то, что сказала, – удивилась его реакции Дана. – Наш отец, Бес Ожский, – меченый, и до Лэнда ему дела не больше, чем до Сурана. Тебя он любил, поэтому и помогал в этой безнадежной войне. И твою мать он любил, и очень жаль, что для них все так плохо кончилось.

– Ты лжешь, гуярская шлюха! – глаза Кеннета сверкнули бешенством.

Дана смотрела на него с жалостью. Наверное, не следовало рассказывать ему правду. Кеннет всегда гордился своим отцом Гарольдом Нордлэндским.

– Ты просто боишься, что я отберу императорскую корону у твоих сыновей. Я король Лэнда, слышишь ты, и свой долг перед страной выполню. А ты недолго будешь царствовать со своим гуяром, можешь мне поверить. Ты слишком рано похоронила своего или, если угодно, нашего отца, дорогая гуярка.

– Кеннет… – она в ужасе от него отшатнулась.

– Да, они убьют твоего мужа, – сказал он криво усмехаясь. – Его убьют сегодня. Ты можешь спасти мужа, но тогда тебе придется пожертвовать отцом и братом. Ты еще не забыла своего брата Таха, благородная Дана?

– Ты лжешь! – она смотрела на него с ужасом.

– Позови Освальда и спроси, знает ли он горданца Эшера сына Магасара.

Зря он сказал ей все это. Кеннет вдруг осознал свою ошибку с ужасающей отчетливостью. Потому что выбор этот не только для Даны, но и для него: если она сейчас закричит, то ему предстоит либо убить ее, либо своим бездействием обречь на смерть Беса и Таха. И то, и другое было страшно. Был еще один выход, самый легкий, – умереть самому. Умереть сейчас не сходя с места, потому что слишком страшно жить с таким грузом.

– Ты должен мне помочь, Кеннет, – глаза Даны лихорадочно заблестели. – Ты пойдешь туда, Освальд тебя проведет, и ты скажешь моему отцу, что я жена Конана из Арверагов.

– И ты думаешь, что он пощадит Конана?

– Да. Ради меня и моей матери. Он не посмеет, если я попрошу.

– Я не пойду, – твердо сказал Кеннет.

– Но почему?

– Потому что ни мне, ни моей стране Конан не нужен живым.

– Освальд, – крикнула Дана.

Старый гуяр незамедлительно откликнулся на ее зов, словно стоял под дверью.

– Арестуй этого человека, – указала она рукой на Кеннета. – И приготовь для меня коня.

– Дом окружен октами, – Освальд бросил хмурый взгляд на «суранца». – Похоже, они собираются на нас напасть.

– Это измена, Освальд. Попробуй сам пробиться к Конану и предупредим его о ловушке. Они готовят его убийство во дворце Совета.

– Слишком поздно, – усмехнулся Кеннет. Он был благодарен октам за эту неожиданную поддержку, за снятый с души тяжкий груз. Все теперь пойдет уже без участия Кеннета Нордлэндского. Это будет уже чужая ненависть и не им пролитая кровь.

Дана бросила на Кеннета растерянный и ненавидящий взгляд. Крики нападающих и вопли раненных заставили ее побледнеть и рвануться к окну. Десятка два арверагов, сбившись в кучу у ворот, отчаянно отбивались от наседавших врагов.

– Где Артур?

Дана метнулась к столу и подхватила на руки Хорса, который так и не справился с кашей. Дверь распахнулась настежь, и вбежал мальчик лет шести, с розовым от возбуждения лицом.

– Они напали на нас, – крикнул он, – это окты!

Освальд бросился вниз. Судя по крикам, бой шел уже на первом этаже дома. Кеннет подошел к стене и выбрал из оружия, висевшего там, подходящий меч.

– Надо уходить, – сказал он женщине. – Долго твои арвераги не продержатся.

– Будь ты проклят, Кеннет, – обессиленно выдохнула Дана. – Отец не знал, что я жива, но ты знал все.

