— Эмма, хочешь сегодня после концерта остаться у меня ночевать? Мы завтра можем поспать, а потом пойдем гулять в каньон. Ну как?
— Отлично. Я согласна.
— Я сегодня услышала странный разговор. Я расскажу тебе, когда мы приедем ко мне.
— Ладно. Пойду спрошу маму.
Я размышляла. Оказывается, есть какие-то альбомы с фотографиями, которые мне нельзя смотреть. С тех пор как выяснилось, что я больна, родители ведут себя все более странно. Особенно мама.
— Миранда! Ты готова? Иди поешь? — позвала меня мама.
— Уже иду! — крикнула я, заканчивая укладывать вещи, и направилась на кухню.
Лорна приготовила мне суп, поскольку перед выступлением мне не следовало плотно наедаться. После концерта мы с Эммой, наверно, поедим пиццу.
Я молча ела, испытывая искушение расспросить маму, но не знала, с чего начать. Потом мама попросила Лорну отвезти меня, чтобы сама она могла не торопясь одеться и накраситься.
Для концерта наша студия арендовала на вечер небольшой зал в колледже. Там не было раздевалки, поэтому, когда я приехала, мисс Линард проводила меня в класс, где мы переодевались. Гримировались мы в дамской комнате. Все были возбуждены и нервничали. Мне было не по себе. Я решила сосредоточиться только на танце и ни о чем другом не думать.
Мисс Линард вывела нас на сцену, чтобы мы смогли к ней приспособиться. Каждый прошел свою партию. Стоя за кулисами в ожидании своей очереди, я слышала шум и смех в зале за закрытым занавесом. Я так волновалась, что едва помнила свои па.
Потом мы вернулись в класс и ждали, пока выступят младшие ученики, открывающие концерт. Наконец Питер постучал в дверь и, подражая мисс Линар, сказал: «По местам!»
Мы выбегаем и выстраиваемся за кулисами. Мисс Линард кивает. Звучит музыка. Выход Рейчел. Я считаю. Наконец моя очередь! Насколько я чувствую, все идет прекрасно. Мое тело движется в такт музыке. Теперь я знаю, что такое гнев злой королевы. Все остальные тоже танцуют слаженно. Никто ни разу не сбился. Зал замер. Полная тишина. Как будто время остановилось. Я танцую, я парю, я летаю... и вот все закончилось.
Гром аплодисментов. Делая реверанс, я вижу: весь зал на ногах.
Мисс Линард спешит на сцену и кланяется. Потом она выводит на сцену меня, Рейчел и Питера для отдельного поклона. Я краснею, но чувствую себя на седьмом небе. И тогда я думаю: если бы мне только знать, что когда-нибудь я смогу еще раз так же станцевать. Слезы катятся по лицу, и впервые с того дня, когда все это случилось, я испытываю жалость к себе.
Но я ненавижу это чувство! «Я буду сражаться! — говорю я себе. — Доктор Муллен говорит, что я могу выздороветь. То же самое говорят родители. Значит, я поправлюсь! Я не сдамся!»
Мы выбегаем со сцены, смеемся, болтаем, поздравляем друг друга. Быстро переодеваемся и бежим к родителям, они ждут нас в вестибюле. Там столпотворение. Все стараются перекричать один другого. Дети ищут родителей, которые их поздравляют. Ко мне подходят чьи-то папы и мамы, братья, сестры; все говорят, что я была великолепна. Я и раньше танцевала на разных концертах, и меня всегда хвалили, но сейчас — невероятный успех!
Папа приглашает всю группу поехать есть пиццу, и половина нашего класса, с родителями, соглашается. Мы отправляемся в ресторан «Калифорния Пицца». (Эмма с родителями тоже с нами.) Когда мы туда добираемся, для нас уже накрыты два больших стола в глубине зала.
Все шумят и веселятся. Я чувствую себя счастливой. Все должно быть хорошо, убеждаю я себя. Все будет хорошо.
Глава 6
Мои родители очень гордились мной. Впрочем, так было всегда. Невольно я задавалась вопросом, как бы они себя вели, если бы я провалилась. К счастью, отвечать на этот вопрос мне не пришлось. Когда мы приехали домой, я поблагодарила папу за то, что он устроил всем праздник, а потом мы с Эммой пошли в мою комнату.
Эмма не завидует моим балетным успехам, потому что у нее есть собственный талант — прекрасный голос. Она берет уроки вокала и мечтает стать оперной звездой. Сама она — хрупкая, с короткими каштановыми волосами и большими карими глазами — мало похожа на оперную певицу. Но голос у нее потрясающий.
— Ты была великолепна! — сказала мне Эмма, надевая пижаму.
— Тебе надо научиться танцевать, — ответила я (она уже не раз от меня это слышала). — Если ты будешь танцевать, да с твоим голосом — Бродвей окажется у твоих ног.
— Я начну учиться танцу, если ты согласишься брать уроки актерского мастерства. Я ведь знаю, ты мечтаешь об этом.
— И ты знаешь, как к этому относятся мои родители. В Калифорнии буквально все учатся актерскому мастерству. Папа с мамой говорят, что все учителя актеров годятся лишь для подготовки официанток, а они хотят для меня чего-то большего.
— Ты всегда обязана поступать так, как они тебе велят?
— Ну а как я, по-твоему, буду добираться на занятия, если мама не сможет меня отвозить?
— Тебе всего лишь придется дойти до ближайшей автобусной остановки.
