— Эти людины укрывались в святилище Хорса, — сказал смуглый богатырь, одетый с ног до головы в кольчугу с нашитыми пластинами — один из тех, кто пригнал селян. — Они просили пощады. Что прикажешь с ними делать, господин?
— Ты жрец? — Богдан презрительно посмотрел на высокого старика.
— Я служитель бога Хорса. А ты кто? Почто убиваешь и жжёшь? Здесь нет воинов. Здесь мирные селяне.
— Я посланник кагана — государя этих земель.
— Государя? Разве у этих земель есть государь? У этой земли есть князь, которому мы платим оборок, а князь служит великому князю. Ни о каком государе мы не слыхали. Или государь — это тот, кто грабит и убивает?
— Ты дерзкий старик.
— Я служу моему богу и не боюсь людей. Ни дружинника, ни князя.
— Таких, как ты, мало. И они обычно плохо заканчивают. Ответь: разве великий князь не мёртв?
— Месяц назад он был ещё жив. Он проезжал эти места со своими воинами. Держали путь на восток. Его воины потребовали дать им и их лошадям пищу.
— И вы накормили их?
— Мы дали им то, что они хотели. И дали бы вашим воинам, если бы ты обратился к нам.
— Хочешь сказать, что я должен был просить у вас? У вас, обычных смердов? Я — посланник государя, а государь не просит. Государь сам берёт то, что ему принадлежит. А вы помогли предателю, за что и поплатились, — Богдан посмотрел на дружинников, пригнавших селян. — Отрубите этим смердам руки, а дерзкому старику ещё и язык вырежьте. И пусть идут на все четыре стороны. Чтобы все вокруг знали, что ждёт тех, кто помогает предателям!
Глава 15
За трапезой семейство Казимира присутствовало в полном составе. Олеся и Миленам тоже были, причём Милена до сих пор как будто хранила на меня обиду. Она ни разу не взглянула в мою сторону, да и на приветствие ответила довольно сухо.
А вот Олеся, наоборот, заметно повеселела. Всё дело в том, что перед отъездом Казимир снова разрешил дочери летать, и она все эти дни вместе с дружинниками несла службу в дозоре. Говорила она за столом много, и отец даже сделал ей замечание, хоть и нестрогое, в шутку.
Милена же слова не проронила, а когда трапеза подходила к концу, ушла, сославшись на большое количество работы.
— Вот, — сказал Казимир, когда Милена покинула комнату, — достойный пример для тебя, дочь. Сама скромность. Да и чары вполне подходящие для княжны. А то ишь! В дружину захотела. В драки так и лезет. Негоже.
— Что-то я не понял, — сказал я. — Почему многие боярские дочери служат в дружине, а княжне не положено?
— Э, тут не просто всё, — махнул рукой Казимир. — Да, служат бывает, но не так чтобы часто. Если дочерей в роду много, можно и в дружину одну или двух отдать. У нас же дело совсем другое.
В чём заключалось отличие, Казимир так и не объяснил. Я подумал, что вероятнее всего, это зависит от традиций в конкретной семье.
За эти дни в Караузяке не произошло ничего важного. Ни один вражеский змеелёт не пересёк границу княжества, да и вестей с запада пока не было. Даже вчерашние подземные толчки здесь чувствовались значительно слабее, чем в горах, и никаких разрушений не вызвали — только горожан встревожили.
Мне предстояло много дел в ближайшие дни. Требовалось снова организовать пир, но теперь уже в честь победы над одамларами, посчитать и поделить добычу. После каждого военного похода князья раздавали дары своим дружинникам — такова была давняя славная традиция. В старину воинам дарили коней, оружие или просто драгоценные вещи, сейчас — деньги. Пять-шесть золотников считались достойной наградой для рядового дружинника. С Казимиром же насчёт его доли следовало договориться отдельно. Основное войско всё-таки было его.
Предстояло и менее радостное мероприятие — похороны. Тела всех погибших дружинников мы привезли с собой. Их следовало предать земле в соответствии с обычаем.
Но в первую очередь я решил встретиться с княгиней тахтакупырской, которая на днях приехала в город.
Тахтакупыр был мелким городком, расположенным в семидесяти вёрстах к юго-западу от Караузяка. Он являлся центром княжества, площадь которого составляла меньше трети от площади княжества Караузякского — небольшой клочок земли, сравнимый с крупными боярскими вотчинами. Когда-то давно он входил в состав Радиславльского княжества, но с тех пор как мой прадед даровал боярину тахтакупырскому за какие-то заслуги титул князя, эта земля получила автономию и стала подчиняться непосредственно великим князьям.
Мои попытки собрать под своим крылом вассалов отца пока были тщетны. На призыв откликнулось только одно княжество, да и то крошечное. Это снова заставило меня усомниться в правильности выбранного пути. Насколько реален мой замысел? Насколько верно я оценил ситуацию, когда захотел обосноваться на востоке и дать бой войску Добромира? Снова пришлось задуматься о многом, и снова я решил идти вперёд к цели, не смотря ни на что.
Княгиню Милославу Борисовну я встретил, как и полагалось, в главном зале — комнате для официальных приёмов и собраний. Самое роскошное помещение во всём доме. Стены были оклеены тканью с разноцветными полосками, потолок украшен росписью, пол устлан коврами. В дальнем конце находилось возвышение, а на нём — стул с высокой резной спинкой и красной подушкой. Практически трон. Рядом — стол для писаря.
