Детей с собой в море не беру — малы ещё. Но со мной всегда мои помощники. Обученные, натренированные, запрограммированные. Но говорить — не говорят. Они прекрасно делают все подводные работы. Морская вода, морской соляной ветер разъедают любой материал, даже металл. Вот потому-то я для восполнения своих запасов регулярно посещаю капустное поле. Довольно-таки долгое время уже я никого из программёров здесь, в Узловом, не встречаю, не вижу. Выловили всех, что ли?
Частенько ухожу в море, рыбалю. Если для души, то леску самодура распускаю. А вот когда нужен большой улов, то пара моих помощников с сетью под водой замирает. А четыре-пять других гонит к ним косяк рыбы.
Видели вы, как тюлени гонят сельдь? Встанут в цепочку и гонят к берегу. Испуганная рыба неудержимо мчится плотной массой, выпирает передних рыбин, и те тугим сверкающим валом с плесками катятся впереди всех и становятся лёгкой добычей пикирующих на них чаек и бакланов.
И мои подопечные не хуже тюленей разбираются с рыбой.
Вот на днях я был в море. Я обычно ухожу за острова, на открытую воду. Встретилась мне там дора, низкосидящая. Значит, нагружена под завязку. Незнакомая мне дора, и из команды только чужие лица видны. Крикнули мне с борта, каким проливом им обойти большой остров?
Я ответил им, чего не ответить:
— Всё равно, но надо подождать прилива. В обоих проливах есть узкости, и пройти их можно будет спокойно при большой воде.
Дора же пошла дальше. Прошло минут десять и вдруг слышу крики. Вижу, дора — на боку. Не стали, значит, они дожидаться большой воды. Своим ребятам я приказал самостоятельно под водой к сараю возвращаться. Подошёл я к доре, подобрал людей. Смотрю — у доры уже только мачта из воды торчит.
Спасённые из экипажа доры говорят, что на судне был ценный груз — мешки с янтарём.
Видел потом инкассаторскую машину в посёлке. Пассажиры машины вели разговоры, где бы, в каком доме водолазов разместить.
Для себя решил: подниму несколько мешков янтаря; спрячу добычу в лесу, потом найду покупателя. Иначе водолазы прибудут, груз поднимут и из-под носа уведут.
Короче, ночью вышел я с четырьмя андроидами в рейс. Программу проверил и остался доволен — справятся, отключил лишь у них речь, чтобы не болтали.
Ночи сейчас светлые. Местоположение утонувшей доры я заметил. Спустились мои четыре андроида. Недолго ждал. Смотрю — поднимаются. Каждая пара с мешком. Беленькие такие, чистенькие мешочки. Туго набитые. Набиты под завязку. Мешки подают мне, а я принимаю. Тяжелее-е-е-енные! Вдруг вижу, из глубины, вслед за моими, поднимаются ещё шесть роботов. Откуда они тут? Я роботов сразу узнаю— причёски у всех рыжеватые и волос у них не живой. А эти ещё в форме и с погонами. «Рвать когти пора. От греха — подальше», — думаю. Живо хватаюсь за канат, чтоб якорь поднять. Тащу якорь, а вместе с ним седьмой андроид показался — в форме шерифа. Одной рукой за канат держится. Пистолет в другой руке и в ней же клеёнка с текстом. Ну, не читая, могу сказать, что там: «арестовать», «обыскать», «конфисковать»…
«Залип я. Впервые в жизни залип», — промелькнуло.
И слышу я от шерифа такие слова.
— Ну что, Макс? Финита! Здорово мы тебя купили? Подсунули тебе «Жанетту», «затонувшую» на твоих глазах. Потом завели пластинку, что много богатств утонуло. Ты и клюнул.
— А почему на «ты», шериф? Где уважение к личности? — только и оставалось мне сказать.
— Извините, Макс. Спешка. Всё впопыхах. Что-нибудь да упустишь! — шериф говорил и широко улыбался при этом. — Ну, вот и поймали мы последнего в округе вора — программёра. — Д-о-о-о-лго же мы за тобой охотились, Макс! ТМ
Борис БЫЧКОВ
Лебединые слёзы
техника — молодёжи || № 01 (1006) 2017
В этой большой стае лебедей-кликунов таким непререкаемым авторитетом и любовью пользовались только она одна да вожак. Но и то он очень часто, смирив гордость, советовался с ней. Немудрено. Ведь она— единственная из стаи — с отличием закончила Великую Арктическую Академию. Ректор — Мудрая Полярная Сова лично вручила ей Большую Золотую медаль Диксона, Почётный диплом Кита и великолепное серебряное перо, которое лебёдушка бережно хранила в своём оперении. Каждый раз, когда кликуны при перелёте в тёплые края или возвращаясь на родной Север, останавливались передохнуть на берегах Большого Ожерельевого озера, — лебёдушка отправлялась в полуразрушенный замок, где обнаружила большое собрание старинных книг. Академическое образование позволяло ей не только владеть языками птиц и зверей, но и после упорных трудов свободно читать и понимать язык людей.
