Мать резко обернулась, как будто я уронила что-то на пол.
— Так мило, что ты решила присоединиться к нам, — сказала она.
— Простите за опоздание. — Перри широко улыбнулся и зашел в комнату вслед за мной.
Я пожала руки пятидесятилетней чете, сидевшей по ту сторону нашего длинного стола красного дерева. Жена — высокая и худая, в желтом сарафане и большой соломенной шляпе. Муж соблюдал туристический дресс-код: шорты цвета хаки и шелковая рубашка в цветах.
Вместо того чтобы сесть рядом с матерью, так чтобы она с двух сторон была окружена своими детьми (она это любит), я уселась рядом с Перри. Обратиться ко мне она могла лишь через его голову или наклонившись вперед. Перри слегка похлопал меня по плечу. Это самое лучшее в моем брате: он умеет внушить уверенность в том, что все будет хорошо.
Мама вздохнула и хлопнула в ладоши:
— Нас прервали, и мне потребуется еще минута для медитации.
Вообще-то она не нуждалась в этой самой минуте, и этот тусклый свет, и свечи, и приглушенная камерная музыка ей тоже были не нужны. Мамин дар включается тогда, когда она этого хочет, и единственное, что от нее требуется, прислушаться к голосам. Однако клиентам нужен спектакль, и они его всегда получают.
Есть еще один маленький нюанс: мама не слышит голоса непрерывно — к счастью, надо сказать, иначе бы ей крышу снесло. Но вот к ней приходит клиент, она сосредотачивается на нем и может точно сказать, о чем он думает. Правда, это могут быть мысли текущей минуты. То есть если человек хочет скрыть что-то, он легко это сделает. Проверено на себе. Когда у меня в школе возникают проблемы и я считаю, что маме вовсе не обязательно влезать в мои дела, я специально думаю о чем-нибудь другом — о грязной, наполненной окурками пепельнице, например, — или представляю сцены из моих любимых ужастиков. Мать ни разу не подкопалась, а может, она просто махнула на меня рукой.
Она откашлялась и открыла глаза:
— Мистер Бингхем, вы мне не верите. Вы думаете о том, что вас тут надувают.
Мистер Бингхем кивнул:
— Да, вы правы, но это ничего не доказывает. Не сомневаюсь, что процентов восемьдесят тех, кто побывал у вас, уверены в том, что их надувают. Особенно мужчины, которых затаскивают сюда их жены. Мужчины… они более рациональны.
Перри толкнул меня под столом коленом, чтобы я не смотрела на клиента с явным скепсисом.
Мама повернулась к женщине:
— Миссис Бингхем, вы верите, но боитесь того, что мы скажем вам. Вы хотите знать, если вам суждено скоро умереть, скажем ли мы об этом.
Женщина аж задохнулась:
— Именно об этом я и думала!
— Легко догадаться, — проворчал Мистер Рациональность. — Восемьдесят процентов, которые приходят сюда, думают о том же.
— А знаете ли вы, что девяносто восемь процентов любых статистических данных — это случайная выборка? — глубокомысленно произнесла я.
Перри опять толкнул меня под столом, а мама метнула в меня взгляд, который запросто мог бы заморозить огонь.
— Вы правы, мистер Бингхем. Это самый распространенный вопрос, с которым приходят к нам. Правда же состоит в том, что мы никогда не скажем, умрете вы или нет, я имею в виду — в конкретное время, потому что, говоря откровенно, мы не можем видеть будущего.
— Да ну! Так вы признаете это! — Мужчина чуть со стула не соскочил. Можно было подумать, что он только что сделал открытие, как расщепить атом.
— Вы неправильно поняли, мистер Бингхем, — тихо и мягко произнес Перри. — Мы никогда не утверждали, что предсказываем будущее. Наши сеансы — нечто другое.
— Да? Ну и чем же вы тогда занимаетесь? — спросил мистер Бингхем.
— Мы трое можем многое узнать, — начала объяснять мама. — Я телепат, это значит, что я могу прочесть ваши мысли. Моя дочь — экстрасенс, когда она дотрагивается до ваших вещей, у нее возникают видения. Мой сын — медиум, и если есть духи, которые желают поговорить с вами, он услышит, а иногда и увидит их. Наши сеансы — это своего рода развлечение.
— Звучит неплохо, — воспрял мистер Бингхем.
— Дайте мне, пожалуйста, каждый по предмету, — попросила я чету и положила руки на стол ладонями вверх.
Точное название дара, которым я обладаю, психометрия ретрокогнитивного опыта. Воспоминания и выбросы энергии оставляют на материальных объектах отпечатки, и мне иногда удается снимать их — видеть или слышать в своем сознании. Самое удивительное в моем даре — непредсказуемость. Бывает, беру я в руки предмет, жду ответа — и ничего не происходит. А бывает и наоборот (реже, правда): я подолгу не могу отогнать видение от себя и в конечном счете чувствую себя совершенно измученной. Я не могу принудить свой дар работать по графику, и я не могу избавиться от него. С этим и живу.
Миссис Бингхем сняла одну из своих жемчужных сережек и положила ее на мою левую ладонь. Ее муж, немного подумав, протянул мобильный телефон. Я сжала предметы, закрыла глаза и сосредоточилась. Вспышки последовали сразу, и мне пришлось немного подождать, чтобы сложилась картинка.
