В дверь постучались. Не дожидаясь ответа, вбежала Милена.
— Тебе плохо? Тебя ранили? — она упёрла руки в боки. — Почему утром не дождался меня? Тебе нельзя пропускать процедуры.
— Всё в порядке. Просто пришлось много двигаться.
— Так. Лежи, не вставай, — нахмурилась Милена. — Сейчас приду.
Она ушла, а когда вернулась, с ней была Лана, нёсшая таз с водой и полотенце. Милена заставила меня снять рубаху. Лана сделала мне холодный компресс на лоб, а потом ушла, чтобы через пять минут вернуться со снадобьем. Милена же сидела возле меня, приложив светящиеся ладони к моему животу. Как обычно, она прикрыла глаза, и я мог спокойно любоваться её милым личиком.
На вечернюю трапезу я всё же вышел, хоть и с небольшим опозданием. Чувствовал себя после процедур вполне вменяемо, но с активностью, пожалуй, стоило повременить до полного выздоровления. За едой обсуждали нападение змеелётов и то, сколь страшна будет наша месть за ущерб, которые горцы нанесли княжеству в последние дни. Во время сегодняшнего боя, как оказалось, один дружинник погиб, ещё одного ранило. Трёх сбитых одамларов взяли в плен.
Олеся, как всегда, сидела за общим столом, но теперь она не то что пискнуть, даже взгляд поднять не смела. Похоже, крепко ей досталось за сегодняшнюю выходку. Ну и ни о каких тренировках речи уже не шло — ей запретили даже показываться на улице.
На следующий день я решил, что хватит бегать, надо сесть, спокойно всё обдумать, составить какой-то план и, в конце концов, сформировать некий прообраз будущего правительства.
Утро началось с того, что Молчан притащил в спальню бадью с водой. В комнате стояла лохань, над ней висел железный сосуд, который мой оруженосец наполнял каждое утро. Это собственно и был рукомойник. Имелось здесь даже мыло, правда, весьма специфическое. Сортир же представлял собой эркер с дыркой в полу, нависающий над выгребной ямой. Дверь находилась в коридоре недалеко от моей комнаты.
Убранство самой спальни изысканностью не отличалось, несмотря на то, что прежде тут проживал сам хозяин дома. Мебельный гарнитур состоял из кровати с пологом, лавки и двух стульев. На стене висел ковёр. Как и во многих комнатах, была печь. Личные вещи мои хранились в сундуках, которые прямо с повозки сюда и принесли. Из спальни имелся выход в кабинет, куда можно было попасть так же из горницы. Казимир уже освободил третий этаж, предоставив все помещения в моё полное распоряжение, в том числе, и личную оружейную, где теперь хранилось всё моё железо и казна. В набитом монетами сундуке насчитывало восемь с лишним тысяч золотников.
Едва я принял утренний туалет, пришли Милена с Ланой, провели процедуры, напоили снадобьями. А после трапезы я созвал собрание, в котором должны были участвовать Всеслав Игоревич, Рогволд и Олег — этим дружинникам на данный момент я, пожалуй, мог доверять больше всего.
Мы вчетвером собрались в кабинете вокруг резного письменного стола. Я закрыл дверь и уселся на деревянный стул с подлокотниками, обитый красной тканью — почти кресло.
На повестке дня было несколько вопросов. Первым делом я собирался изучить географию моих владений и понять, какие территории ещё не захвачены и каких князей надо привести к присяге в ближайшем будущем.
Всеслав Игоревич принёс карты. Он тоже знал об этом мало. Боярин всю жизнь занимался военным делом, и в политике разбирался плохо. Но что знал, рассказал, и приблизительная картина происходящего мне стала понятна.
Под началом моего отца находилось то ли тридцать семь, то ли тридцать восемь княжеств. Большинство были южнее Светлоярска, девять на севере, пять на западе и двенадцать на востоке. Из восточных четыре считались рубежами, то есть пограничными княжествами. От остальных они отличались тем, что князья их меньше зависели от центральной власти и обладали большими полномочиями. Имелись и отдельные вотчины, которыми управляли бояре, подчиняющиеся не удельным, а непосредственно великому князю.
На данный момент, по словам Всеслава Игоревича, большинство удельных княжеств были захвачены Добромиром. Непокорёнными пока оставались север и восток, но после того, как под Талахом сопротивление потерпело очередное поражение, стоило ожидать, что эти земли тоже в скором времени подчинятся моему двоюродному дяде.
Но были князья, особенно на рубежах, которые пока не участвовали в междоусобице. Именно на них я и решил сделать ставку.
Вдоль восточной границы находилось четыре княжества: Караузякское, севернее — Келатское, южнее — Гурджакское и Лангарское. Через них проходил речной торговый путь, связывающий Серое море на севере и Змеиное море далеко на юге. Именно по этому маршруту плыли корабли из Светлоярского княжества в две южные державы — Уджарский халифат и Татконское государство.
Этот торговый приносил много денег в казну местных князей, поэтому было очевидно, что Добромир рано или поздно захочет прибрать его к рукам, как и серебряные рудники близ Келата. Мне же, в свою очередь, требовалось во что бы то ни стало удержать восточные рубежи. Деньги от торговли могли стать той самой экономической базой, на которой возродится Светлоярское великое княжество под моим началом.