– Я не был уверен.

Оправдываться было уже поздно. Все могло закончиться в одну минуту. А Кеннет почему-то не испытывал сейчас ни страха, ни сожаления.

– Перестань, – прикрикнул на захныкавшего брата Артур. – Тоже мне гуяр, звона мечей испугался.

Октов было трое, они внезапно появились в дверях. В руках первого был заряженный арбалет, но прежде чем он успел спустить крючок, Кеннет метнул в него нож. Гуяр выронил арбалет, схватился руками за шею и рухнул на устланный коврами пол. Кеннет в это время уже рубился с двумя другими. Первого он убил ударом в грудь, угодив точно в сердце. Видимо, окт был слишком рассеян и забыл надеть кольчугу. А возможно, он боялся привлечь к себе внимание раньше времени. Закованный в броню окт у дома арверага сразу же вызвал бы подозрение. Второму Кеннет просто снес голову, круто развернувшись на каблуках. Голова гуяра запрыгала по ковру прямо к ногам замеревшего от ужаса Артура.

– Должен быть другой выход, – сказал Кеннет Дане. – Это суранский дом, а суранцы народ предусмотрительный.

Бой внизу не стихал, а скорее разгорался. То ли арвераги уже оправились от растерянности, то ли окты не рассчитали сил. Крики доносились и с улицы, кто-то спешил на помощь осажденным.

– Конан, – вскрикнула Дана и рванулась к окну.

Кеннет метнулся за ней следом, но опоздал – стрела пробила женщине грудь и буквально отшвырнула ее назад, на руки потрясенного Кеннета. Стрела вибрировала от каждого вздоха, а на губах женщины выступала кровавая пена. Дана пыталась что-то сказать, и он скорее угадал, чем услышал ее вопрос:

– Это Конан?

– Да, – сказал он твердо. – Конан.

Дана глубоко вздохнула и затихла. Кеннет осторожно положил ее на стол и, морщась от прихлынувшей вдруг к сердцу боли рванул проклятую стрелу на себя. Дана даже не вздрогнула. Кажется, для нее все было кончено.

Молодой гуяр остановился на пороге зала. Маленький Артур вскрикнул, но это был крик радости, а не испуга:

– Гвенолин!

Кеннет опустил меч. Гуяр подошел к столу, тяжело ступая подкованными железом сапогами, и со страхом взял женщину за руку:

– Жива?

Кеннет промолчал. Он не знал и боялся узнать правду. Потому что правда обернулась бы для него вечным ужасом и вечной болью.

– Мы победили октов? – спросил Артур, с ужасом глядя на неподвижную мать.

– Арвераги всегда побеждают своих врагов, – глухо проговорил Гвенолин. – Мы победим. А сейчас нам следует покинуть этот дом, Артур.

– Куда мы поедем?

– Домой.

– А как же наш отец, Конан из Арверагов?

– Он ждет нас там.

– А мама проснется?

– Обязательно. И ее мы тоже возьмем с собой.

– Что ты собираешься делать? – спросил гуяра Кеннет.

– Ты не торговец, – вдруг резко повернулся к собеседнику Гвенолин. – И не суранец.

– Какое это теперь имеет значение, – мрачно усмехнулся Кеннет.

Гвенолин опустил голову, словно задумался над его словами. Рука гуяра непроизвольно сжала рукоять меча. Кеннет ждал взрыва, но взрыва страстей не последовало.

– Окты, – сказал появившийся в дверях Освальд, – гитарды и киммарки с ними.

– Даже киммарки, – грязно выругался Гвенолин. – Будь они все прокляты.

– Мы теряем время.

Гвенолин осторожно взял на руки женщину. В эту минуту Кеннету вдруг показалось, что она еще жива, но может быть, ему просто хотелось, чтобы все было именно так.

– Нам не прорваться, – сказал Кеннет, подхватывая на руки Артура и Хорса.