— Вы купили эти сережки в каком-то особом месте. С ними связано какое-то особое состояние… — Я помедлила. — Магазин находился… в чем-то еще.
— Магазин «в чем-то еще»? Что это означает? — спросил муж.
— Дайте мне секунду. — Я сосредоточилась и нашла ответ: — Круизный корабль! Вы купили эти серьги на круизном корабле во время медового месяца. Они многое для вас значат.
Миссис Бингхем расцвела улыбкой:
— Правильно! — Затем она бросила взгляд на мужа: — А ты этого даже не помнишь.
Он пожал плечами:
— Ну, а обо мне? Хотите догадаюсь: вы думаете, что я кому-то звонил с этого телефона?
Он что, хочет сбить меня? Вряд ли у него получится. Я сфокусировала свою энергию на мобильнике и сразу кое-что увидела. Мистер Бингхем сидел, откинувшись назад, и казался слегка встревоженным. Он действительно боялся. Но я не могла сказать всё. Мама всегда повторяла нам, что плохие новости плохи и для бизнеса, поэтому надо сосредотачиваться на положительном.
— Вы… попали под увольнение и много раз пользовались этим телефоном для поисков новой работы, — сказала я. — Недавно вы получили отличное новое место, и эта поездка — чтобы отметить назначение.
Миссис Бингхем захлопала в ладоши, ее муж слегка кивнул. Я вернула им вещи.
— Теперь, — сказала мама, — если мы минуту помолчим, мой сын определит, с нами ли духи.
Если бы меня спросили, я бы сказала, что Перри проиграл в ту лотерею, где разыгрывались паранормальные дары. Его дар зависел от многих факторов и проявлялся далеко не всегда. Ему приходилось сосредоточиваться сильнее, чем нам с мамой, и сил он терял намного больше. Самое главное — ему требовалось присутствие духов. Но с духами не всегда можно договориться. Иногда они просто не являлись, и тогда клиент уходил разочарованным. Когда же духи все-таки давали о себе знать, Перри приходилось слушать речи мертвецов. Вы думаете, это приятно?
Брат закрыл глаза и несколько раз глубоко вдохнул через нос. Его грудь поднималась и опадала, но сам он оставался неподвижен. Через минуту Перри открыл глаза:
— Паула здесь, с нами.
Миссис Бингхем пронзительно вскрикнула:
— Мама! Мама здесь?
— Да, она говорит, что она ваша мать.
Мистер Бингхем возвел глаза к потолку и скрестил руки на своей бочкообразной груди:
— Докажите.
Перри склонил голову набок:
— Хорошо. Она говорит, что никогда не любила вас и сейчас не любит!
Лицо Бингхема побагровело. Миссис Бингхем захихикала:
— Точно. Мама никогда не любила тебя, милый, и ты это знаешь.
— Еще она говорит, — продолжил Перри, — что ей нравится ваша шляпа, миссис. Она напоминает ей ту, что всегда носила ваша бабушка.
На глазах женщины показались слезы.
— Поэтому я и купила ее! Когда я увидела ее в магазине, я вспомнила бабушку. — Ее лицо светилось. — Мама, бабушка с тобой?
Перри прислушался, потом передал:
— Она говорит — иногда, но не сейчас.
Я услышала, как дважды прозвонил колокольчик — дверь открылась и закрылась. Тот, кто зашел, не стал ждать своей очереди, как было указано в объявлении на стене, а прямиком направился к гостиной и громко постучал.
— Что за черт?
Мама ринулась к двери, и длинная юбка волчком закрутилась вокруг ее ног. Дверь она открыла рывком, что выдавало крайнюю степень раздражения.
— Милли?
Действительно, в проеме стояла Милли. Она была в одном из своих платьев из серии «дитя прерий», чулки под ее тощими коленками, как всегда, сбились. Милли живет в соседнем доме, таком же викторианском, как наш, но не столь ужасно раскрашенном. На первом этаже ее дома располагается антикварный магазинчик, который вполне преуспевает в летние месяцы. Милли — одна из тех благородных старушек, которые питаются скорее слухами, нежели обычной пищей. Несмотря на ее длинный язык, мы очень любим ее — прежде всего за то, что она принимает нас такими, какие мы есть, и присылает нам немало клиентов.
— Слава богу, вы здесь. У меня для вас новости! — Милли отодвинула мать и вошла.
— Милли, мы еще не закончили сеанс, — сообщила я ей.
— Это не может ждать, дорогая.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что это вопрос жизни и смерти? — насторожилась мама.
— Так оно и есть, — выпалила Милли. Потом она потрясла головой: — Нет, пожалуй, только смерти.
Я не была удивлена. Чтение утренних газет наша соседка начинает с колонки некрологов.
— Тогда продолжайте, — заявил Бингхем. — Но учтите, вы занимаете время, которое мы оплатили. Так что постарайтесь побыстрее.
Милли широко раскрыла глаза:
— Убийство в «Королевском дворе»…
— Что?! — вырвалось у меня.
Я была уверена, что Милли сообщит нам о каком-нибудь столетнем старичке, ее приятеле, который мирно почил во сне. Но чтобы убийство… Вот почему мы видели на дороге полицию и «скорую». Сердце громко застучало.
Перри вскочил. Его потусторонняя связь с матерью миссис Бингхем, без сомнения, прервалась.