— А чем я буду платить за уроки?
— Найдешь себе работу.
— Они ни за что не позволят мне работать. Сейчас, по их мнению, на первом месте для меня школа.
— Ты безнадежна! — воскликнула Эмма, бросая в меня подушку.
— Знаю, — вздохнула я, прижимая подушку к груди. — Ничего не могу с этим поделать... Слушай, — сказала я после минутного молчания, — тут у меня происходит что-то странное.
И я рассказала ей про фотографию и про разговор мамы с Лорной, который я услышала.
— Действительно странно, — согласилась Эмма. — Ты не устала?
— Ничуть.
— Отлично, тогда пойдем посмотрим твои альбомы с фотографиями. Те, которые от тебя не прячут. Может, найдем какие-нибудь другие снимки, которые не предназначены для тебя. А может, ты хочешь залезть в мамин запертый ящик?
— Нет, — скривилась я. — Да и зачем? Что она может прятать?
— Ну ты же знаешь родителей, — усмехнулась Эмма. — Они иногда придают значение совершеннейшей ерунде и пытаются «защитить» нас. Возможно, там и нет ничего такого.
— Наверно, ты права, — согласилась я.
— Пойдем. Спать все равно пока не хочется. Так хоть развлечемся.
Мама с папой беседовали на кухне. Мы взяли себе баночки с соком и запаслись попкорном.
— Смотрите кино? — спросил папа.
— Да, — ни минуты не колеблясь, ответила Эмма. Мы обе захихикали.
— Надеюсь, это кино не из тех, которые вам не следует смотреть? — спросила мама, бросая на нас подозрительный взгляд.
— Это мультяшка про Гуфи, — улыбнулась Эмма. — Мы пытаемся решить раз и навсегда, кто такой Гуфи.
— По-моему, это просто, — ответил папа. — Гуфи — это пес.
— Не уверена, мистер Мартин, — покачала головой Эмма. — Эта проблема требует научного исследования. Вдруг в лаборатории, где его создавали, произошла ошибка.
Папа улыбнулся, но мама резко встала и быстро вышла из кухни.
— Я сказала что-нибудь не то? — спросила Эмма.
— Нет-нет, — заверил ее папа. — Просто в последние дни у Линды сдали нервы, и она легко расстраивается.
— Спасибо, что напомнил, — сказала я, неожиданно расстроившись. — А то сегодня вечером я почти забыла о своих неприятностях.
Я опустилась на стул, чувствуя, как ощущение беды вновь навалилось на меня. Папа удивленно поднял брови. До сих пор я никогда не позволяла себе огрызаться на него.
Эмма взяла банку с соком и попкорн.
— Пойдем, Миранда.
Мы пришли в гостиную и закрыли за собой дверь.
— Ну и научилась же ты врать! — заметила я.
— Упражняться, упражняться и еще раз упражняться, — улыбнулась она.
На самом деле я знаю, Эмма не лгунья, не обманщица. Она врет лишь, разве что когда имеет дело с родителями, а это, по ее мнению, особый случай. «Я это делаю, только когда они становятся совсем уж невменяемы, — часто убеждает она меня. — Например, если они спрашивают, какой фильм я собираюсь смотреть. Они, наверно, думают, что я до сих пор должна обходиться диснеевскими мультиками!» Но при этом Эмма никогда не будет жульничать на экзамене и не соврет подруге. Иначе я бы просто не смогла с ней дружить.
Я достала альбомы, и мы начали их смотреть. Там было много трогательных детских фотографий: я на руках у мамы, я на руках у папы и тому подобное. Потом более поздние снимки: я уже старше, наши путешествия, я верхом на лошади, я впервые участвую в концерте...
— О! Посмотри! — воскликнула Эмма. — Это мы впервые снялись вместе. На моем дне рождения. Мне тогда исполнилось 9 лет. Помнишь? В тот год у нас в школе работал мистер Кук, и мы подружились, потому что он нам обеим симпатизировал и давал различные совместные поручения... Однако пока я не вижу ничего странного. Никаких комбинезонов или что-то еще...
— Кстати, ты не помнишь, я хоть раз надевала комбинезон?
— Не припомню.
— Вот именно. Но дело даже не в этом. А в том, что я слышала. Как они были расстроены! Не понимаю, почему они решили спрятать от меня те, другие альбомы. Мама, по-моему, прямо на шесте придумала всю ту историю про фотографа. Я никогда не видела, чтобы она говорила неправду, но, судя по всему, это был первый раз, когда она солгала. Она аж покраснела.
— Так давай выясним, в чем дело.
— Что ты имеешь в виду?
— Посмотрим другие альбомы.
— Эмма!
— Но ведь сами они не хотят тебе говорить. Ты же спрашивала. Ты дала маме шанс быть честной с тобой. А судя по тому, что ты рассказала, она этот шанс упустила. Поэтому ты должна сама все выяснить. В конце концов, это касается тебя.
— Но Лорна сказала, что запрет альбомы в ящик, — возразила я.
— А где твоя мама хранит ключ?
— Не знаю.
— Тогда нам придется обыскать ее комнату.
— Ты что?! Я не могу! Она убьет меня, если узнает. И она никогда не проверяет мою комнату. Короче, этого нельзя делать.
— Ты же ни разу не врала ей, — настаивала Эмма. — Твои родители явно этого не ценят. Подумать только, подросток, который никогда не обманывает родителей! Да они должны дать тебе медаль!