Поэтому в первую очередь я решил разослать гонцов в ближайшие княжеские и независимые боярские вотчины, чтобы призвать их хозяев в Караузяк, дабы те поклялись мне в верности. Собирался устроить общую церемонию принесения присяги уже на следующей неделе, но Всеслав только посмеялся над моей поспешностью.
— Торопишься, — покачал он головой. — Из Лангара ехать не меньше четырёх дней. Да и кто ж так скоро в путь отправится?
— А если великий князь приказывает? — спросил я.
— Ты можешь кинуть клич. Но они — твои вассалы, а не холопы, — довольно резко ответил Всеслав Игоревич, по привычке нахмурив брови. Что поделать, я по-прежнему плохо понимал местные нравы и обычаи.
— И сколько времени им понадобится? Две седьмицы-то хватит?
— Две, пожалуй, что и хватит.
Я приказал Всеславу заняться отправкой гонцов во все четыре рубежные княжества и ещё пару-тройку соседних вотчин.
Как быть с другими землями, ясного понимания у меня не было. Разумеется, там надо вести какую-то работу и искать сторонников, но делать это следует осторожно. Единственная идея, которая пока приходила мне в голову — это узнать, у кого из наших дружинников есть родственники в захваченных княжествах, и отправить агентов с тайными посланиями.
Дело это я поручил Олегу — Олег был рядом с самого первого дня, поддерживал меня, пока я валялся беспомощным. Мне казалось, ему можно доверить деликатные вещи.
Всеславу я доверял меньше, но этот человек был сведущий во многих делах. Поскольку он и прежде следил за казной, его я назначил казначеем, а заодно старшим боярином — это считался высший придворный чин. За ним оставались функции воеводы и моего советника, которые он уже фактически выполнял.
Всеслав Игоревич посоветовал создать поместный приказа для учёта земель и челобитный для рассмотрения прошений. Возглавить первый я велел дружиннику Всеволоду — внебрачному сыну нашего прежнего воеводы, погибшего в прошлом году под Полянском, а копаться в челобитных поручил Ингвару — ещё одному потомственному дружиннику. Важной должностью считался так же конюший, но он у меня уже был.
Оба они были уже немолодыми воинами-богатырями, посвятившими жизнь служению великим князьям. Всеслав Игоревич уверял, что грамоте они тоже обучены. Поговорив с ними, я решил, что кандидатуры вполне подходящие. Да и выбор-то был невелик. Молодёжь к бумажной работе привлекать смысла я не видел, оставались «старики».
Рогволд стал тысяцким вместо отца, но пока функции их оставались прежними. Дружинникам же, как я считал, сейчас лучше жить в гриднице. Отдельных комнат там было мало, зато имелись женская и мужская половины. Места хватало всем. Я пока не хотел распускать своё войско по «квартирам», поскольку не знал, как будут разворачиваться события. Но ходить в город, если возникнет надобность, разрешил. Роговолд утверждал, что дружинникам нужен отдых после долго пути, и препятствовать им в этом было не желательно.
Потом обсудили будущий пир, поход на горцев и возможность осады Караузяка. Всеслава Игоревича я послал к караузякскому воеводе, чтобы они договорились об отправке дозоров на запад. Я хотел знать, когда войско противника появится на дальних подступах, но сам послать змеелётов не мог — только через Казимира или его воеводу.
Когда Всеслав Игоревич с сыном ушли, мы с Олегом остались наедине.
— Ищи тех, у кого есть родственники на юге и западе, с ними и будем работать, — подытожил я. — Такова твоя задача.
— Сделаю, — кивнул Олег. — Как узнаю, скажу.
— Но есть у меня к тебе и ещё одна просьба. Я хочу знать, что происходит в городе, какие настроения у населения и здесь, в крепости. Мне надо понять, насколько стоит доверять Казимиру и не предаст ли он меня, едва я выйду за стены крепости. Сможешь этим заняться? Справишься? Если нет — скажи сразу. Дело сложное — это я понимаю прекрасно.
Олег наморщил лоб, подумал и кивнул.
— Справлюсь, Святослав. Отчего же не справиться?
— Только будь очень осторожен. Надеюсь, понимаешь, как это важно?
— Справлюсь, — Олег оглянулся на дверь и, подавшись вперёд, произнёс заговорщицким тоном. — Мне и самому кажется, что за здешними глаз да глаз нужен. Я присмотрю.
Я надеялся, что Олег действительно справится. От агентурной работы зависело многое. Фактически он теперь становился главой тайных дел или тайного приказа — местного аналога спецслужб.
— Я рассчитываю на тебя, — сказал я. — И кстати, давно хочу спросить. Что было в Талахе?
— Ты в беспамятстве лежал все те дни, много бредил. Даже целительница не могла помочь, хоть и была всё время радом с тобой.
— Милена?
— Нет, Милена ученицей была. Всемысла Ярославна. Она тебя лечила.
— И всё же со мной что-то произошло. Помнится такая картина: лежу в тёмном помещении, напоминающем то ли склеп, то ли подвал, вокруг стоят три человека в капюшонах. На шеях у них — медальоны в виде восьмиконечных звёзд. А один что-то бубнит, как будто заклинания читает. И повсюду — фиолетовый туман. Что бы это могло быть?