Гвенолин обернулся от самого порога:

– Ты не будешь прорываться, суранец. Как только мы вступив в схватку, ты попытаешься скрыться в толпе вместе с детьми. И да поможет тебе Бог, кем бы ты ни был.

Глава 15Чужие дети

Тах благополучно смешался с толпой суранцев, глазевших на сечу, развернувшуюся прямо на ступеньках дворца. Редкостное зрелище, что ни говори. И приятное для глаз покоренного народа. Тах, во всяком случае, испытывал удовлетворение, как всякий человек хорошо и с большим барышом для себя выполнивший трудную работу. Самая пора этому человеку уносить ноги. Причем не только с площади, но и из славного города Азрубала. Наверное почтенный Рикульф из Гитардов постарается избавиться от лишнего свидетеля.

С арверагами покончили быстро, но резня на этом не закончилась: под мечами озверевших от крови гуяров стали падать ни в чем не повинные суранцы. Толпа заметалась по площади, а потом хлынула в стороны, спасаясь в подворотнях ближайших улиц и переулков.

Тах немного потолкался среди возбужденных суранцев, выслушивая разные версии произошедшей только что трагедии. Разумеется, суранцы были приятно удивлены, что казавшийся нерушимым гуярским монолит вдруг внезапно дал страшную и кровавую трещину. Раздавались и призывы воспользоваться моментом и доказать гуярам, что дух доблести еще не угас в суранских сердцах. Но это, конечно, говорилось сгоряча – город был переполнен вооруженными до зубов завоевателями. Разохотившиеся гуяры только обрадовались бы суранскому сопротивлению, и не оставили бы камня на камне от Азрубала. Поэтому осмотрительные суранцы, а таких было абсолютное большинство, поспешили укрыться под крышами домов, оставив улицы беспечным гулякам, которым не жалко было захмелевшей головы, да гуярам, все еще продолжающим выяснять отношения между собой.

Тах немало подивился тому обстоятельству, что забитый в любое время суток трактир, оказался едва ли не на половину пуст. Хозяин, издалека узнав щедрого гостя, расплылся в улыбке.

– Аквилонского, – бросил Тах монету.

Хозяин мгновенно прихлопнул ее ладонью. И столь же быстро на стойке появился высокий хрустальный бокал, доверху наполненный алым как кровь вином.

– Говорят, убили Конана из Арверагов, – шепотом поделился хозяин. – Великий был человек.

– Великий, – согласился Тах, – только вслух его теперь поминать не стоит. Отныне у нас другой великий – достойный Рикульф из Гитардов.

– За здоровье почтенного короля Рикульфа, – мгновенно нашелся хозяин. – И за счет заведения.

Слова хозяина трактира были встречены громкими воплями одобрения всех присутствующих в заведениях гуляк, но радовались они преждевременно. Благосклонность трактирщика, а следовательно бесплатная выпивка, предназначались лишь появившимися на пороге гитардами.

– Надо же, – сказал один из них, досадливо морщась. – Можно сказать, в руках были.

Гитард был разгорячен боем, а его синий плащ испачкан кровью, судя по всему, чужой.

– Сколько их там уцелело, – махнул рукой пожилой. – Пусть окты теперь сами за себя беспокоятся, им рядом с арверагами жить.

– Арвераги убийство своих вождей не простят, – сказал третий, с перевязанной головой.

– Так ведь и Родрик убит, – сказал кто-то. – Я сам видел, как он упал. А Седрик тут же зарубил Конана.

– Может, Конан ни при чем? – растерянно произнес молодой.

– Помалкивай, – прикрикнул на него старший. – Рикульфу видней. Конан вообразил себя властелином, а гитарды никогда не дадут арверагам подмять себя.

– Гвенолин ушел и баба Конана с ним.

– Никуда он не ушел, – возразил пожилой. – Порубили, говорят, Гвенолина так, что опознать было трудно. А баба уже мертвая была.