Полученными знаниями она охотно делилась со всей стаей и, конечно, в первую очередь с любопытной молодёжью, что особенно поощрял старый вожак, который отлично понимал всю важность образования в наше время. Её возвращения из библиотеки замка всегда ждали с огромным нетерпением, потому что всякий раз она обязательно рассказывала что-нибудь интересное всей стае. Послушать эти истории приплывали из соседних озёр (с Большим Ожерельевым их соединяли многочисленные протоки) и самые малые из лебедей — тундровые, и даже замкнутые, малообщительные, но по общему признанию самые изящные в мире, с грациозно изогнутыми шеями (в виде латинской буквы S) лебеди-шипуны. Вот и сегодня, когда она только подплывала к месту отдыха, уже издалека заметила, что её ждут все члены стаи и многочисленные гости. Всем было интересно, о чём будут рассказы, перешёптывались и ожидали целую россыпь познавательных историй и новостей.
— Чем удивите и порадуете нас? — поинтересовался Вожак. — Я, помнится, просил подготовить доклад о нашем лебедином народе. Тем более, что сегодня здесь все представители разных пород.
— Всё не так очевидно, — отвечала учёная красавица. — Собравшиеся представляют лишь половину.
— Как же так? — заволновались лебеди, а у самых чувствительных из них даже выступили слёзы.
— Не плачьте, братья и сёстры! За тысячелетия, что мы гнездимся в стране Суоми и прекрасной Карелии, наших излюбленных местах гнездования, — мы уже наполнили слезами 10 тысяч озёр…Миллионы лет назад, когда суша на планете была единым целым и называлась Гондваной, — мы были единой стаей.
Но затем случилось так, что Праконтинент разошёлся на несколько материков, — разделилась и великая лебединая стая. Наши предки остались в Евразии, сохранив свой первоначальный — белый — окрас. Но целые породы, после Великого расхождения, оказались на разных материках, разделённые гигантскими водными просторами океанов. Так в Австралии появились чёрные лебеди, в Южной Америке— черношейные, а в Северной— самые близкие наши собратья— лебеди-трубачи, они такие же белые, но с чёрным клювом (именно благодаря трубачам, их горестному хрипловатому гортанному голосу возникла прекрасная трагическая легенда о «последней лебединой песне»). Удивительно, но наши тундровые живут и на евразийском материке, и в лесотундре Канады, и на Аляске, за что на американской земле их считают исконно американскими.
Именно тогда, когда разошлись матери-юг, мы заплакали в первый раз, горько сожалея о том, что разделилась и наша Великая стая. Лебединый народ очень чувствителен. Мы плачем от несправедливости, из сочувствия, проливаем слёзы в момент расставания или от радостной встречи. При этом наши слёзы обладают удивительной особенностью: достигая земли, они превращаются в великолепные цветы — белоснежные кувшинки.
В старинном фолианте я прочла, что когда мы улетаем на Юг при наступлении холодов, то теряем перья (кто от холода, кто от горечи расставания с родной землёй). Вот они, опускаясь на воду, превращаются в прекрасные белые кувшинки.
— А жёлтые и фиолетовые откуда берутся? — полюбопытствовал кто-то из стаи.
— Жёлтые из пёрышек уток — их тоже охватывает тоска от предстоящей долгой разлуки с отчим гнездом, фиолетовые— из перьев селезней. А самые крупные водяные цветы рождаются из слёз перелётных птиц — ведь никто не знает, сможет ли он вернуться из опасного путешествия.
— Скажите, многоуважаемая, значит и цвет слёз у всех разный? Возможно, даже наши далёкие австралийские или американские родственники плачут чёрными слезами? — поинтересовался кто-то из молодёжи.
— О, нет, — отвечала учёная лебёдушка. — Цвет слёз у нас одинаково хрустально-прозрачный. А вот цветы от разных птиц — несравнимо разные.
Из наших слёз, как я уже говорила, получаются лилейно-белые кувшинки. Крупные слёзы перелётных гусей на озёрной глади оборачиваются кувшинками гридеперливого окраса — это бело-серый с жемчужным отливом. А из пёрышек и слёз наших чёрно-окрашенных собратьев и сестриц, так как они обитают в жарких краях и маршруты их часто проходят над тропическими лесами, душными болотами, — на земле вырастают такие экзотические, редкие цветы, как загадочные чёрные орхидеи, роскошные огромные каллы, великолепные чёрные ирисы, гиацинты, петунии и даже удивительный — просто царственный красавец — гладиолус сорта «эбони бьюти» — «прекрасный чёрный».
— А как мы можем увидеть эти редкости?
— Увы! В нашей местности они не встречаются. Разве только в ботанических садах и дендрариумах.
Правда, я надеюсь, что наш вожак, так любящий путешествовать, когда-нибудь рискнёт повести стаю в дальние неизведанные страны. И вероятнее всего, что навстречу приключениям первыми отправитесь вы — молодые прекрасные Лебеди. Мы, старшее поколение, пожелаем доброго пути. И я уверена, что вы непременно осилите дорогу. Потому что молоды, полны сил и уверенности. К тому же молодость всегда бесстрашна и удачлива. Мечтайте, дерзайте, и всё получится. Я знаю… ТМ
Услышал разговоры лебединой стаи и перевёл на язык людей
Валерий ГВОЗДЕЙ
Без тары
техника — молодёжи || № 01 (1006) 2017
Ноэр по другую сторону игорного стола произнёс сквозь зубы длинную фразу Я чуть не поперхнулся.