На этом троне я и восседал, принимая княгиню. Всеслав Игоревич и Казимир присутствовали при этом. Они стояли рядом со мной.
В комнату вошла чернобровая круглолицая женщина средних лет, облачённая в пурпурное платье — такое длинное, что его края волочились по полу. Голову её венчал высокий колпак в виде усечённого конуса, украшенный золотой вышивкой. Сопровождали прибывшую даму двое крупных мужчин в парчовых кафтанах, подпоясанных широкими кушаками. Их шапки были оторочены мехом, а на поясах висели сабли.
Я тоже нарядился соответствующим образом: в длинную праздничную свиту, в которой был на церемонии принесения клятвы Казимиром.
Женщина представилась. Это, собственно, и была Милослава Борисовна, княжна тахтакупырская, а два верзилы, что притопали с ней — первый боярин и воевода. Я приветствовал её по всем правилам местного этикета, о которых уже много знал со слов своего воеводы-советника.
— Благодарю, что ты откликнулась на мой призыв, — сказал я, поднимаясь с кресла. — Давайте пройдёмте в соседнюю комнату, там сядем и поговорим без лишних церемоний.
Всеслав Игоревич мне уже рассказал о том, как надо принимать подданных: я должен поприветствовать их, выслушать, сидя на троне, и всё в таком духе. Но мне было не до формальностей. Не то время сейчас.
Вшестером мы отправились в малую приёмную и уселись за стол.
— Итак, Милослава Борисовна, — сразу же заговорил я, едва гости расположились, — ты прибыла сюда, чтобы принести мне присягу, как великому князю Светлоярскому, верно я понимаю?
— Я получила весть от твоего гонца и сразу же отправилась в путь, — сказала княгиня. — Считаю, что мой долг — быть здесь. Но прежде, чем мы продолжим, я прошу ответить на тот вопрос, что гложет моё сердце.
— Спрашивай, — кивнул я.
— Мой муж сражался за твоих отца и брата. Прошёл месяц с тех пор, как под Талахом произошла битва, а он так и не вернулся домой. Что с ним стало? Он погиб? Его пленил враг? Тебе известно что-нибудь о его судьбе?
— Владимир сражался бок о бок с моим старшим братом. Он храбро дрался, десяток врагов пали от его руки. Но увы, противник превосходил нас числом. Твой муж был повержен. Убит ли он или полонён, мне доподлинно неизвестно. Меня и самого тяжело ранили в той битве. Будем надеяться, что боги милостивы к нему. Если он до сих пор жив и томится в плену, я сделаю всё возможное, чтобы вызволить его.
В данном случае я всего лишь сказал то, что посоветовал Всеслав Игоревич. Отделался дежурными фразами. На самом деле ни я, ни воевода не видели, где и как дрался Владимир, и не знали, что с ним стало.
— Только на их милость и остаётся надеяться всем нам, — проговорила княгиня, и в глазах её мелькнуло разочарование умершей надежды. — Однако ты до сих пор жив, и как я понимаю, ты намерен дать ещё один бой супостатам?
— Я намерен вернуть себе земли, которые принадлежали моему отцу и которые являются моими по праву.
— А я жажду поквитаться за своего мужа. Когда ты выйдешь на бой, можешь рассчитывать на меня и моих людей. Мы будем драться. Я лучше погибну в бою, чем отдам свою землю убийце и предателю.
Меня поразил настрой этой женщины. В её взгляде читалась такая решимость, которой, кажется, даже у меня не было. Ни капли сомнения, ни грамма страха. Полная готовность идти до конца.
— Я рад это слышать. Значит, когда придёт время, будем сражаться бок о бок. Если Добромир со своим войском заявится сюда, мы дадим ему отпор и погоним прочь. Затем я верну свои земли. Те князья и бояре, что остались мне верны, получат достойную награду.
— Да будет так, как ты сказал. Но у меня есть к тебе просьба, Святослав, — проговорила княгиня.
— Конечно, излагай.
— Мои сыновья уже подросли. Они неплохо владеют чарами и оружием. Испытай их. Может быть, они пригодятся в твоей дружине. Для меня будет большой честью, если они окажутся на службе у великого князя.
А княгиня-то своё упускать не собиралась. Я сразу смекнул, зачем она хочет устроить своих детей ко мне на службу. Княжество у неё мелкое и, похоже, совсем не богатое, а у великого князя можно неплохо заработать.
В войске удельных князей или бояр дружинник-богатырь получал один, максимум два золотых в месяц. К этому, конечно, добавлялись содержание, лошадь, щит и копьё, которые был обязан предоставить «работодатель», но всё равно не густо. По словам Всеслава, у многих небогатых бояр дружинники и вовсе служили за еду, не имея денежного довольства.
Попасть в дружину к великому князю считалось большой удачей. Обычный дружинник у меня получал четыре золотника в месяц, а гридь — пять. Помимо этого мой отец обеспечивал своих воинов лучшим снаряжением. Самые качественные латы и оружие, породистые боевые скакуны, одежда — всё это покупалось за счёт казны. Да и подарки были частыми. Возможностей для «карьерного роста» на с