– Щенки пропали, – молодой гитард в раздражении хлопнул ладонью по стойке. – Проклятый суранец. У Бадура только шейные позвонки хрустнули от удара. Был гуяр и нет гуяра.

– Не суранец он, – покачал головой пожилой, – северянин.

– Черт их разберет, – плюнул в сердцах молодой.

– А как он выглядел? – поинтересовался Тах.

– Тебе-то какое дело?! – огрызнулся гуяр.

– Вдруг я его знаю. Глядишь, помогу в поисках.

– Ростом с тебя примерно, – сказал пожилой, – волосы темные, но посветлее твоих, глаза серые. Дрался он необычно. Два сопляка на руках, а он Бадура достал ногой и двух других опрокинул на землю.

– Ловкий малый, – подтвердил гуяр с перевязанной головой. – До сих пор не пойму, как он из-под моего меча вывернулся. Встретишь его – передай, что за мной должок. Кадван из Гитардов мое имя, суранец.

– Горданец, с твоего позволения, – поправил его Тах, поднимая бокал с вином: – За здоровье нашего короля, почтенного Рикульфа, да продляться дни его вечно.

Тах раскланялся с гитардами и покинул веселое заведение. То, что суранцем, помешавшим гитардам выполнить долг, был Кеннет, он почти не сомневался. Но за каким чертом его понесло в дом Конана из Арверагов? Неужели собирался предупредить гуярского императора, или, быть может, вызвать на поединок, с этого чудака, пожалуй, станется. Последнее дело, подозревать родного брата, но что поделаешь, если этот самый брат не признает тебя за родственника, и его буквально распирает от благородства. Как будто для Таха или Беса убийство, это удовольствие. Стал бы Конан из Арверагов истинным императором, поотворачивал бы вождям головы, и попробуй тогда сковырни его с трона. Если Кеннета не волнует собственная судьба, то подумал бы о детях. И о женщинах. Тоже ведь не сладко им в Южном лесу.

Тах внимательно оглядывался по сторонам, кажется, именно здесь произошла свалка между прорывающимися арверагами и гитардами. Кровь еще не просохла на затоптанной тысячами ног грязной азрубальской мостовой, но трупы уже убрали. И, надо полагать, похоронят по всем гуярским правилам. Вражда враждой, но для покоренных суранцев жизнь и смерть гуяра должна быть священной. Жалко Гвенолина, молодец был хоть куда.

Тах свернул в узкий проход между двумя рядами нависающих над мостовой суранских домов. Первые этажи занимали лавки и мастерские, вторые предназначались для жилья. Странно, что Конан выбрал место для временного пристанища в этом не слишком богатом районе города, где обитали в основном средней руки торговцы и ремесленники. Хотя, ведь именно эти категории суранских граждан были заинтересованы в установлении твердой власти на бескрайних просторах Сурана и Лэнда.

Собрать под одну руку враждовавшие суранские города было под силу только Храму, с его мощной системой подавления, а уж о том, чтобы присоединить беспокойный Лэнд к своим землям храмовики даже не мечтали. Идея Конана не плоха, но осуществлять ее должны не пришельцы-завоеватели, а люди являющиеся плоть от плоти этого мира. Знающие за какую веревочку дернуть, чтобы флюгер повернулся в нужную сторону. А то некоторые думают, что этот флюгер поворачивает вольный ветер.

– Тах, – услышал он шепот над своей головой. Меченый посторонился, пропуская запоздалых прохожих, и поднял голову только тогда, когда они скрылись за ближайшим поворотом.

– Спускайся, – предложил он Кеннету.

– Я не один, поднимайся сюда, лестница во дворе.

Тах не заставил себя упрашивать. Кроме всего прочего, его разбирало любопытство – ради чего, собственно, Кеннет ввязался в смертельно опасное дело?

– Вот, – Кеннет кивнул в сторону трубы, у которой лежали тесно прижавшись друг к другу два ребенка, завернутые в его плащ.

– Как ты сюда с ними забрался? – Тах взглянул с крыши вниз на землю и покачал головой.

То, что Кеннет называл лестницей, представляло собой довольно хлипкое сооружение из нескольких штырей выступающих из стены. Взобраться по ним на крышу можно было, но ведь не с двумя детьми на руках.

– Хозяева знают, что ты здесь?

– Наверняка видели, – пожал плечами Кеннет, – но, видимо, посчитали, что не стоит вмешиваться в чужие дела. Я понесу Артура, – Кеннет осторожно взял ребенка на руки, – а ты бери Хорса, он полегче.

– Пусть будет Хорс, – вздохнул Тах. – Мало нам своих отпрысков, возимся с чужими.

Кеннет то ли не расслышал его слов, то ли не счел нужным ответить и первым начал спускаться по ненадежным ступенькам. Тах последовал его примеру. Высота, конечно, небольшая, но свалиться отсюда – радость относительная. Хорс проснулся и запищал.

– Держись, гуяр, не пропадем, – утешил его Тах, перехватывая поудобнее.

Приземлились они удачно – удачно для Хорса. Тах ударился об угол дома коленом и выругался по-сурански.

– Ты не гуяр, – сказал ему мальчишка. – Ты подлый суранский торговец.

– А почему же подлый? – удивился Тах.

– Все так говорят. – Глаза Хорса были круглыми от испуга. – Мы поедем к маме?

– Конечно, – подтвердил Тах, – а куда же нам еще ехать.

До мамы, однако, было еще далеко. Зато появились в поле зрения люди, которые собирались помешать столь удачно начавшемуся путешествию. Тах поправил меч, висевший у пояса. У Кеннета меча не было, только широкий суранский кинжал в правой руке.

– Это он, – крикнул гуяр, принадлежавший, если судить по алым полосам на синем плаще, к клану октов. – Я его сразу узнал.

– Я Эшер, слуга почтенного Рикульфа и здесь выполняю его поручение, – надменно произнес Тах.

– А мы здесь волею Седрика из Октов, – ощерился гуяр, – и этих щенков мы доставим прямо к нему, а за одно и вас, суранские морды.

– Скажи какой прыткий, – удивился Тах. – Жалко достойного Седрика.

– Это еще почему?

– Лишится такого преданного воина.

Не раздумывая больше ни секунды, Тах нанес противнику удар ногой в пах и следом второй, в отвалившуюся челюсть. Рот гуяра захлопнулся, кажется, уже навсегда. Второго противника он встретил коротким взмахом меча, и этого было достаточно, чтобы окт отошел в мир иной без вскрика. Кеннет молча вытер лезвие своего кинжала о голенище сапога.

– Ты хорошо дерешься, – похвалил Таха Хорс. – Только гуяров убивать нельзя, особенно суранцам.

– Ну извини, – вздохнул Тах. – Тем более что я не суранец.

– А кто ты?

– Я меченый.

– Не слышал, – солидно покачал головой Хорс.

– Еще услышишь, – обнадежил Тах.

Бес, сложив руки на груди, стоял у окна и смотрел на Кеннета большими строгими глазами. Капитан был недоволен, и не собирался этого скрывать.

– Я жду объяснений, – холодно произнес он.

– Сердитый, – опасливо прошептал Хорс на ухо Таху.

– То ли еще будет, – подтвердил меченый.

Кеннет поставил Артура на пол. Если судить по жесткому выражению лица и сдвинутым к переносице бровям, раскаяния он не испытывал.

– Мне не нравится убивать людей из-за угла, – спокойно отозвался Кеннет. – Для этого я, видимо, недостаточно меченый.

По мнению Таха, Кеннет сознательно нарывался на ссору. Отец прощал ему многое, но терпение капитана отнюдь не беспредельно. Тах отлично знал его характер: вывести Беса Ожского из равновесия трудно, но еще труднее вернуть ему это равновесие без тяжких для себя последствий.

– Твои капризы, благородный Кеннет, мне уже изрядно надоели. У тебя была возможность выбора, ты стал меченым по доброй воле, я тебя не принуждал. И теперь я хочу знать, почему ты не выполнил мой приказ. Я твой капитан и…

– И мой отец, – вкрадчиво прервал его Кеннет. – Но заметь, я даже не спрашиваю, как ты им стал.

В наступившей мертвой тишине Тах отчетливо слышал, как хрустнули пальцы Беса, сжимаясь в кулаки. Между ним и Кеннетом было не более трех шагов, они буквально сверлили друг друга глазами.

– Я повторяю свой вопрос.

Голос почтенного Ахая звучал мягко, почти ласково, но Таха он не обманул. Первый меч Храма достаточно долго прожил среди лицемеров, чтобы в совершенстве усвоить их повадки. Вот только руки его выдавали – тяжелые руки человека, привыкшего наносить смертельные удары. Тах уже подумывал, как бы половчее вмешаться, но не находил повода. Хорс помалкивал у него на руках, второй мальчик, испуганный происходящей на его глазах сценой, тоже придвинулся поближе к Таху.

– Почему ты не выполнил мой приказ?

– Когда бьешь из-за угла, капитан, случается, что попадаешь по своим. Дана была женой Конана из Арверагов. Это ее дети.

Бес Ожский любил свою дочь больше, чем сыновей, и искал ее по всему Лэнду, но, похоже, ему и в голову не приходило, заглянуть в спальню заклятого врага. Тах впервые увидел, как бледнеет отец, смуглые, изуродованные шрамами щеки враз стали пепельными. Рука, сжатая в кулак, поползла вверх, туда, где у нормального человека находится сердце.

– Стрела угодила ей в грудь, – Кеннет говорил отрывисто, словно лаял. – Гитарды и окты изрубили всех, но она уже была мертва к тому времени. Можешь быть доволен, Бес Ожский, ты и в этот раз отомстил врагам.

Бес круто развернулся на каблуках и, не сказав ни слова, вышел. Спина его выглядела даже более прямой чем обычно, вот только ноги не гнулись, а как-то странно ломались в коленях.

– Почему ты сразу не рассказал мне об этом? – возмущенно спросил Тах.

– Ты думаешь, что его взволновала эта смерть? – криво усмехнулся Кеннет. – У Беса Ожского булыжник вместо сердца.

– Пошел ты к черту, индюк нордлэндский, – зло выругался Тах.

– Ладно, – махнул рукой Кеннет, – теперь уже поздно сводить счеты.

– Они поссорились? – Артур осторожно потянул Таха за рукав.

– Перемелется, мука будет, – меченый вздохнул и погладил мальчика по голове.

– Ты обещал нас отвезти к маме, суранец, – напомнил Хорс, – ты не забыл?

– Я не суранец, я брат вашей мамы, и она просила меня за вами присмотреть.

– А отец? Конан из Арверагов.

– Они уехали вместе. Далеко-далеко.

– За море?

– Да, за море. Они вернутся, но не скоро.

Хорс заплакал, уткнувшись лицом в плечо Таха:

– Я так и знал! Она всегда спит перед дальней дорогой. И тут уснула. Я же говорил Артуру, говорил…

Артур молчал, но глаза его были полны слез, наконец он пристально посмотрел на Таха:

– Гуяр переходит в семью матери только тогда, когда в семье отца нет никого в живых.

В глазах мальчика страх мешался с надеждой. Тах не выдержал этого взгляда и отвел глаза в сторону.

– Видишь ли, – сказал он глухо, – род меченых – хороший род. К нему принадлежала твоя мать.

– Я понял, – сказал Артур и голос его задрожал. – Но я хочу остаться Асхилом.

– Одно другому не мешает, – согласился Тах. – Можно быть и меченым, и Асхилом.

– Тогда я согласен, – твердо сказал Артур. – Как старший в семье и за себя, и за Хорса.

Часть 3 Возвращение меченых